– Но я думал, что, может быть, когда ты узнаешь Флинн… ладно. Я слишком расфантазировался насчет Бостона. Наивно думать, что все мы сможем ужиться под одной крышей.
– Да, – сказала Анна.
– Поппи стала совсем дерганой за последние три года. Мы переезжали с места на место, но она нигде не была счастлива. Она самая большая любовь в моей жизни. Только я уже не знаю, что делать.
– Вы разводитесь, – сказала Анна. Он покачал головой:
– Нет. Я никогда с ней не разведусь. И всегда приму ее, когда бы она ни вернулась. Я всегда позволял ей возвращаться обратно, с того самого времени, как увез ее. – Улыбка скользнула по его губам. – Я ставил Поппи перед выбором: я или наркотики. Муж и ребенок или героин. В итоге мы с Флинн всегда проигрывали. Она завязывала на время, а затем начинала снова. Ей было недостаточно нашей дочери. И потом я понял, что Поппи никогда ничего не будет достаточно.
Анна представила дочь на какой-нибудь темной глухой аллее с грязным шприцем в руке, где пахло болезнями, потом, давно не мытыми телами и грязной одеждой. Яркие, болезненно-желтые от героина солнечные лучи поднимались перед ее глазами.
– На самом деле я не понимаю, – она отодвинула нетронутую тарелку. – Не понимаю, как можно отречься от своего ребенка. Как могла Поипи повернуться спиной к собственной дочери? Какие наркотики могут такое сотворить? Какое вещество может оказаться важнее ребенка? – Анна не отводила тяжелого взгляда от женщин за соседним столиком; они вели себя все более шумно и крикливо. Одна из них просто сводила Анну с ума, блондинка с большой грудью и смехом, похожим на крик осла. Самая непривлекательная из всей компании. Ее узкое платье с тропическими птицами и цветами колыхалось вместе со складками жира. Она посматривала на Марвина слишком часто и слишком пристально. Взгляд Анны заставил ее наконец смутиться.
– Пойми, я пытаюсь думать только о Флинн. Поппи никогда не бросит эту привычку – она сидит на наркотиках с пятнадцати лет. Сейчас, когда Флинн взрослеет, больше всего ей нужна стабильность. Мои родители умерли, ты и я – ее единственные родственники. И ты – самый близкий человек, который может заменить настоящую мать.
Внимание Анны опять вернулось к разговору.
– Поппи – наркоманка с пятнадцати лет? – Анна воскресила в памяти свои летние поездки в спортивный лагерь, Поппи со скобками на зубах и угрюмым подростковым молчанием. В пятнадцать лет она была в спортивном лагере. Должно быть, Марвин ошибается. Но какая сейчас разница? – Нет, Марвин, со мной этого не выйдет. Ну а ты сам? Что мешает тебе успешно воспитывать ее одному? Много мужчин воспитывают детей сами.
– Я и делаю это. Вполне успешно. Флинн для меня все. Но ей нужно больше, чем только я. Во время этой чертовой, отвратительной поездки с Аляски я понял, что Поппи собирается сделать. Она хотела отдать тебе Флинн на временное попечительство. Чтобы ты официально стала опекуном Флинн, пока мы с Поппи не решили бы все наши проблемы. Наш брак. Ее тяга к наркотикам. Но это все иллюзия. У меня не получилось помочь Поппи, а Флинн моя дочь. Нелепо думать, что я брошу свою дочь даже на время. И такой ребенок, как Флинн… – Он отвернулся и начал скручивать еще одну сигарету.
Анна поймала взгляд официанта и, когда тот подошел, протянула ему десятидолларовую банкноту:
– Пожалуйста, принесите мне сигарет. Любых, только не ментоловых. Сдачу оставьте.
– Конечно, – сказал он. – Позвольте спросить, вам не поправилась еда?
Ни она, ни Марвин не притронулись к своим тарелкам.
– Нет. Все в порядке. Мы просто медленно едим.
– Послушай, я художник, это означает жизнь более стабильную, чем у наркомана, но не слишком. Я много путешествовал, я менял работу. Флинн не знает, что такое постоянство или устойчивость. Такому ребенку, как Флинн, нужно агентство защиты детей вместо папы и мама, которая работает воспитателем в детском саду.
– Ты постоянно употребляешь выражение «ребенку, как Флинн». Что это значит? Ты говоришь так, словно она не такая, как все.
– У Флинн очень богатое воображение.
– Ну, – сказала Анна, – вряд ли это самая худшая проблема. Если у ребенка богатое воображение, это еще не значит, что он при смерти.
– Я не уверен, – тихо сказал зять. – Все говорят: «Конечно, у моего ребенка богатое воображение». Но даже представить себе не могут, что это такое. Для них богатое воображение означает, что ребенок разговаривает с куклами или притворяется, что он сам кукла. Флинн думает, что разговаривает с умершими людьми, и верит в переселение душ. Она видит вещи, которых не существует, и слышит то, чего не слышат другие, и при этом убеждена, что все это абсолютно реально.
