Извозчик смачным «тпррр-у-у» и натягиванием вожжей остановил экипаж.
— Послушай, любезный, — Сосницкий вновь покинул свою скамеечку, чтобы усесться рядом с возницей на козлах и дружески приобнять его. — Пока я не найду что ищу, отпустить тебя не, смогу, не взыщи, если ты там спешишь куда. Значит, любезный, чем больше помощи ты мне окажешь, тем скорее от меня отвяжешься. Ухватил? Вот так-то… Скажи тогда, как в ночной Москве быстро отыскать след искомой повозки?
— Как, как… Знамо как… Деньги-то есть еще?
— Все тебе отдал.
— Да и не деньги были. Значит, рассчитывай на свое обхождение. Тут кое-где на углах девочки мерзнут, денежных ухажеров ждут. Они кажного встречного-проезжего разглядывают, работа, вишь, у них такая. Кого спросить, как не их. Если скажут…
— Вези до них поскорее, давай, почтенный, давай!
Очень скоро, проехав всего лишь квартал, они набрели на искомое. Извозчик, гнавший галопом, притормозил, пустил лошадь шагом. Он привстал на козлах, всматриваясь в темную улицу. В ответ на это от стены одного из мрачных в ночи домов отделилась фигура и шагнула к проезжей части. Экипаж с двумя мужчинами на облучке поравнялся с молодой женщиной, кутающейся в шаль.
— Тпру! Стоять, корова безрогая!
— Все ругаешься, Егорыч! А это что за молодец? Напарничка себе нашел? Он у тебя на рубаху зарабатывает?
— Эх, Глашка, — лихач в сердцах хлопнул себя по колену, — недешево берем, а еще больше сами платим. На копейку заработаешь, на рупь неприятностей хватанешь.
Пока извозчик жаловался, Сосницкий сцрыгнул на мостовую и подошел к ночной барышне. На него насмешливо взирала невысокая молодая дамочка с усталыми глазами и царапиной на щеке. Дмитрий взял ее под локоток, склонился к ней, принялся что-то нашептывать на ушко.
Извозчик провожал грустным взглядом прогуливающуюся вдоль экипажа парочку, оживленно беседующую о чем-то своем. Сначала личико его старой знакомой, которой (да и не только ей) он помог не без выгоды для себя заработать кое-какую денежку, доставляя на заветный угол ищущих любви хмельных седоков, выражало удивление и разочарование. Потом стало задумчивым, потом девушка внимательно и игриво взглянула на собеседника. А собеседник тем временем шептал и шептал, в чем-то, видимо, горячо убеждая. И, видимо, убедил. Потому что Глашка стала сама говорить, показывая рукой какое-то направление, а седок внимательно слушал и улыбался. Когда Глафира замолчала, человек в исподней рубахе наклонился, поцеловал ей ручку, приведя непривыкшую к подобным нежностям проститутку в смущение, и через секунду он уже запрыгивал в коляску.
— Гони, любезный, прямо, до конца улицы, потом свернешь налево.
Лихач выполнил приказание. Выполняя, полюбопытствовал:
— Как же ты без рублевого подогреву вызнал, чего хотел? Запужал?
— Ну-у-у, — протянул седок, — разве других подходов к женщинам мало? Ты, любезный, про комплименты слышал когда-нибудь?
— Это когда баб нахваливают? А как же! Сам, бывало…
И возница с мечтательной улыбкой замолк. Видно, наползли на ум воспоминания…
Доехали до конца улицы, свернули налево. Продолжили тряский путь по мостовой безлюдной темной улицы. Продолжили объезжать уличных девочек. И те, к превеликому изумлению извочика, продолжали отвечать на вопросы Сосницкого.
Как же так, недоумевал московский лихач. Денег за ответы они не получают, зато неприятностей как-нибудь можно огрести. Разного они, эти девчонки, навидались-напробовались, чтоб теперь и куста бояться. Но вот, поди ж ты, откровенничают. Или этот «дон-жан» слово какое хитрое знает, которое отбивает у баб последний ум.
— Тебе бы, барин, в коты податься, — не выдержал извозчик, — мог бы всех девок в Москве подмять.
Седок ответил возничему загадочной фразой:
— Совершенный человек должен быть совершенен во всем.
Вот так Дмитрий и отследил маршрут крытой повозки, которая — как он продолжал думать — увозила Назарова. Последняя из расспрошенных Сосницким ночных девушек, сообщив, что да, такая повозка проезжала мимо, указав, по какой именно улице та угрохотала, добавила:
— Слышь, миленочек, подружки болтали, как раз по той улице у купца Мяснова что-то затевается. Не одни твои друзья сегодня в ту степь направились. Там все, небось. Купца того домину без труда разыщешь…
Без труда и разыскал.
