Если из уравнения выбросить понятие Бога, то оно сведется к изысканной в своей примитивности формуле: всё сущее – материя, а она не вечна. – Бейкер поправил очки. – Этим я вовсе не хочу сказать, что для меня не существует некоторых исключений. Они есть у каждого, некие критерии. Скажем, вам плевать на муравьев, но, возможно, вы пощадили бы змею. А другой бы на вашем месте – нет. Третьи подвели бы черту под позвоночными, четвертые остановились бы на млекопитающих, покрытых мехом. Критериев хватает: для кого-то это внешняя привлекательность, для кого-то – наличие разума или вера в бессмертие души.
На лице его появилось задумчиво-мечтательное выражение.
– Постичь это невозможно, если у вас нет возможности разъезжать по миру и знакомиться с иным образом мышления. В Бангкоке – прекрасном, отвратительном и пугающем городе – я познакомился с мужчиной, поваром, виртуозно владевшим китайским кухонным тесаком с широким лезвием. Работал он в роскошном отеле, кормил на банкетах туристов и политиков, но до этого держал собственный ресторанчик в портовом районе, куда не ходят ни те ни другие. Коньком этого джентльмена была резка продуктов: ломтиками, дольками, соломкой, кубиками. Нож мелькал в его руках с умопомрачительной быстротой. Нам довелось несколько раз покурить вместе опиум, и постепенно я завоевал его доверие. Он рассказал, что начал учиться своему искусству еще ребенком, переходя от острых ножей к бритвенно-острым. На протяжении тридцати лет ему приходилось кромсать абсолютно все: моллюсков, кузнечиков, креветок, лягушек, змей, телятину, ягнят, бабуинов и шимпанзе.
Улыбка.
– Вы поняли меня, не так ли? Под ножом все ведут себя одинаково – разваливаются на части.
– Тогда какой смысл в выборе объекта? Если речь идет об игре, почему бы не наносить удары наугад?
– Чтобы перестроиться, необходимо время.
– Войску требуется ясно видимая цель.
– Войску? – повторил он озадаченно.
– Вы эту цель и указали: низкоорганизованная материя. Муравьи.
– Я никому ничего не указывал. По отношению к слуху глухота означает очевидную неполноценность, задержка умственного развития оскорбительна для нормального интеллекта, а неспособность вытереть собственную задницу отстоит слишком далеко от занятий философией. Поддержание чистоты в доме является изначальной, внутренне присущей потребностью личности.
– Новая утопия, – я старался говорить как можно спокойнее и отчетливее. Слушал ли меня кто-нибудь? – Выживает сильнейший.
Бейкер покачал головой. Словно инструктор из школы бойскаутов, в пятидесятый раз объясняющий туповатому мальчишке, как вяжется сложный узел.
– Избавьте меня от напыщенной сентиментальности. Без сильнейшего никакое выживание вообще невозможно. Умственно отсталые не изобретают лекарства от болезней, а астматики не сидят за штурвалом реактивного самолета. С ростом количества неполноценных мы начинаем не жить, а терпеть. Вот почему Уилли не выдержал в туалете.
Он снял очки и протер их платком. В доме стояла полная тишина.
– Забавный коктейль, – сказал я. – Поп-философия и садистские радости.
– Что плохого в радостях? Где, как не в них, смысл нашего существования на этой планете?
В очередной раз Бейкер поднял руку со шприцем. Помощи ждать неоткуда, нужно попробовать хотя бы потянуть время. Время – единственное, чем я располагаю.
– Мелвин Майерс, слепой парень, который пытался жить нормальной жизнью, – в чем заключалась его вина? В том, что он разузнал нечто о Леманне? О присвоении им чужих денег и перекачке их в «Новую утопию»?
Широкая улыбка.
– Ирония судьбы. Деньги, предназначенные ущербным, в конце концов оказались использованными на более разумные цели. Нет, Майерс и школа – сплошная патетика.
– Майерс был интеллигентен.
– Опять патетика.
– Ущербная материя?
– Испорченное мясо тоже можно порезать и полить соусом, но к употреблению оно все равно не годится. Слепой не поведет за собой слепых. Им нужен поводырь, как пастух бестолковым баранам.
Он направил шприц вверх; брызнула струйка. Из туалета раздался звук спущенной воды, послышались шаги. Голос Тенни произнес:
– Нет уж, хватит с меня мексиканцев.
Указательным пальцем Бейкер постучал по стеклянному цилиндрику. Спасения нет.
Даниэл, Майло – как же вы смогли бросить меня?
– Уж не надеетесь ли вы на... – Тело мое начала сотрясать дрожь.