– Ну, в этом нет ничего выходящего за рамки нормы.
– Поверь мне, Анна. Иногда она пугает. Мне нужно работать… это не может хорошо на ней отражаться. Я не спал трое суток, думая о том, что будет лучше для моей дочери. И я отдаю нас обоих на твою милость. Я не хотел переезжать в Бостон, но перееду. Если это будет означать, что ты войдешь в нашу жизнь, я сделаю что угодно.
– Конечно, я не возражаю против вашего переезда. И мне не трудно поближе познакомиться с внучкой. Но боюсь, я не вполне понимаю, чего именно ты хочешь. Я не смогу стать Флинн матерью.
– Я прошу тебя о помощи, – проговорил Марвин.
– Тебе нужны деньги?
– Нет, – резко сказал он. – Мне нужно твое присутствие.
– Ты хочешь, чтобы я полюбила девочку, как мать. Но это невозможно. Я буду ее бабушкой, но не собираюсь растить ее. Я не могу. И я не хочу, чтобы Флинн жила со мной. Я всегда буду вам рада, но если вы переедете сюда, то вам придется найти себе собственное жилье.
Марвин казался удивленным, будто ожидал, что Анна придет в восторг от перспективы совместной жизни с внучкой.
– Ты можешь просто подумать об этом позже. Посмотрим, насколько комфортно вам будет вдвоем. И в какой степени ты сама захочешь принимать участие в ее воспитании, в конце концов.
Но ей не нужно было об этом думать. Она не хотела, чтобы они жили здесь. С чего бы ей хотеть этого? Прошло много лет. Она была уверена, что похоронила прошлое, и теперь оно возвращалось к ней, словно ужасная кара. Она прошла через материнство, она выстроила какие-то отношения с Поппи – какие смогла. И она забыла об этом, когда Поппи ушла. А сейчас этот ублюдок Марвин, который сначала увез ее дочь, а потом не смог привезти ее, как обещал, хотел, чтобы все началось сначала. Чтобы снова все повторилось.
– Ты ожидал, что я встречу вас с распростертыми объятиями?
Он вздохнул и разлил остатки вина по бокалам:
– Я думал, что годы могли немного смягчить тебя. Может быть, я надеялся, что ты простишь нас с Поппи.
Анна покачала головой:
– Нет. Никакого прощения. Я не склонна к жалости.
– Достаточно честно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Да, – сказала Анна.
– Поппи стала совсем дерганой за последние три года. Мы переезжали с места на место, но она нигде не была счастлива. Она самая большая любовь в моей жизни. Только я уже не знаю, что делать.
– Вы разводитесь, – сказала Анна. Он покачал головой:
– Нет. Я никогда с ней не разведусь. И всегда приму ее, когда бы она ни вернулась. Я всегда позволял ей возвращаться обратно, с того самого времени, как увез ее. – Улыбка скользнула по его губам. – Я ставил Поппи перед выбором: я или наркотики. Муж и ребенок или героин. В итоге мы с Флинн всегда проигрывали. Она завязывала на время, а затем начинала снова. Ей было недостаточно нашей дочери. И потом я понял, что Поппи никогда ничего не будет достаточно.
Анна представила дочь на какой-нибудь темной глухой аллее с грязным шприцем в руке, где пахло болезнями, потом, давно не мытыми телами и грязной одеждой. Яркие, болезненно-желтые от героина солнечные лучи поднимались перед ее глазами.
– На самом деле я не понимаю, – она отодвинула нетронутую тарелку. – Не понимаю, как можно отречься от своего ребенка. Как могла Поипи повернуться спиной к собственной дочери? Какие наркотики могут такое сотворить? Какое вещество может оказаться важнее ребенка? – Анна не отводила тяжелого взгляда от женщин за соседним столиком; они вели себя все более шумно и крикливо. Одна из них просто сводила Анну с ума, блондинка с большой грудью и смехом, похожим на крик осла. Самая непривлекательная из всей компании. Ее узкое платье с тропическими птицами и цветами колыхалось вместе со складками жира. Она посматривала на Марвина слишком часто и слишком пристально. Взгляд Анны заставил ее наконец смутиться.
– Пойми, я пытаюсь думать только о Флинн. Поппи никогда не бросит эту привычку – она сидит на наркотиках с пятнадцати лет. Сейчас, когда Флинн взрослеет, больше всего ей нужна стабильность. Мои родители умерли, ты и я – ее единственные родственники. И ты – самый близкий человек, который может заменить настоящую мать.
Внимание Анны опять вернулось к разговору.