Они проехали мимо домины. В доме и его окрестностях — показалось бывшему учителю гимнастики — присутствовала некая таинственная жизнь. Мелькнули тени у ворот, откуда-то пробивался свет, и вообще от мест этих исходил неуловимый магнетизм бурной человеческой деятельности — его от взгляда скрывали стены, но от обостренного чутья скрыть не могли. Впрочем, все могло оказаться на деле бредовым порождением уставшего от приключений мозга или не иметь никакого отношения ни к Назарову, ни к Князю.
Они проследовали до следующего поста «ночных женщин», там Дмитрий выспросил, как обстоят дела с крытым шарабаном. Обстояли так: тот не был замечен. Тогда Сосницкий вернул экипаж к купеческому дому. Разумеется, остановил его не у ворот, а у глухой стены ограды.
Тут-то и состоялось прощание седока и извозчика. Без слез и без объятий. Веселый копытный цокот очень скоро перестал быть слышен. Сосницкий остался один и первым делом снял нательную рубаxy. Крадущийся во тьме белым пятном быть не должен.
* * *
Он ехал по ночной Москве, пока что не представляя, кто везет его, куда и с какой целью. Что же касается немногословных попутчиков, то один сидел на козлах, управляя бричкой, второй устроился рядом, а третий — напротив Назарова, с пистолетом в руке.
Наконец бричка остановилась. Послышался натужный лязг отворяемых ворот. Экипаж снова покатил, на этот раз значительно медленнее. Долго ехали по двору, настолько долго, что у Назарова мелькнула мысль: не в Кремль ли они прибыли? Потом бричка остановилась окончательно.
— Двигай, — один из похитителей, не дожидаясь, пока пленник встанет, выволок его из брички. Человек явно был редкостной силы. Назарову вспомнились мясники, легко взваливавшие на спину тушу годовалого телка.
Шли быстро, сворачивая из коридора в коридор. Впереди всех двигалась невысокая фигура с фонарем, второй похититель был спереди, а третий, видимо силач, подталкивал Назарова в спину. Однажды до Федора донеслись совершенно неожиданные звуки — смех и звон бьющейся посуды. Но процессия тотчас свернула в очередной простенок, и звуки умолкли.
Потом начали спускаться куда-то вниз. Тянуло сыростью и, как определил Назаров, недавним строительством. Минуты через три человек с фонарем остановился, послышался лязг ключа, который сменил лязг открываемой двери.
Назаров очутился в большом зале — единственном помещении в этом доме, которое было хоть немного освещено керосиновой лампой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Послушай, любезный, — Сосницкий вновь покинул свою скамеечку, чтобы усесться рядом с возницей на козлах и дружески приобнять его. — Пока я не найду что ищу, отпустить тебя не, смогу, не взыщи, если ты там спешишь куда. Значит, любезный, чем больше помощи ты мне окажешь, тем скорее от меня отвяжешься. Ухватил? Вот так-то… Скажи тогда, как в ночной Москве быстро отыскать след искомой повозки?
— Как, как… Знамо как… Деньги-то есть еще?
— Все тебе отдал.
— Да и не деньги были. Значит, рассчитывай на свое обхождение. Тут кое-где на углах девочки мерзнут, денежных ухажеров ждут. Они кажного встречного-проезжего разглядывают, работа, вишь, у них такая. Кого спросить, как не их. Если скажут…
— Вези до них поскорее, давай, почтенный, давай!
Очень скоро, проехав всего лишь квартал, они набрели на искомое. Извозчик, гнавший галопом, притормозил, пустил лошадь шагом. Он привстал на козлах, всматриваясь в темную улицу. В ответ на это от стены одного из мрачных в ночи домов отделилась фигура и шагнула к проезжей части. Экипаж с двумя мужчинами на облучке поравнялся с молодой женщиной, кутающейся в шаль.
— Тпру! Стоять, корова безрогая!
— Все ругаешься, Егорыч! А это что за молодец? Напарничка себе нашел? Он у тебя на рубаху зарабатывает?
— Эх, Глашка, — лихач в сердцах хлопнул себя по колену, — недешево берем, а еще больше сами платим. На копейку заработаешь, на рупь неприятностей хватанешь.
Пока извозчик жаловался, Сосницкий сцрыгнул на мостовую и подошел к ночной барышне. На него насмешливо взирала невысокая молодая дамочка с усталыми глазами и царапиной на щеке. Дмитрий взял ее под локоток, склонился к ней, принялся что-то нашептывать на ушко.
