Следующей вызвали Арлину. Как и предполагала девушка, король почти не расспрашивал ее о появлении самозванца в крепости и о сложившихся меж ней и мнимым Соколом отношениях. Джангилар сразу перешел к тому, что живо, остро заинтересовало его: к приключениям трех героев в Подгорном Мире. Охотники — известные выдумщики, но Дочь Клана не станет лгать в глаза своему государю!
Выдержка ни на миг не изменила Волчице. Да, она действительно побывала в Подгорном Мире. Воспоминания об этом мучительны для нее, поэтому, с позволения короля, она не станет вдаваться в подробности, тем более что ей все равно не превзойти в красноречии Подгорного Охотника. Лично ей глубже всего врезались в память хищные деревья, нападение Черных Прыгунов и, разумеется, битва, в которой человек, называвший себя Хранителем, проявил чудеса мастерства и отваги, истребив в одиночку стаю Подгорных Людоедов. К какому бы решению ни пришел суд, она, Арлина, обязана признать: от первого до последнего дня своего пребывания в крепости самозванец не проявил ни трусости, ни подлости... Что еще угодно узнать повелителю? Ах, летал ли самозванец на драконе?.. Увы, она должна, к стыду своему, сознаться: при появлении дракона она с визгом упала наземь... лицом вниз... и, скажем так, видела далеко не все, что творилось в воздухе...
Лавируя между правдой и недомолвками, Арлина ухитрилась не произнести ни слова прямой лжи. Получив разрешение удалиться, Волчица хладнокровно спустилась с возвышения и заняла место на скамье рядом с другими Детьми Кланов.
Галерея для свидетелей постепенно пустела, а толпа все больше приходила в волнение. Шепоток-говорок, шелестевший над площадью, превратился в шумный, как прибой, говор.
Вдруг толпа разом смолкла, расплеснулась в стороны. По живому коридору медленно прошла маленькая, хрупкая седая женщина. На ней был плащ с узором в виде орлиных перьев — казалось, женщина сложила за спиной крылья. Ее сопровождали двое статных мужчин со знаками Клана Орла на одежде.
Король поднялся с кресла, покинул возвышение и поспешил навстречу старой женщине.
— Рад видеть тебя живой и бодрой, Орлица! Прости, не посетил тебя по приезде в Ваасмир... но ты наверняка знаешь, какие события закрутили меня в водовороте. Если был непочтителен — не сердись!
— Я знаю, государь! — негромко, но внятно произнесла Орлица. — Тяжка сегодня твоя ноша... тяжелее, чем обычно. Потому я и здесь — чтобы своим даром помочь моему королю.
— По силам ли это будет тебе? В твои-то годы?..
— Не спорю, нелегко... Вряд ли смогла бы я выдержать дознание от начала до конца, поэтому пришла к допросу подсудимых. Слуги известили меня, что почти все свидетели опрошены... Я не опоздала?
— Сайвафина! — с чувством сказал король. — Если бы я знал, что ты окажешь всем нам такую честь, я послал бы за тобой носилки!
— Зачем, государь? — мягко улыбнулась женщина. — Я стараюсь чаще ходить пешком, а мои дети проводили меня...
Она ласково обернулась к стоящим за ее плечами Орлам, а те ответили ей взглядами, полными почтения и любви.
Сайвафина Осенняя Ягода, самая старая женщина не только в Грайане, но, пожалуй, и в мире, называла всех Орлов своими детьми, потому что давно запуталась, сколько раз надо прибавлять «пра» к слову «внук». Рожденная еще в Огненные Времена, она проводила в прошлое уже триста двенадцать лет, успешно сопротивлялась недугам и храбро смеялась над Бездной. Правда, время правления Лаограна, Первого Короля, она помнила отчетливее, чем события прошлого месяца, да путала порой имена своих многочисленных потомков, но в старческое слабоумие отнюдь не впала. Разум ее оставался ясным, и лишь восемь лет назад она перестала быть Мудрейшей своего Клана, добровольно уступив место одному из своих «детей».
Сайвафину называли Бессмертной Орлицей. Может быть, это было правдой. Но мало того — она была Истинной Чародейкой. Маги говорят: дар, как хорошее вино, с годами созревает и крепнет... Орлица умела безошибочно узнавать, правду говорит человек или лжет. «Вернее, — уточняла она, — считает ли сам говорящий свои слова правдой, ибо единой для всех правды нет в этом мире!»
Сейчас Сайвафина неспешно подошла к мраморной полукруглой скамье, где для нее мгновенно освободилось место, и чинно села. Король вернулся на возвышение и вновь занял судейское кресло.
И почти сразу толпа загомонила, отвернувшись от возвышения. Арлина, не выдержав, вскочила с места, но кто-то из сидевших рядом Волков дернул ее за рукав и заставил опуститься на скамью.
За толпой не видна была подъехавшая тюремная повозка, но сейчас на глазах у всех два человека неторопливо шли по живому коридору.
Оба держались спокойно — но по разным причинам.
Впереди шел Ралидж. На нем была свежая рубашка, под тонким рукавом угадывалась повязка. Смену одежды принес в тюрьму Даугур, добившийся у короля разрешения повидать заключенного. Визит Мудрейшего был воспринят Ралиджем как нечто естественное: кому же, как не Главе Соколов, заботиться о сородичах? Разумеется, молодой человек был очень почтителен, подробно изложил Даугуру обстоятельства дела и теперь не боялся суда, считая его фарсом. Припугнуть его хотят, чтобы взялся за ум! Но неужели это нельзя было сделать деликатнее, не выставляя Сокола на публичный позор?..
Ралидж шагал твердо и уверенно, пряча в глазах искры гнева.
А Орешек держал голову высоко, с дружелюбным любопытством поглядывая по сторонам. Толпа перешептывалась, изумляясь его мужеству, но никто не знал причины такого самообладания.
Да, он выглядел не так, как в тюремной камере, когда ужасные дни ожидания поставили несчастного парня на крайнюю ступень отчаяния. Ему было невыносимо страшно — куда страшнее, чем в Подгорном Мире, в кольце Людоедов. Здесь он был один, не перед кем было сохранять показную смелость, и от этого было еще тяжелее.
Ядовитой рыбой всплывал в памяти рассказ Аунка о гибели Юнтагимира, о том, как потерявшие надежду люди обрывали свою жизнь. Там, в лесу, это показалось Орешку нелепым враньем, разве может человек собственной рукой убить себя? Но теперь он чувствовал, что почти в состоянии совершить такой немыслимый поступок. Был бы у него нож...
Но, хвала богам, ужас и отчаяние не могут вечно владеть человеком. Страх перегорел в душе Орешка, сменился тоскливой усталостью, почти безразличием к будущему.
Когда ползвона назад Орешку дали горячей воды, чтобы он мог как следует умыться, и даже разрешили сбрить неряшливую щетину, парень невесело усмехнулся: прямо хоть на сцену!..
И эта мысль оказалась целительной. Орешек вспомнил то, что не раз говорил себе: жизнь — часть огромного бесконечного спектакля, который люди играют для богов. Сейчас его выход... может быть, последний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213