– Надежда не имеет к этому никакого отношения, – ответил Бейкер. – То, что вам известно, относится к области предположений, но не фактов. Нет свидетельств. Стерджис тоже остается ни с чем. Всякая игра когда-то должна закончиться. А сейчас мы проверим, насколько истинна ваша вера. Есть ли жизнь после смерти? Очень скоро вы узнаете это. Или, – он улыбнулся, – не узнаете.
– DVLL – вы решили выступить в роли новых дьяволов?
Шприц блеснул в свете лампы.
Подбородок Бейкера напрягся.
– Вы знаете иностранные языки? – раздраженно спросил он.
– Испанский. Изучал немного латынь в колледже.
– Я говорю на одиннадцати.
– Вы же столько путешествовали.
– Путешествия обогащают жизнь.
– Какой же это язык – DVLL?
– Немецкий. Когда речь заходит о принципах, варварские наречия не годятся. Нужна четкость, без всякой галльской манерности.
Замечание Зины о французском. Цитировала своего наставника.
Игла начала опускаться.
– Так что же это значит?
Бейкер молчал, лицо его стало мрачным, почти печальным.
Даниэл, Майло... и дружба имеет пределы... еще одна иллюзия...
– Хлорид калия? – сделал я третью попытку. – Добровольный палач. В тюрьме хотя бы предлагают транквилизатор.
– В тюрьме предлагают и последний обед, и молитву, и повязку на глаза, – проговорил вошедший Тенни. – Система насквозь лицемерна и хочет сыграть в гуманность. – Он громко засмеялся. – Система даже находит время на то, чтобы протереть место инъекции спиртом. Предохраняя смертника от чего? Система – дерьмо.
– Не беспокойтесь. Разрыв сердца не заставит себя долго ждать, – утешил меня Бейкер.
– Прах возвращается к праху. Круговорот материи.
– Разумно. Очень жаль, что мы так и не смогли провести побольше времени в беседе.
– Приговор приведен в исполнение. – Я с трудом подавлял рвущийся наружу крик, раковой опухолью теснивший мне грудь. – В чем же моя вина?
– Ох, Алекс, – Бейкер вздохнул, – вы разочаровали меня. Вы так и не поняли.
– Не понял чего?
Он печально покачал головой.
– Нет никакой вины, есть только ошибки.
– Тогда почему же вы стали полицейским?
Игла опустилась еще ниже.
– Потому что эта работа предоставляет массу возможностей.
– Ощутить свою власть.
– Нет, власть я оставляю политикам. Защита закона дает широкий выбор. Выбор возможностей. Порядок и хаос, преступление и наказание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
На лице его появилось задумчиво-мечтательное выражение.
– Постичь это невозможно, если у вас нет возможности разъезжать по миру и знакомиться с иным образом мышления. В Бангкоке – прекрасном, отвратительном и пугающем городе – я познакомился с мужчиной, поваром, виртуозно владевшим китайским кухонным тесаком с широким лезвием. Работал он в роскошном отеле, кормил на банкетах туристов и политиков, но до этого держал собственный ресторанчик в портовом районе, куда не ходят ни те ни другие. Коньком этого джентльмена была резка продуктов: ломтиками, дольками, соломкой, кубиками. Нож мелькал в его руках с умопомрачительной быстротой. Нам довелось несколько раз покурить вместе опиум, и постепенно я завоевал его доверие. Он рассказал, что начал учиться своему искусству еще ребенком, переходя от острых ножей к бритвенно-острым. На протяжении тридцати лет ему приходилось кромсать абсолютно все: моллюсков, кузнечиков, креветок, лягушек, змей, телятину, ягнят, бабуинов и шимпанзе.
Улыбка.
– Вы поняли меня, не так ли? Под ножом все ведут себя одинаково – разваливаются на части.
– Тогда какой смысл в выборе объекта? Если речь идет об игре, почему бы не наносить удары наугад?
– Чтобы перестроиться, необходимо время.
– Войску требуется ясно видимая цель.
– Войску? – повторил он озадаченно.
– Вы эту цель и указали: низкоорганизованная материя. Муравьи.
– Я никому ничего не указывал. По отношению к слуху глухота означает очевидную неполноценность, задержка умственного развития оскорбительна для нормального интеллекта, а неспособность вытереть собственную задницу отстоит слишком далеко от занятий философией. Поддержание чистоты в доме является изначальной, внутренне присущей потребностью личности.
– Новая утопия, – я старался говорить как можно спокойнее и отчетливее. Слушал ли меня кто-нибудь? – Выживает сильнейший.