Извозчик провожал грустным взглядом прогуливающуюся вдоль экипажа парочку, оживленно беседующую о чем-то своем. Сначала личико его старой знакомой, которой (да и не только ей) он помог не без выгоды для себя заработать кое-какую денежку, доставляя на заветный угол ищущих любви хмельных седоков, выражало удивление и разочарование. Потом стало задумчивым, потом девушка внимательно и игриво взглянула на собеседника. А собеседник тем временем шептал и шептал, в чем-то, видимо, горячо убеждая. И, видимо, убедил. Потому что Глашка стала сама говорить, показывая рукой какое-то направление, а седок внимательно слушал и улыбался. Когда Глафира замолчала, человек в исподней рубахе наклонился, поцеловал ей ручку, приведя непривыкшую к подобным нежностям проститутку в смущение, и через секунду он уже запрыгивал в коляску.
— Гони, любезный, прямо, до конца улицы, потом свернешь налево.
Лихач выполнил приказание. Выполняя, полюбопытствовал:
— Как же ты без рублевого подогреву вызнал, чего хотел? Запужал?
— Ну-у-у, — протянул седок, — разве других подходов к женщинам мало? Ты, любезный, про комплименты слышал когда-нибудь?
— Это когда баб нахваливают? А как же! Сам, бывало…
И возница с мечтательной улыбкой замолк. Видно, наползли на ум воспоминания…
Доехали до конца улицы, свернули налево. Продолжили тряский путь по мостовой безлюдной темной улицы. Продолжили объезжать уличных девочек. И те, к превеликому изумлению извочика, продолжали отвечать на вопросы Сосницкого.
Как же так, недоумевал московский лихач. Денег за ответы они не получают, зато неприятностей как-нибудь можно огрести. Разного они, эти девчонки, навидались-напробовались, чтоб теперь и куста бояться. Но вот, поди ж ты, откровенничают. Или этот «дон-жан» слово какое хитрое знает, которое отбивает у баб последний ум.
— Тебе бы, барин, в коты податься, — не выдержал извозчик, — мог бы всех девок в Москве подмять.
Седок ответил возничему загадочной фразой:
— Совершенный человек должен быть совершенен во всем.
Вот так Дмитрий и отследил маршрут крытой повозки, которая — как он продолжал думать — увозила Назарова. Последняя из расспрошенных Сосницким ночных девушек, сообщив, что да, такая повозка проезжала мимо, указав, по какой именно улице та угрохотала, добавила:
— Слышь, миленочек, подружки болтали, как раз по той улице у купца Мяснова что-то затевается. Не одни твои друзья сегодня в ту степь направились. Там все, небось. Купца того домину без труда разыщешь…
Без труда и разыскал.
Они проехали мимо домины. В доме и его окрестностях — показалось бывшему учителю гимнастики — присутствовала некая таинственная жизнь. Мелькнули тени у ворот, откуда-то пробивался свет, и вообще от мест этих исходил неуловимый магнетизм бурной человеческой деятельности — его от взгляда скрывали стены, но от обостренного чутья скрыть не могли. Впрочем, все могло оказаться на деле бредовым порождением уставшего от приключений мозга или не иметь никакого отношения ни к Назарову, ни к Князю.
Они проследовали до следующего поста «ночных женщин», там Дмитрий выспросил, как обстоят дела с крытым шарабаном. Обстояли так: тот не был замечен. Тогда Сосницкий вернул экипаж к купеческому дому. Разумеется, остановил его не у ворот, а у глухой стены ограды.
Тут-то и состоялось прощание седока и извозчика. Без слез и без объятий. Веселый копытный цокот очень скоро перестал быть слышен. Сосницкий остался один и первым делом снял нательную рубаxy. Крадущийся во тьме белым пятном быть не должен.
* * *
Он ехал по ночной Москве, пока что не представляя, кто везет его, куда и с какой целью. Что же касается немногословных попутчиков, то один сидел на козлах, управляя бричкой, второй устроился рядом, а третий — напротив Назарова, с пистолетом в руке.
Наконец бричка остановилась. Послышался натужный лязг отворяемых ворот. Экипаж снова покатил, на этот раз значительно медленнее. Долго ехали по двору, настолько долго, что у Назарова мелькнула мысль: не в Кремль ли они прибыли? Потом бричка остановилась окончательно.
— Двигай, — один из похитителей, не дожидаясь, пока пленник встанет, выволок его из брички. Человек явно был редкостной силы. Назарову вспомнились мясники, легко взваливавшие на спину тушу годовалого телка.
Шли быстро, сворачивая из коридора в коридор. Впереди всех двигалась невысокая фигура с фонарем, второй похититель был спереди, а третий, видимо силач, подталкивал Назарова в спину. Однажды до Федора донеслись совершенно неожиданные звуки — смех и звон бьющейся посуды. Но процессия тотчас свернула в очередной простенок, и звуки умолкли.
Потом начали спускаться куда-то вниз. Тянуло сыростью и, как определил Назаров, недавним строительством. Минуты через три человек с фонарем остановился, послышался лязг ключа, который сменил лязг открываемой двери.
Назаров очутился в большом зале — единственном помещении в этом доме, которое было хоть немного освещено керосиновой лампой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105