А ведь ей тогда было всего двенадцать лет.
Но сейчас Талискер был зол, и он не хотел уходить, не высказав своего мнения.
– Ведь я предупреждал тебя, Ри, что он плохой человек. Господи, ну почему ты меня не слушала?
– К тому времени уже было слишком поздно, отец. Но не обвиняй Джала… вернее, не во всем его обвиняй. Я была добровольным сообщником… – Теперь Риган выглядела искренне расстроенной. – Знаешь, если бы он тогда вложил меч в мои руки и сказал, чтобы я шла и убивала детей и женщин сидов… – Она помедлила. – Я думаю, что сделала бы это. Я не могу прийти завтра на суд и притвориться, что не виновата. В этом Тристан прав. – Она обезоруживающе усмехнулась. – Справедливость. Не могу сказать, что не знала, чем он занимается. Просто закрывала на это глаза. – Она вздохнула. – Обмануть можно сердце, но не разум.
– Но почему, Риган? – Голос Талискера был полон грусти и боли. – Помоги мне понять, я нуждаюсь в этом.
Риган посмотрела на отца с таким выражением, будто он задал глупый вопрос, ответ на который и дураку понятен.
– Но ведь они просто сиды, грязные животные. Они задушат Великих. Их численность постоянно растет. Некоторые даже позволяют себе связи с женщинами Великих. Нам необходимо избавиться от них, вот и все. Посмотри вокруг, этот остров создан с помощью сильной магии… Неужели ты чувствуешь себя спокойно, зная, что сиды обладают такой мощью?
– Просто сиды? – ахнул он. – Просто сиды? О господи, как я мог породить такого злобного маленького монстра. Сиды мирные люди… как ты можешь… Откуда взялась твоя ненависть, Риган?
Его голос сорвался от гнева. Дочь смотрела на него с удивлением. Он вдруг почувствовал, что больше не может с ней разговаривать, и повернулся, чтобы уйти.
– Отец! Не уходи. Не оставляй меня вот так просто. Я хочу знать, ты заступишься за меня на суде? Скажи им, что я хорошая… – Талискер повернулся к ней, по его лицу текли неконтролируемые слезы ярости. Он долго молчал, и Риган сникла под суровым взглядом. – Скажи им, что я хорошая.
Эти слова вырвались у нее как шепот, скорее даже как вздох. Она смотрела на отца. Зеленые глаза наконец наполнились искренними слезами.
Талискер, казалось, смотрел сквозь нее.
– Я скажу им, что не знаю тебя, – ответил он. – Я скажу им, что моя дочь, – его голос дрогнул, – моя Риган умерла.
Выходя из камеры, Дункан услышал звуки, которые разбили ему сердце. Это был плач Риган.
ГЛАВА 14
Далеко-далеко на севере, минуя места, где умирают легенды Великих, бушевал шторм. Он был очень сильный. Яростный смерч вырывал с корнем скудную растительность и сжигал ее своим собственным огнем молний. Прямо под эпицентром смерча находился островок другого мира – купол, созданный из материала, который можно было бы назвать чем-то вроде стекла, неизвестного в Сутре. Он отражал и отталкивал ярость шторма, который был вызван обитательницей купола для собственного развлечения. Звук бури, услышь его обычный человек, был бы принят за Конец Света. Буря хлестала купол с дикой яростью, а внутри было спокойно и тихо. Там все было похоже на осеннюю поляну в лесу, да, собственно говоря, так и было. Фирр перенесла свое любимое место сюда и для защиты накрыла его куполом. Здесь никогда не менялись времена года. Листья всегда были золотыми и красными. Всегда на грани опадания. Леди Фирр приносило удовлетворение состояние потенциального конца.
Над поляной пролетела большая черная птица, как бесшумная тень, освещенная бело-голубыми отсветами молний. Она села на ветку древнего дерева и, вытянув голову, смотрела на нижние ветви, под которыми стояла Фирр, глядя на себя в зеркало, подвешенное на дереве.
