— Извините за опоздание. Меня задержали. Нет, на этот раз не пациенты. В одном из домов, куда меня вызывали, я встретил летчика по фамилии Смитсон, Алан Смитсон, который прилетел сюда на своем самолете. Твой приятель, старина, — добавил Рекс, повернувшись к племяннику.
Озабоченное лицо мальчика прояснилось при появлении дяди Рекса. Груз ответственности свалился с его хрупких плеч. Он весь засветился, воскликнув:
— Тот самый пилот! Он еще здесь?
— Пока здесь — еще несколько дней. Мы долго беседовали. О полетах и тому подобном.
Рекс подвинулся к сияющему серебру королевы Анны на низком чайном столике, за которым Джой разговаривала с длинным и тощим брюнетом в белом костюме. «Должно быть, это Форд», — решил Рекс.
Взгляды мужчин встретились. Рекс сказал:
— Джой, Смитсон просил передать тебе свои извинения: он собирался к нам с визитом, но что-то ему помешало. Вероятно, придет позже. Он долго извинялся, что напугал нас в ту ночь, когда мальчик не вернулся домой вовремя.
Внезапного упоминания о той ночи было достаточно, чтобы краска вновь залила лицо девушки. Но она посмотрела так, словно только что заметила возвращение Рекса. (Он же понял это так: она оживлена, щеки пылают. Вспомнилась фраза из военных времен: «Она вся, как заводная», и подумалось, что причина этому — Джеффри Форд.)
— А вот и мой муж! Рекс, это — мистер Джеффри Форд!
— Здравствуйте. Как вы поживаете? Мило с вашей стороны заглянуть к нам, — проговорил гостеприимный Рекс довольно безразличным тоном.
— Здравствуйте, благодарю вас, доктор Траверс, — улыбнулся Джеффри, опять полный мальчишеского очарования. — Я целую вечность мечтал с вами познакомиться.
Глубокая антипатия пролегла между мужчинами еще до того, как они пожали друг другу руки. Они принадлежали к противоположным типам людей, которые пробуждают друг в друге обоюдную неприязнь, даже если в этом не замешана женщина. А в данном случае каждый из них заранее испытывал ревность к другому, мужскую ревность — силу более неистовую, яростную, всепоглощающую, чем ревность женская. Мужчина, возбужденный оскорбленным чувством собственности, предрассудками, воображением, делает ревность жизненным принципом и готов на все, вплоть до международного скандала, лишь на том основании, что ему предпочитают или могут предпочесть другого. «О боги, и за этого типа она вышла замуж, — думал романист, незаметно, но внимательно и критически рассматривая соперника. — Крупный, модно одет, широкоплечий, светловолосый. Эти ровные белые зубы, в два счета расправляющиеся с сандвичами, эти правдивые глубоко посаженные глаза, похожие на осколки голубого камня, в которых ничего нельзя прочесть. Может быть, там и читать нечего?»
— Все пили чай, кроме меня. Прекрасно, — сказал Траверс, поворачиваясь к алтарю английского очага — чайному столу.
Джеффри весь превратился в слух. Тон, которым Рекс обратился к Джой (осталась ли у нее хоть капля чая), был весьма любезным, ничем не выдающим себя. Таким же точно тоном Джой ответила:
— Не пей эти остатки, я заварила свежий.
Джеффри подумал: «Они не смотрят друг на друга. То ли потому, что не хотят, то ли, наоборот, потому, что очень хотят? Почему она выбрала именно этого мужчину?»
Вокруг него шла светская беседа… Внутри роились мысли. «Может быть, лишь для того, чтобы выйти замуж? — думал Джеффри. — За любого, кто может надеть на эту мягкую ручку бриллианты, золото, платину и создать для нее уютный домашний очаг? Или просто женщина, однажды оставленная возлюбленным, затем предпочитает человека, совершенно на него не похожего? После нашего неудавшегося романа Джой никогда больше даже не посмотрит на писателя… Однако возможно ли, — размышлял романист, — чтобы она любила это здоровенное белобрысое животное?»
Рекс тоже, играя роль любезного хозяина, задавал себе вопрос: «Как могла Джой, с ее умом и вкусом, быть влюбленной в этого длинного веретенообразного позера? А эта манера сутулиться? А эти повадки художника по интерьеру?»
Во всяком случае, она была помолвлена с ним. Не похоже, чтобы Рекс забыл это. Разве он не видел яркого зарева там, где сейчас его собственные бриллианты сардонически подмигивают? Рекс, стиснув зубы, посмотрел фактам в лицо: Джой была возлюбленной Форда, но никогда не принадлежала Траверсу. Правда, она расторгла помолвку…
«Но стоило ему вернуться, как она дрожит от волнения и восторга», — думал Рекс, ослепленный ревностью.
Столь разумный во всем остальном, он не понимал, что Джой трепетала от волнения, думая лишь об одном человеке.
(«Рекс, Рекс, Рекс…»)
Мужская ярость мешала ему понять, что все казалось ей потускневшим и ненужным, кроме него — такого независимого, такого сильного, безрассудно смелого, большого, красивого и любимого. О, она шла навстречу своему настоящему мужу, который никак не хотел этого видеть.
Есть люди, с которыми просто интересно жить: они на все накладывают отпечаток своей личности. Рекс был именно таким. Он вошел в самую суть ее жизни. Их совместные трапезы и каждое новое знакомство, каждое происшествие, каждая радость или печаль, каждая тревога (например, о мальчике), их сдержанные ласки и взгляды и теперь эта страшная перемена — все это составило звенья цепи, прочно связывавшей их; но, в сущности, жена осталась для него столь же таинственной, что и в день первой встречи, когда он нанимал себе нового секретаря — мисс Харрисон.
Уже два дня Джой была почти уверена, что правильно понимает молодой блеск его глаз и изменившееся прикосновение губ. И каждый час отныне для Джой был отмечен надеждой.
«Он любит меня, так же как и я его. Скоро он изменит все в нашей жизни. Это носится в воздухе — подобно приближающейся грозе. Гром грянет, когда Рекс увидит здесь другого мужчину, за которого я собиралась выйти замуж. Он поймет, что Джеффри ничего сейчас для меня не значит, но как он отнесется к тому, что этот человек в моей жизни был?» Джой, имеющая не по годам малый опыт в сердечных делах, ждала (невиновная) грозы. Мужчина, за которым она наблюдала, закончил пить чай, уничтожил последний сандвич с огурцами и поставил чашку на стол. После чего с невозмутимым видом вытащил из кармана сигареты.
2
— Не хотите закурить, мистер Форд?
В гостиной предлагались сигареты всех сортов: египетские в китайской вазе, американские «Кэмел» и всякие другие. Джеффри уже курил, но Траверс протянул ему свой портсигар. Возможно, сработала фантазия романиста, но Джеффри показалось, что это было сделано с подтекстом.
— О, благодарю вас, — сказал Джеффри, гася дымящуюся сигарету в чайном блюдце, беря сигарету Рекса и прикуривая. Ему казалось, что за всем этим кроется глубокий смысл, тонкая аллегория. Примерно так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84