— Я про тех ребят, что сидят там наверху, в цитадели. Может, выпустим их оттуда, и пусть бы убирались к своему графу на корабле, да еще донесли ему, что-де мы — просто шайка пиратов. Вот бы он примчался карать нас с малыми силами, а еще лучше — прислал какого-нибудь мелкотравчатого барона, мы бы его и скушали с потрохами. А?
— Ох, сомневаюсь я, чтобы удалось так легко провести виконта, командующего в цитадели, — заметил Микалегон, но Эйрар решил, что попытаться все-таки стоило. На этом предводители разошлись: военачальники
— набирать войско, устраивать смотр ополчению, а Эйрар — проведать принцессу Аргиру, которую он не видел со времени высадки с кораблей.
Оказалось, однако, что Альсандер поспел прежде него и уже беседовал с Аурией — вернее, говорила в основном она и без конца жаловалась на Эрба:
— Ну до чего неотесанный мужлан!..
Послушав немного, Эйрар заерзал на месте, поражаясь про себя: «И как только Альсандер выдерживает?..» По счастью, русоволосая сестра заметила его состояние и увела его прочь от камина, где сидели те двое, к высокому створчатому окну. За окном виднелось зеленое дерево, усыпанное розовыми цветами: Наарос отвел царственным особам покои, вполне соответствовавшие их титулам. Аргира сгорала от нетерпения послушать его рассказ, и он с удовольствием поведал ей обо всем, только задом наперед. Сначала о том, что его избрали герцогом, и теперь он возглавлял борьбу против Валька и спадариона Стенофона — об этом последнем Эйрар упомянул не без тайного умысла… Но пока он говорил, ее радость как будто пригасла. К концу рассказа она сидела совсем тихо, сложив руки на коленях, и вздыхала, хотя за окном цвела и благоухала весна.
— Я что-то сделал не так?.. — спросил он осторожно.
— Откуда мне знать?.. Я просто подумала о том человеке, которого ты велел казнить… там, на площади. Должно быть, у него не нашлось сына, который бы его защитил? Он ведь провинился не больше, чем твой отец…
— Ты хотела бы, чтобы я отправил родственника на плаху?
Расстроенный, он собрался подняться, но она его удержала:
— Нет, нет, конечно же, нет… Ты сам знаешь, что я бы этого совсем не хотела. Но закон, который за равные преступления одних казнит, а других милует, это… несправедливый закон. Это — Каррена!
— У нас полагают, — сказал он, — что, каким бы ни был закон, первый долг каждого — перед теми, кто дал ему жизнь.
— О да, — отвечала Аргира. — Там, где любовь, нет нужды в законах. Законы существуют, чтобы удерживать людей от деяний, в которых нет места любви. И все-таки… мне кажется, жестоко вот так обрывать жизнь человека, который всего лишь исполнял долг перед своим графом и государством… точно так же, как Эльвар Эйрарсон — перед своим сыном…
— Да, но мой-то родственник вовсе не предполагал, что совершает нечто наказуемое. А валькинг прекрасно знал, что рискует жизнью, исполняя свой так называемый долг, — начал Эйрар, но вдруг осекся и сказал, промолчав: — Аргира! Я свободен!..
— Рада слышать это — но от кого и от чего?
— Бриелла! Я понял, почему нельзя править так, как правит Бриелла. Я понял, в чем заблуждается мой отец… Ты подсказала мне самую суть. Граф и государство! Но что такое этот их граф, как не воплощение государства? Предполагается, что он служит общей воле народа — как говорил дезерион. Но когда граф и государство действуют заодно, государство из слуги превращается в господина. Потому что, согласно его законам, никто не должен любить своего ближнего или проявлять великодушие без особого на то приказа…
Она поднесла руки к лицу:
— Быть может, ты прав, если только я верно тебя поняла. Мне даже думается, что и с Колодцем Единорога та же история. Он принес только счастья и благоденствия людям, когда был обретен. А теперь его просто чтут, и никто не задумывается, — чем же, собственно, он так хорош. Но лучше бы ты поговорил об этом с сестрой, в политике мне до нее далеко…
Это был приказ. Пришлось Эйрару оставить дальнейшие рассуждения, уже просившиеся с языка, и завести речь о вастманстедской весне и о плясках до рассвета у праздничных костров в ночь летнего солнцестояния:
— Беда только, давно уже никто не жжет этих костров. Видишь ли, наш священник был валькингом и полагал, что от подобных празднеств попахивает язычеством Дзика…
36. НААРОС. ДОЛГ
Все произошло так, как и предсказывал Мелибоэ. Засевший в цитадели виконт вовсе не рвался выводить оттуда воинов: в ответ на предложение начать переговоры полетели копья. Не ошибся и Галлиль — стоило объявить о всеобщем восстании, Наарос поднялся, как один человек, от вооруженных дубинками подмастерий, которых надо было учить азам обращения с оружием, и до бывалых купцов, которым случалось сражаться, отстаивая свою жизнь и добро в странах дикого Юга, — каждый из них на мечах вряд ли уступил бы и Эвименесу. Маловато было только оружия, так что все кузницы в городе работали допоздна, а в канатных рядах усердно плели тетивы для луков и тяги для новых боевых машин Плейандера. Плейандер собирался опробовать их, стреляя по цитадели.
Военные приготовления шли своим чередом. Гонцы с севера докладывали, что никаких перемещений валькинговских сил там не замечалось. Зато каждый день прибывали все новые воины из Скогаланга — с луками и колчанами, переброшенными за спину, в стальных шлемах и с маленькими серебряными свистками, на которых они наигрывали боевые песни, шагая в распахнутые городские ворота.
Вастманстед тоже присылал воинов. Они приходили по двое, по трое — люди средних лет, мужественные крестьяне, зубами державшиеся за свои хутора, а теперь оставившие их ради великой битвы с врагом. Они приходили в полном вооружении, иные — седоголовые, хорошо помнящие сражение в Красных Холмах.
Мариоланцы подоспели без промедления, как только весть о восстании проникла за Спанхавид. Оборванные, с суровыми лицами, почти безоружные, они рады были бы штурмовать нааросскую цитадель и голыми руками придушить каждый по валькингу: этим людям пришлось многое вынести. Эйрар направлял их к Микалегону, в ту часть войска, которой в бою предстояло принять главный удар; грубый, громогласный герцог пришелся изгнанникам как раз по душе.
К исходу третьей недели вернулся корабль, посланный на Джентебби. По словам моряков, там царил полный разгром. На Вагее было сожжено полгорода, а суда затоплены в гавани. Рудра, Загребного, сыскать так и не удалось, но корабль все-таки привез несколько человек, которые обнимались с рыбаками из прежнего Эйрарова отряда и такое рассказывали о зверствах Бордвина Дикого Клыка, что мужчины, слушая их, утирали глаза.
Потом прибыли первые посланцы Хестинги — тридцать всадников на горячих конях, все из южного округа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113