Его буквально тошнит от нее.
А вот и закрывшийся недавно мексиканский ресторан. Гигантское сомбреро покосилось и покачивается на ветру. Эдди тормозит, а через пару минут появляется Винсент.
Энни вылезает из машины, решительным шагом направляется к Винсенту. Тот опускает стекло, хочет что-то сказать, но Энни мотает головой и прижимает палец к губам. Потом показывает себе на грудь.
Мало того, она оглядывается, смотрит назад — нет ли машин. Но на шоссе пусто.
Тогда Энни расстегивает блузку и показывает, что между грудей у нее прикреплен микрофончик.
Она под колпаком! Это ловушка!
Эдди лихорадочно пытается вспомнить, не наговорил ли он чего лишнего в машине. Потом вспоминает, как Энни заткнула ему рот, не дала засветиться.
Энни оборачивается к нему и протягивает записку:
“Эдди, не говорите ни слова. Поезжайте вперед, катайтесь где хотите в течение получаса, потом заберете меня отсюда”.
Очень осторожно она извлекает из-под мышки передатчик, прикрепленный к нему провод, потом микрофон. Винсент наблюдает с легкой улыбкой. Подслушивающее устройство Энни аккуратно кладет на сиденье рядом с Эдди, потом закрывает дверцу и садится в “рейнджровер” к Винсенту.
Ну Винсент, ну дает, думает Эдди. Никогда ни в чем не ошибается. И как ему только удается так заарканивать баб?
Винсент подмигивает Эдди, трогает с места. Эдди смотрит “рейнджроверу” вслед.
Учитель спрашивает:
— Что вы о них думаете?
— О ком?
— О ваших защитниках, о полицейских.
— У них против вас нет ни единой улики.
— Но ведь они хотят вас защитить.
Винсент сворачивает на узкую проселочную дорогу, они едут мимо лугов, усыпанных осенними цветами. “Рейнджровер” останавливается.
— Они ни на что не способны, — говорит Энни. — Обычные бездарные бюрократы. Меня от них с души воротит. Больше всего меня раздражает их слабость.
Вдвоем они идут по лугу к старой ферме, которую Учитель купил несколько лет назад. Приводить сюда Энни рискованно, но Учитель думает: одной опасностью больше, одной меньше — какая разница. Эта мысль заставляет его улыбнуться. Со всех сторон его окружает невидимая, смертоносная опасность. А выглядит со стороны все это весьма невинно: он и Энни идут вдвоем по миниатюрному мостику через ручей, потом поднимаются по тропинке. Желтая листва деревьев, журчание воды, на старой вишне — черная стая ворон. Риск? Что такое риск? Это дар, благодаря которому мы понимаем смысл любви.
— И все же, Энни, вы должны их простить. Они слабы из-за того, что отвергают Тао. Делают они это потому, что боятся. Но сердца их чисты, они вас любят, они…
— Заткнитесь вы, — яростно шепчет Энни, останавливаясь. — Вы еще будете меня учить, кого прощать, а кого не прощать! Вы, подонок, сволочь! Я вас ненавижу, вы это знаете? Если бы я могла, я убила бы вас голыми руками! Чистые сердца — с ума сойти! Учитель читает мне очередную лекцию! Вы еще расскажите мне про то, какой целительной силой обладает ужас, какой сильной я стала благодаря вам! Особенно я люблю послушать про то, как ваша любовь спасет моего ребенка.
— Энни…
— Заткнитесь! — кричит она.
Они стоят под голым тополем. Учитель любуется ее гневом, тем, как разметались по плечам ее волосы. Энни просто чудесно смотрится на фоне желтеющих трав.
— Не смейте улыбаться! — кричит она. — Я не шучу! Если бы я могла, я бы прикончила вас! Неужели вы думаете, что я всерьез воспринимаю чушь, которую вы несете? Отвернитесь, не пяльтесь на меня!
Пожав плечами, Учитель опускает глаза. Но губы его кривятся в улыбке, сдержать которую он не в силах.
— Я ВАС НЕНАВИЖУ!!!
Она идет дальше, Учитель держится чуть позади. Через несколько минут Энни останавливается под дубом и срывает коричневый лист.
— Больше всего мне ненавистно в вас то, что вы всегда правы. Да, я действительно стала сильная, вы не ошиблись. Теперь вы счастливы?
— Да.
Голос Энни становится тише, мягче, в нем звучит отрешенность:
— Я после большого перерыва зашла в свою мастерскую, посмотрела на свои старые работы и увидела, насколько они беспомощны. В них нет мужества, нет боли, нет огня. Они — отражение моей прошлой жизни. Я изгоняла из своей жизни страсть и настоящее чувство. Если меня что-то пугало, я закрывала глаза. Не смотреть, идти дальше, не оглядываться. Теперь я чувствую, что больше так жить не могу и не хочу. Вы довольны своей ученицей?
— Да.
— А зря. От этого я ненавижу вас еще больше.
Учитель сглатывает слюну, у него щемит сердце.