Богиня устала находиться в человеческом обличье, а попробовала она уже все. Фирр вяло смотрела на свое отражение. На ее лице уже двадцать лет оставался дефект, который нанес ей брат в приступе ярости. Богиня улыбнулась и дотронулась до щеки как раз под поврежденным глазом, который переливался всеми цветами радуги, словно опал. Когда Джал был маленьким, он часто напоминал ей Корвуса: такие же темные глаза, такой же эмоциональный напор… и ему тоже нельзя было доверять. Но Фирр больше не беспокоилась о Джале. Она решила иметь то, чего ей хочется, мира и забвения. Фирр достала из ножен на талии длинный серебряный кинжал, пристально глядя на отражение чего-то в зеркале, но не желая поворачиваться, будто ей было невыносимо сталкиваться лицом к лицу с реальностью.
Она не боялась. Тем, в ком течет кровь богов, нечего бояться. Действительно, кончина по собственному желанию была единственно возможной для тех, кого перестало привлекать обладание истинной властью. Осознание того, что ничто в жизни больше не имеет значения, было больше похоже на рассказанную сеаннахом сказку, которую прервали на середине предложения, отчего все стало бессмысленным…
– Я вижу тебя, Слуаг, – пробормотала Фирр с отсутствующим видом.
Она подняла глаза и посмотрела на ворона, встретив его холодный взгляд с обычной смесью презрения и сочувствия. Слуаг долгое время был другом ее брата, и появился он на следующий день после рождения Джала. Фирр всегда ненавидела ворона, очевидно, ревнуя его из-за привязанности, которую Корвус всегда испытывал к этому ничтожному существу. И тем не менее, в ее сердце оставалось место жалости к нему. Без своего хозяина ворон чувствовал себя потерянным и бесполезным. Итак, вместо того чтобы убить птицу, она дала ей шанс. Ворону было разрешено остаться, хотя Фирр и мучило его присутствие – он напоминал ей о потерянном брате-близнеце.
– Если я уйду, то и тебе придется сделать то же самое, – улыбнулась она печально. – У тебя больше нет цели в жизни, старая птица. И ты, и я – остатки прежних времен.
Она поправила свою низкую кровать и легла, подняв кинжал.
Но потом на мгновение отвела его в сторону. Фирр всегда больше ценила предвкушение события и не видела причин, чтобы ее уход был исключением. Ей следовало сделать это вместе с братом, хотя тот ушел не по своей воле, убитый Талискером и его воинами… Фирр вздохнула и опустила оружие, отложив его в сторону.
Талискер. Стоило ей закрыть глаза, и она слышала спокойный стук дождя по крыше, чувствовала холод и жар той ночи. И помнила тот момент, когда они вступили в схватку, а их глаза встретились во время борьбы за меч, который был у нее в руках. Фирр хотела убить Талискера сама, чтобы потом бросить его голову под ноги Корвусу, но вместо этого встретилась с ним взглядом… и что-то возникло между ними. Позже Фирр вернулась, не в силах преодолеть любопытство, и соблазнила Талискера, замаскировавшись под его любимую женщину Уну. Но, в конце концов, он все-таки взял над ней верх и посеял семя в ее чреве, таким образом сделав Фирр способной к единственному акту истинного созидания, который она совершила в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Но сейчас Талискер был зол, и он не хотел уходить, не высказав своего мнения.
– Ведь я предупреждал тебя, Ри, что он плохой человек. Господи, ну почему ты меня не слушала?
– К тому времени уже было слишком поздно, отец. Но не обвиняй Джала… вернее, не во всем его обвиняй. Я была добровольным сообщником… – Теперь Риган выглядела искренне расстроенной. – Знаешь, если бы он тогда вложил меч в мои руки и сказал, чтобы я шла и убивала детей и женщин сидов… – Она помедлила. – Я думаю, что сделала бы это. Я не могу прийти завтра на суд и притвориться, что не виновата. В этом Тристан прав. – Она обезоруживающе усмехнулась. – Справедливость. Не могу сказать, что не знала, чем он занимается. Просто закрывала на это глаза. – Она вздохнула. – Обмануть можно сердце, но не разум.
– Но почему, Риган? – Голос Талискера был полон грусти и боли. – Помоги мне понять, я нуждаюсь в этом.
Риган посмотрела на отца с таким выражением, будто он задал глупый вопрос, ответ на который и дураку понятен.
– Но ведь они просто сиды, грязные животные. Они задушат Великих. Их численность постоянно растет. Некоторые даже позволяют себе связи с женщинами Великих. Нам необходимо избавиться от них, вот и все. Посмотри вокруг, этот остров создан с помощью сильной магии… Неужели ты чувствуешь себя спокойно, зная, что сиды обладают такой мощью?