– Поппи – наркоманка с пятнадцати лет? – Анна воскресила в памяти свои летние поездки в спортивный лагерь, Поппи со скобками на зубах и угрюмым подростковым молчанием. В пятнадцать лет она была в спортивном лагере. Должно быть, Марвин ошибается. Но какая сейчас разница? – Нет, Марвин, со мной этого не выйдет. Ну а ты сам? Что мешает тебе успешно воспитывать ее одному? Много мужчин воспитывают детей сами.
– Я и делаю это. Вполне успешно. Флинн для меня все. Но ей нужно больше, чем только я. Во время этой чертовой, отвратительной поездки с Аляски я понял, что Поппи собирается сделать. Она хотела отдать тебе Флинн на временное попечительство. Чтобы ты официально стала опекуном Флинн, пока мы с Поппи не решили бы все наши проблемы. Наш брак. Ее тяга к наркотикам. Но это все иллюзия. У меня не получилось помочь Поппи, а Флинн моя дочь. Нелепо думать, что я брошу свою дочь даже на время. И такой ребенок, как Флинн… – Он отвернулся и начал скручивать еще одну сигарету.
Анна поймала взгляд официанта и, когда тот подошел, протянула ему десятидолларовую банкноту:
– Пожалуйста, принесите мне сигарет. Любых, только не ментоловых. Сдачу оставьте.
– Конечно, – сказал он. – Позвольте спросить, вам не поправилась еда?
Ни она, ни Марвин не притронулись к своим тарелкам.
– Нет. Все в порядке. Мы просто медленно едим.
– Послушай, я художник, это означает жизнь более стабильную, чем у наркомана, но не слишком. Я много путешествовал, я менял работу. Флинн не знает, что такое постоянство или устойчивость. Такому ребенку, как Флинн, нужно агентство защиты детей вместо папы и мама, которая работает воспитателем в детском саду.
– Ты постоянно употребляешь выражение «ребенку, как Флинн». Что это значит? Ты говоришь так, словно она не такая, как все.
– У Флинн очень богатое воображение.
– Ну, – сказала Анна, – вряд ли это самая худшая проблема. Если у ребенка богатое воображение, это еще не значит, что он при смерти.
– Я не уверен, – тихо сказал зять. – Все говорят: «Конечно, у моего ребенка богатое воображение». Но даже представить себе не могут, что это такое. Для них богатое воображение означает, что ребенок разговаривает с куклами или притворяется, что он сам кукла. Флинн думает, что разговаривает с умершими людьми, и верит в переселение душ. Она видит вещи, которых не существует, и слышит то, чего не слышат другие, и при этом убеждена, что все это абсолютно реально.
– Ну, в этом нет ничего выходящего за рамки нормы.
– Поверь мне, Анна. Иногда она пугает. Мне нужно работать… это не может хорошо на ней отражаться. Я не спал трое суток, думая о том, что будет лучше для моей дочери. И я отдаю нас обоих на твою милость. Я не хотел переезжать в Бостон, но перееду. Если это будет означать, что ты войдешь в нашу жизнь, я сделаю что угодно.
– Конечно, я не возражаю против вашего переезда. И мне не трудно поближе познакомиться с внучкой. Но боюсь, я не вполне понимаю, чего именно ты хочешь. Я не смогу стать Флинн матерью.
– Я прошу тебя о помощи, – проговорил Марвин.
– Тебе нужны деньги?
– Нет, – резко сказал он. – Мне нужно твое присутствие.
– Ты хочешь, чтобы я полюбила девочку, как мать. Но это невозможно. Я буду ее бабушкой, но не собираюсь растить ее. Я не могу. И я не хочу, чтобы Флинн жила со мной. Я всегда буду вам рада, но если вы переедете сюда, то вам придется найти себе собственное жилье.
Марвин казался удивленным, будто ожидал, что Анна придет в восторг от перспективы совместной жизни с внучкой.
– Ты можешь просто подумать об этом позже. Посмотрим, насколько комфортно вам будет вдвоем. И в какой степени ты сама захочешь принимать участие в ее воспитании, в конце концов.
Но ей не нужно было об этом думать. Она не хотела, чтобы они жили здесь. С чего бы ей хотеть этого? Прошло много лет. Она была уверена, что похоронила прошлое, и теперь оно возвращалось к ней, словно ужасная кара. Она прошла через материнство, она выстроила какие-то отношения с Поппи – какие смогла. И она забыла об этом, когда Поппи ушла. А сейчас этот ублюдок Марвин, который сначала увез ее дочь, а потом не смог привезти ее, как обещал, хотел, чтобы все началось сначала. Чтобы снова все повторилось.
– Ты ожидал, что я встречу вас с распростертыми объятиями?
Он вздохнул и разлил остатки вина по бокалам:
– Я думал, что годы могли немного смягчить тебя. Может быть, я надеялся, что ты простишь нас с Поппи.
Анна покачала головой:
– Нет. Никакого прощения. Я не склонна к жалости.
– Достаточно честно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101