— Энни… — Голос у Учителя сдавленный, это почти шепот. — А кроме ненависти, вы ничего ко мне не испытываете?
— Перестаньте, — роняет она, не глядя на него. — Пожалуйста, перестаньте.
Но Учитель знает, что она на самом деле хотела бы сказать.
В полном молчании они поднимаются по склону. Буйные краски осенней природы — вербейник, золотарник, вереск. Энни останавливается, смотрит вокруг.
— Вот чего я не могу понять, Зак, — говорит она. — Вы такой сильный. Почему вы работаете на Луи Боффано? На этого… на этого…
— Громилу, хотите вы сказать?
— Ну, если он ваш друг…
Учитель смеется.
— У Луи Боффано нет друзей. Он псих. Чудовище. Но он меня интригует. Вам кажется, что мое увлечение этим человеком — признак психической аномалии?
— Не знаю. Может быть. Хотя…
— Меня вообще привлекает и завораживает концепция мафиозной семьи. С самого детства.
— Тогда почему бы вам не взять управление семьей в свои руки?
Энни бросает на него быстрый взгляд — проницательный, острый. Неужели это моя Энни, думает Учитель. Робкая, закомплексованная Энни.
Учитель смеется.
— Может быть, когда-нибудь я это и сделаю.
— Скоро?
— Не знаю. Мне спешить некуда. Я веду расслабленный образ жизни. Набираю союзников, способствую их служебному росту. Я и в самом деле, Энни, имею массу свободного времени. Действия мои тривиальны, в них нет ни малейшего напряжения. Но сила и энергия стекаются ко мне сами.
— А вы можете избавиться от Боффано?
Ее прямота приводит его в восторг.
— Не думал об этом. Разве есть какая-то разница? Я могу убрать старину Луи, могу его не трогать. В качестве прикрытия он очень полезен. Я не хочу мозолить публике глаза. Пусть Луи будет горой, я буду ущельем.
— Но как вам все это удается? Как вы поддерживаете связь с Боффано? Ведь за ним все время ведется наблюдение.
Учитель пожимает плечами.
— Курьеры, связные, условные знаки.
— И вы никогда с ним не встречаетесь?
— Редко. Я знаю, что каждое воскресенье в пять часов Луи отправляется на кладбище Гринвью, где находится их семейная усыпальница. Полиция давно привыкла к этому, и на кладбище слежки не бывает.
— Значит, сегодня?
— Что “сегодня”?
— Сегодня вы с ним встретитесь? Ведь сегодня воскресенье.
— А что, я зачем-либо должен с ним встретиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
А вот и закрывшийся недавно мексиканский ресторан. Гигантское сомбреро покосилось и покачивается на ветру. Эдди тормозит, а через пару минут появляется Винсент.
Энни вылезает из машины, решительным шагом направляется к Винсенту. Тот опускает стекло, хочет что-то сказать, но Энни мотает головой и прижимает палец к губам. Потом показывает себе на грудь.
Мало того, она оглядывается, смотрит назад — нет ли машин. Но на шоссе пусто.
Тогда Энни расстегивает блузку и показывает, что между грудей у нее прикреплен микрофончик.
Она под колпаком! Это ловушка!
Эдди лихорадочно пытается вспомнить, не наговорил ли он чего лишнего в машине. Потом вспоминает, как Энни заткнула ему рот, не дала засветиться.
Энни оборачивается к нему и протягивает записку:
“Эдди, не говорите ни слова. Поезжайте вперед, катайтесь где хотите в течение получаса, потом заберете меня отсюда”.
Очень осторожно она извлекает из-под мышки передатчик, прикрепленный к нему провод, потом микрофон. Винсент наблюдает с легкой улыбкой. Подслушивающее устройство Энни аккуратно кладет на сиденье рядом с Эдди, потом закрывает дверцу и садится в “рейнджровер” к Винсенту.
Ну Винсент, ну дает, думает Эдди. Никогда ни в чем не ошибается. И как ему только удается так заарканивать баб?
Винсент подмигивает Эдди, трогает с места. Эдди смотрит “рейнджроверу” вслед.
Учитель спрашивает:
— Что вы о них думаете?
— О ком?
— О ваших защитниках, о полицейских.
— У них против вас нет ни единой улики.
— Но ведь они хотят вас защитить.
Винсент сворачивает на узкую проселочную дорогу, они едут мимо лугов, усыпанных осенними цветами. “Рейнджровер” останавливается.
— Они ни на что не способны, — говорит Энни. — Обычные бездарные бюрократы. Меня от них с души воротит. Больше всего меня раздражает их слабость.
Вдвоем они идут по лугу к старой ферме, которую Учитель купил несколько лет назад. Приводить сюда Энни рискованно, но Учитель думает: одной опасностью больше, одной меньше — какая разница. Эта мысль заставляет его улыбнуться. Со всех сторон его окружает невидимая, смертоносная опасность. А выглядит со стороны все это весьма невинно: он и Энни идут вдвоем по миниатюрному мостику через ручей, потом поднимаются по тропинке. Желтая листва деревьев, журчание воды, на старой вишне — черная стая ворон. Риск? Что такое риск? Это дар, благодаря которому мы понимаем смысл любви.