Бейкер покачал головой. Словно инструктор из школы бойскаутов, в пятидесятый раз объясняющий туповатому мальчишке, как вяжется сложный узел.
– Избавьте меня от напыщенной сентиментальности. Без сильнейшего никакое выживание вообще невозможно. Умственно отсталые не изобретают лекарства от болезней, а астматики не сидят за штурвалом реактивного самолета. С ростом количества неполноценных мы начинаем не жить, а терпеть. Вот почему Уилли не выдержал в туалете.
Он снял очки и протер их платком. В доме стояла полная тишина.
– Забавный коктейль, – сказал я. – Поп-философия и садистские радости.
– Что плохого в радостях? Где, как не в них, смысл нашего существования на этой планете?
В очередной раз Бейкер поднял руку со шприцем. Помощи ждать неоткуда, нужно попробовать хотя бы потянуть время. Время – единственное, чем я располагаю.
– Мелвин Майерс, слепой парень, который пытался жить нормальной жизнью, – в чем заключалась его вина? В том, что он разузнал нечто о Леманне? О присвоении им чужих денег и перекачке их в «Новую утопию»?
Широкая улыбка.
– Ирония судьбы. Деньги, предназначенные ущербным, в конце концов оказались использованными на более разумные цели. Нет, Майерс и школа – сплошная патетика.
– Майерс был интеллигентен.
– Опять патетика.
– Ущербная материя?
– Испорченное мясо тоже можно порезать и полить соусом, но к употреблению оно все равно не годится. Слепой не поведет за собой слепых. Им нужен поводырь, как пастух бестолковым баранам.
Он направил шприц вверх; брызнула струйка. Из туалета раздался звук спущенной воды, послышались шаги. Голос Тенни произнес:
– Нет уж, хватит с меня мексиканцев.
Указательным пальцем Бейкер постучал по стеклянному цилиндрику. Спасения нет.
Даниэл, Майло – как же вы смогли бросить меня?
– Уж не надеетесь ли вы на... – Тело мое начала сотрясать дрожь.
– Надежда не имеет к этому никакого отношения, – ответил Бейкер. – То, что вам известно, относится к области предположений, но не фактов. Нет свидетельств. Стерджис тоже остается ни с чем. Всякая игра когда-то должна закончиться. А сейчас мы проверим, насколько истинна ваша вера. Есть ли жизнь после смерти? Очень скоро вы узнаете это. Или, – он улыбнулся, – не узнаете.
– DVLL – вы решили выступить в роли новых дьяволов?
Шприц блеснул в свете лампы.
Подбородок Бейкера напрягся.
– Вы знаете иностранные языки? – раздраженно спросил он.
– Испанский. Изучал немного латынь в колледже.
– Я говорю на одиннадцати.
– Вы же столько путешествовали.
– Путешествия обогащают жизнь.
– Какой же это язык – DVLL?
– Немецкий. Когда речь заходит о принципах, варварские наречия не годятся. Нужна четкость, без всякой галльской манерности.
Замечание Зины о французском. Цитировала своего наставника.
Игла начала опускаться.
– Так что же это значит?
Бейкер молчал, лицо его стало мрачным, почти печальным.
Даниэл, Майло... и дружба имеет пределы... еще одна иллюзия...
– Хлорид калия? – сделал я третью попытку. – Добровольный палач. В тюрьме хотя бы предлагают транквилизатор.
– В тюрьме предлагают и последний обед, и молитву, и повязку на глаза, – проговорил вошедший Тенни. – Система насквозь лицемерна и хочет сыграть в гуманность. – Он громко засмеялся. – Система даже находит время на то, чтобы протереть место инъекции спиртом. Предохраняя смертника от чего? Система – дерьмо.
– Не беспокойтесь. Разрыв сердца не заставит себя долго ждать, – утешил меня Бейкер.
– Прах возвращается к праху. Круговорот материи.
– Разумно. Очень жаль, что мы так и не смогли провести побольше времени в беседе.
– Приговор приведен в исполнение. – Я с трудом подавлял рвущийся наружу крик, раковой опухолью теснивший мне грудь. – В чем же моя вина?
– Ох, Алекс, – Бейкер вздохнул, – вы разочаровали меня. Вы так и не поняли.
– Не понял чего?
Он печально покачал головой.
– Нет никакой вины, есть только ошибки.
– Тогда почему же вы стали полицейским?
Игла опустилась еще ниже.
– Потому что эта работа предоставляет массу возможностей.
– Ощутить свою власть.
– Нет, власть я оставляю политикам. Защита закона дает широкий выбор. Выбор возможностей. Порядок и хаос, преступление и наказание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113