— Я Горди Шулль. Что случилось?
Я повторил то немногое, о чем рассказал Элизабет Мартин.
— Кевин? Это было… дайте-ка вспомнить… несколько лет назад. Так в чем проблема?
— Возможно, проблемы нет. Его имя появилось в связи с расследованием.
— Расследованием по какому поводу?
— По поводу убийства.
Шулль отступил назад. Ослабил ремни рюкзака, почесал большой подбородок.
— Кевин? Шутите? — Он пожал плечами. — С ума сойти.
— Возникали ли у вас с Кевином какие-нибудь проблемы, когда он был вашим учеником?
— Проблемы?
— Проблемы дисциплинарного характера.
— Нет. Он был несколько… как бы сказать… эксцентричен? — Шулль извлек из кармана джинсов большое хромированное кольцо с ключами и открыл дверь. — Мне, наверное, не следовало бы разговаривать с вами. Вторжение в чужую личную жизнь… и тому подобное. Но убийство… Думаю, мне нужно потолковать с начальством, прежде чем мы продолжим.
Его взгляд переместился к кабинету Элизабет Мартин.
— Меня направила к вам профессор Мартин. Именно она сообщила, что вы были консультантом Кевина Драммонда.
— В самом деле? Ну, в таком случае… полагаю, все в порядке.
Его кабинет был раза в три меньше, чем у Мартин, и за счет темно-коричневых стен выглядел мрачновато, пока Шулль не поднял жалюзи над единственным узким окном. Свет загораживал массивный сучковатый ствол дерева, и Шуллю пришлось включить электричество.
В колледже «Чартер» преподаватели явно стояли на разных ступенях иерархической лестницы. Рабочий стол Шулля и книжные полки в его кабинете, выдержанные в стиле датского модерна, были из ДСП. Серые металлические стулья для посетителей. Никакого калифорнийского импрессионизма — лишь две афиши, посвященные выставкам современного искусства в Нью-Йорке и Чикаго.
Позади стола косо висели два диплома в черных рамках. Диплом о получении пятнадцать лет назад степени бакалавра в колледже «Чартер» и степени магистра в Вашингтонском университете — четыре года спустя.
Шулль бросил свой рюкзак в угол и сел.
— Кевин Драммонд… ну и ну.
— В чем состояла его эксцентричность?
Он положил ноги на стол, а руки — за голову. Под рыжей копной волос виднелся крупный шишковатый череп. — Вы, как я понимаю, убийцей этого парня прямо не называете?
— Ни в коем случае. Просто его имя появилось в процессе следствия.
— Каким образом?
— Хотел бы я это вам сказать.
— Это нечестно, — ухмыльнулся Шулль.
— Что вы можете рассказать о нем?
— Вы психолог? Вас послали, поскольку заподозрили, что у Кевина расстроена психика?
— Иногда полиция считает, что я нужен им для решения специфических задач.
— Невообразимо… ваше имя кажется мне знакомым, сам не знаю почему.
Я улыбнулся, Шулль улыбнулся мне в ответ.
— Ну хорошо, об эксцентричности Кевина Драммонда… Начнем с того, что он был замкнут. По крайней мере я это замечал. У Кевина не было друзей, он не участвовал в мероприятиях кампуса. Но ничего пугающего. Тихий. Задумчивый. Средних способностей, не проявлял активности в общественных делах.
— Часто ли вы с ним встречались?
— Время от времени я консультировал его по программе обучения. Кевина словно гнал ветер… Казалось, в колледже ему не нравится. Впрочем, в этом нет ничего необычного. Многие ребята чувствуют то же самое.
— Подавленность?
— Вы психиатр, — заметил Шулль. — Впрочем, да. Именно так я и сказал бы. Сейчас, думая об этом, я вспоминаю, что никогда не видел его улыбающимся. Я пытался вызвать Кевина на разговор. Но он был не очень словоохотлив.
— Напружиненный? Шулль кивнул.
— Безусловно напружиненный. Серьезный парень без чувства юмора.
— Чем он интересовался?
— Ну, я назвал бы поп-культуру. Что можно отнести к половине наших студентов. Они продукт воспитания.
— Что вы имеете в виду?
— Дух времени, — пояснил Шулль. — Если бы ваши родители были подобны моим, вам привили бы тягу к книгам, к театральному искусству. Нынешнее поколение студентов скорее всего воспитывалось в семьях, где основное развлечение — телевизионные передачи. Привить человеку способность оценивать искусство посредством джаза — дело довольно трудное.
Мое детство сопровождалось тишиной и потреблением джина.
— Какие аспекты поп-культуры интересовали Кевина? — спросил я.
— Все. Музыка, живопись. В этом отношении он вполне соответствовал программе кафедры. Элизабет Мартин требует, чтобы мы применяли целостный подход. Искусство как всеобщая категория; соприкосновение мира искусства с прочими аспектами культуры.
— Средних способностей…
— Не просите меня рассказывать о его оценках. Это безусловное табу.
— А приблизительная оценка?
Шулль подошел к закрытому деревом окну, почесал затылок, ослабил галстук.
— Мы вторглись в щекотливую тему, друг мой. Колледж сохраняет в тайне сведения об успеваемости студентов.
— Справедливо ли назвать его посредственным студентом? Шулль тихо засмеялся.
— О'кей, давайте сойдемся на этом.
— Менялись ли его оценки с течением времени? ч — Помнится, был спад прилежания к концу обучения.
—Когда?
— В течение последних двух лет.
Как раз после убийства Анжелики Бернет. За некоторое время до окончания колледжа Драммонд задумал издание своего «Груврэт».
— Вам известно о том, что Кевин пытался заняться издательской деятельностью?
— Ах, это! Его журнал фанатов. — Вы видели его?
—Он говорил мне о нем. То был единственный случай, когда я увидел Кевина по-настоящему воодушевленным.
— Он никогда не показывал вам свой журнал? — Показывал мне некоторые написанные им статьи. — Шулль с сожалением улыбнулся. — Кевин нуждался в похвале. Я пытался удовлетворить это желание.
— Однако его писанина похвалы не заслуживала. Шулль пожал плечами.
— Он был ребенком и писал как ребенок.
— То есть?
— Как начинающий студент — как студент любого курса вообще. Я сыт по горло подобными изысками. Но это нормально. Совершенствование в любом ремесле требует времени. Единственная разница между Кевином и сотнями других студентов состояла в том, что он полагал, будто уже подошел вплотную к успеху.
— Вы не говорили Кевину, что до успеха ему еще далеко?
— Бог мой, нет. Зачем разубеждать поверившего в свои силы обеспокоенного мальчишку? Я понимал, что сама жизнь подскажет это ему.
— Обеспокоенного?
— Вы говорите, что он замешан в убийстве. — Шулль сел на свой стул. — Мне вовсе не хочется порочить его. Кевин был спокойным, слегка не от мира сего, сомневался, есть ли у него талант. И это все. Я не хочу создать о нем впечатление как о каком-то маньяке. Кевин не так уж отличался от других необщительных людей, которых я встречал на своем пути. — Шулль положил локти на стол и серьезно посмотрел на меня. — Вы никак не можете посвятить меня в детали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104