— И все же, Энни, вы должны их простить. Они слабы из-за того, что отвергают Тао. Делают они это потому, что боятся. Но сердца их чисты, они вас любят, они…
— Заткнитесь вы, — яростно шепчет Энни, останавливаясь. — Вы еще будете меня учить, кого прощать, а кого не прощать! Вы, подонок, сволочь! Я вас ненавижу, вы это знаете? Если бы я могла, я убила бы вас голыми руками! Чистые сердца — с ума сойти! Учитель читает мне очередную лекцию! Вы еще расскажите мне про то, какой целительной силой обладает ужас, какой сильной я стала благодаря вам! Особенно я люблю послушать про то, как ваша любовь спасет моего ребенка.
— Энни…
— Заткнитесь! — кричит она.
Они стоят под голым тополем. Учитель любуется ее гневом, тем, как разметались по плечам ее волосы. Энни просто чудесно смотрится на фоне желтеющих трав.
— Не смейте улыбаться! — кричит она. — Я не шучу! Если бы я могла, я бы прикончила вас! Неужели вы думаете, что я всерьез воспринимаю чушь, которую вы несете? Отвернитесь, не пяльтесь на меня!
Пожав плечами, Учитель опускает глаза. Но губы его кривятся в улыбке, сдержать которую он не в силах.
— Я ВАС НЕНАВИЖУ!!!
Она идет дальше, Учитель держится чуть позади. Через несколько минут Энни останавливается под дубом и срывает коричневый лист.
— Больше всего мне ненавистно в вас то, что вы всегда правы. Да, я действительно стала сильная, вы не ошиблись. Теперь вы счастливы?
— Да.
Голос Энни становится тише, мягче, в нем звучит отрешенность:
— Я после большого перерыва зашла в свою мастерскую, посмотрела на свои старые работы и увидела, насколько они беспомощны. В них нет мужества, нет боли, нет огня. Они — отражение моей прошлой жизни. Я изгоняла из своей жизни страсть и настоящее чувство. Если меня что-то пугало, я закрывала глаза. Не смотреть, идти дальше, не оглядываться. Теперь я чувствую, что больше так жить не могу и не хочу. Вы довольны своей ученицей?
— Да.
— А зря. От этого я ненавижу вас еще больше.
Учитель сглатывает слюну, у него щемит сердце.
— Энни… — Голос у Учителя сдавленный, это почти шепот. — А кроме ненависти, вы ничего ко мне не испытываете?
— Перестаньте, — роняет она, не глядя на него. — Пожалуйста, перестаньте.
Но Учитель знает, что она на самом деле хотела бы сказать.
В полном молчании они поднимаются по склону. Буйные краски осенней природы — вербейник, золотарник, вереск. Энни останавливается, смотрит вокруг.
— Вот чего я не могу понять, Зак, — говорит она. — Вы такой сильный. Почему вы работаете на Луи Боффано? На этого… на этого…
— Громилу, хотите вы сказать?
— Ну, если он ваш друг…
Учитель смеется.
— У Луи Боффано нет друзей. Он псих. Чудовище. Но он меня интригует. Вам кажется, что мое увлечение этим человеком — признак психической аномалии?
— Не знаю. Может быть. Хотя…
— Меня вообще привлекает и завораживает концепция мафиозной семьи. С самого детства.
— Тогда почему бы вам не взять управление семьей в свои руки?
Энни бросает на него быстрый взгляд — проницательный, острый. Неужели это моя Энни, думает Учитель. Робкая, закомплексованная Энни.
Учитель смеется.
— Может быть, когда-нибудь я это и сделаю.
— Скоро?
— Не знаю. Мне спешить некуда. Я веду расслабленный образ жизни. Набираю союзников, способствую их служебному росту. Я и в самом деле, Энни, имею массу свободного времени. Действия мои тривиальны, в них нет ни малейшего напряжения. Но сила и энергия стекаются ко мне сами.
— А вы можете избавиться от Боффано?
Ее прямота приводит его в восторг.
— Не думал об этом. Разве есть какая-то разница? Я могу убрать старину Луи, могу его не трогать. В качестве прикрытия он очень полезен. Я не хочу мозолить публике глаза. Пусть Луи будет горой, я буду ущельем.
— Но как вам все это удается? Как вы поддерживаете связь с Боффано? Ведь за ним все время ведется наблюдение.
Учитель пожимает плечами.
— Курьеры, связные, условные знаки.
— И вы никогда с ним не встречаетесь?
— Редко. Я знаю, что каждое воскресенье в пять часов Луи отправляется на кладбище Гринвью, где находится их семейная усыпальница. Полиция давно привыкла к этому, и на кладбище слежки не бывает.
— Значит, сегодня?
— Что “сегодня”?
— Сегодня вы с ним встретитесь? Ведь сегодня воскресенье.
— А что, я зачем-либо должен с ним встретиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81