— Кто такой, что о нем известно?
— Гвоздь болтал, тот от какого-то Князя приехал дела вести. О Князе сам слышу впервые. Богом клянусь, солдат!
«А теперь не врет», — распознал Назаров. И, не сбавляя темп допроса, спросил:
— Сколько людей в спецвагоне?
— Девять их. А зачем тебе? — Федор Иванович почувствовал, что Пастуха опять слегка отпустило и тот готов вновь приняться гнусно врать и изворачиваться. Пришлось слегка двинуть уголовника маузером по скуле. А что делать? Еще оставались вопросы.
— Без болтовни мне. Быстро — кто в каком купе едет?
— Да ладно, чего ты… Короче, в первом от конца поезда Киря и Патрон, в двух за ними — остальные ребятки.
— В других купе спирт?
— Ну.
— В пути, не на стоянках, как охраняется вагон? Сколько, где стоят?
— Да как… Не знаю! Вдали я, с мужиками ехал! Падлой буду…
Пока в прокуренном тамбуре проходило несанкционированное дознание, дверь изредка подергивали, в нее барабанили и из-за нее доносилась ругань. Это несколько нервировало товарища Ракова, но Назаров и Пастух не обращали на помехи никакого внимания. Одному и другому было сейчас не до пустяков.
— Кто в Монастырском Чека работает на вас?
Пастух дернулся, повернул к Назарову испуганное лицо.
— Да, ты что, солдат? Мой номер шестой, кто ж мне скажет. О том, кроме Кири, кто может знать? Может, Патрон еще. Он по пьяни знакомством в Чеке хвастал… И то… Ха, ты думаешь, я профессор?
— Шлепнуть бы тебя, — мечтательно проговорил Федор, — по законам революционного времени. Да ведь пообещал отпустить, старый дурак. Так что прыгай-ка! Останешься в живых — завязывай. Освой какое-нибудь честное ремесло. Пошел!
Справедливый солдат чуть подтолкнул бандита в спину, но тот уцепился за поручни и заголосил:
— Давай до станции доедем! Скоро будет. Разобьюсь ведь к едрене фене! Солдатик!
— Придется столкнуть, — железным голосом провозгласил Назаров. — Уж не обессудь. И полетишь головой вниз. Ну, готовься…
— Нет, я сам! — Пастух нащупал ногами подножку вагона, согнул колени, оторвал правую руку от поручня, размашисто перекрестился, прошептал что-то про Бога и его безграничные милости и, оттолкнувшись, полетел навстречу удару оземь…
— Не должен сильно разбиться, — сказал Назаров, закрывая за уголовником дверь. — Поезд сбавил ход. В гору идем, — и о чем-то задумался.
— Часики ваши примите. В сохранности оне, — прервал его задумчивость товарищ Раков.
— Оставь пока у себя, Марсель Прохорович. Позже отдашь.
— В вертеп собрались?! В осиное гнездо?! — официант вскинул руки на манер провинциальных трагиков. Ему бы еще за сердце схватиться.
— Посуди сам, товарищ Марсель, — решил все разъяснить подчиненному товарищ Федор Иванович, — останемся в поезде — скоро, очень даже скоро меня шлепнут. Боюсь, и ты засветился. То есть нас шлепнут. Можем сойти на первом полустанке. В этом случае останемся в живых, поедем следующим поездом. Но — товарищи бандиты доделают свое черное дело. Обратись мы хоть где в местное Чека с тревожным сообщением, они возьмутся проверять и спецвагон, и нас. Телеграфируют на ближайшую станцию или в Москву, чтоб проверили поезд, и еще в Монастырск. И что выяснится? Товарищи из спецвагона — чистые, честные чекисты, везут спиртягу по революционной нужде в столицу по подлинным мандатам. А мы, сообщат из Монастырска — преступники, предатели революции. Сразу нас поставят к стенке или потомят немного, как думаешь, товарищ?
— Ну, а ежели…
— …слезть на первом полустанке и никому ничего не сообщать, это хочешь сказать, боец Раков? Чтоб я, товарищ Назаров, бегал от какой-то уголовной шушеры! Предлагаешь дезертировать, спасаться позорным бегством? И пущай уголовники разворовывают музеи, внаглую разъезжают по стране в собственном вагоне?
— Товарищ Назаров! Дядечка! — взвыл Марсель.
— Цыц! — оборвал его командир. — Времени нет, боец, на истерики. Мне готовиться надо, а тебе — внимательно заслушивать мои приказы. Дай-ка мешок, достать кой-чего надо, из старых запасов…
* * *
Скоро случилась станция.
Мгла, безлюдье. Огонек керосинки — единственное на все мироздание пятнышко света в окне слившегося с темнотой строения.
Почти тихо. Спящий поезд издает мало звуков. Лишь от головы состава, от локомотива доносятся по безветрию громкие голоса. Видимо, машинисты переговариваются с кем-то из станционных работников.
Состав продержали на станции, бесспорно имеющей какое-то название, совсем недолго. Минут пятнадцать.
И кому, скажите на милость, понадобилось выпрыгнуть из теплого вагона в середине поезда, а потом и сойти с насыпи, камешки которой, этакие иуды, выдают шуршанием ступающего по ним? Так ведь, кроме того, ночной непоседа быстро-быстро прошмыгнул вдоль состава к хвостовому вагону и затаился поодаль от него. А как только поезд стронулся с места, подскочил и вспрыгнул на подножку. Кому же потребовалось проделывать все это? Кому, кому… Ясно, кому.
Федору Ивановичу Назарову не потребовалось много времени на то, чтобы, приложив ухо к двери и осторожно подглядывая в дверное окошко, установить — в тамбуре никого нет. Ключ-трехгранник (ох, и икалось тебе сегодня, Никанор Матвеич, добром поминаемый) отомкнул очередной однотипный запор.
«Не шумнуть бы!» — под таким девизом происходило проникновение Федора Ивановича в спецвагон. Не шумнул вроде. Да и колесный грохот — добрая подмога в сокрытии нежелательных звуков.
В тамбуре никого. Он передислоцировался в закуток перед ватерклозетом. Тут же прильнул к стене рядом с дверью в вагон. Скрытый от возможных взглядов из вагона, замер, обратившись в слух. Ничего настораживающего: перестук колесных пар, монотонное поскрипывание и позвякивание какой-то вагонной утвари да фальшивое насвистывание очень знакомой мелодии. Посвистывал кто-то, явно пребывающий в благодушном настроении, чего никак не могло бы быть, заметь или заслышь этот свистун нечто подозрительное. По хорошей слышимости свиста товарищ Назаров определил, что издающий его находится не далее середины вагона. Федору захотелось взглянуть на музыкального охранника, главным образом, для того, чтобы убедиться — тот один в коридоре. Но стоит ли рисковать? Сколько ему еще будет везти? Кабы выманить свистуна в закуток, да так, чтобы тот до получения удара по голове не предполагал засады…
Эх, быть бы не товарищем Назаровым, а кем-нибудь совсем-совсем другим, с железными когтями на руках, да с мотком прочной веревки на плече, и товарища иметь отчаяннного в придачу, у которого тоже когти и веревка. Тогда выбрались бы на пару через окошко ватерклозета на крышу, ловко орудуя когтями, пробежались бы по крыше, прикрепили бы концы веревок к чему-нибудь надежно-прочному и, обвязав другие концы вокруг пояса, зависли бы напротив двух набитых бандитами купе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105