– Просто сиды? – ахнул он. – Просто сиды? О господи, как я мог породить такого злобного маленького монстра. Сиды мирные люди… как ты можешь… Откуда взялась твоя ненависть, Риган?
Его голос сорвался от гнева. Дочь смотрела на него с удивлением. Он вдруг почувствовал, что больше не может с ней разговаривать, и повернулся, чтобы уйти.
– Отец! Не уходи. Не оставляй меня вот так просто. Я хочу знать, ты заступишься за меня на суде? Скажи им, что я хорошая… – Талискер повернулся к ней, по его лицу текли неконтролируемые слезы ярости. Он долго молчал, и Риган сникла под суровым взглядом. – Скажи им, что я хорошая.
Эти слова вырвались у нее как шепот, скорее даже как вздох. Она смотрела на отца. Зеленые глаза наконец наполнились искренними слезами.
Талискер, казалось, смотрел сквозь нее.
– Я скажу им, что не знаю тебя, – ответил он. – Я скажу им, что моя дочь, – его голос дрогнул, – моя Риган умерла.
Выходя из камеры, Дункан услышал звуки, которые разбили ему сердце. Это был плач Риган.
ГЛАВА 14
Далеко-далеко на севере, минуя места, где умирают легенды Великих, бушевал шторм. Он был очень сильный. Яростный смерч вырывал с корнем скудную растительность и сжигал ее своим собственным огнем молний. Прямо под эпицентром смерча находился островок другого мира – купол, созданный из материала, который можно было бы назвать чем-то вроде стекла, неизвестного в Сутре. Он отражал и отталкивал ярость шторма, который был вызван обитательницей купола для собственного развлечения. Звук бури, услышь его обычный человек, был бы принят за Конец Света. Буря хлестала купол с дикой яростью, а внутри было спокойно и тихо. Там все было похоже на осеннюю поляну в лесу, да, собственно говоря, так и было. Фирр перенесла свое любимое место сюда и для защиты накрыла его куполом. Здесь никогда не менялись времена года. Листья всегда были золотыми и красными. Всегда на грани опадания. Леди Фирр приносило удовлетворение состояние потенциального конца.
Над поляной пролетела большая черная птица, как бесшумная тень, освещенная бело-голубыми отсветами молний. Она села на ветку древнего дерева и, вытянув голову, смотрела на нижние ветви, под которыми стояла Фирр, глядя на себя в зеркало, подвешенное на дереве.
Богиня устала находиться в человеческом обличье, а попробовала она уже все. Фирр вяло смотрела на свое отражение. На ее лице уже двадцать лет оставался дефект, который нанес ей брат в приступе ярости. Богиня улыбнулась и дотронулась до щеки как раз под поврежденным глазом, который переливался всеми цветами радуги, словно опал. Когда Джал был маленьким, он часто напоминал ей Корвуса: такие же темные глаза, такой же эмоциональный напор… и ему тоже нельзя было доверять. Но Фирр больше не беспокоилась о Джале. Она решила иметь то, чего ей хочется, мира и забвения. Фирр достала из ножен на талии длинный серебряный кинжал, пристально глядя на отражение чего-то в зеркале, но не желая поворачиваться, будто ей было невыносимо сталкиваться лицом к лицу с реальностью.
Она не боялась. Тем, в ком течет кровь богов, нечего бояться. Действительно, кончина по собственному желанию была единственно возможной для тех, кого перестало привлекать обладание истинной властью. Осознание того, что ничто в жизни больше не имеет значения, было больше похоже на рассказанную сеаннахом сказку, которую прервали на середине предложения, отчего все стало бессмысленным…
– Я вижу тебя, Слуаг, – пробормотала Фирр с отсутствующим видом.
Она подняла глаза и посмотрела на ворона, встретив его холодный взгляд с обычной смесью презрения и сочувствия. Слуаг долгое время был другом ее брата, и появился он на следующий день после рождения Джала. Фирр всегда ненавидела ворона, очевидно, ревнуя его из-за привязанности, которую Корвус всегда испытывал к этому ничтожному существу. И тем не менее, в ее сердце оставалось место жалости к нему. Без своего хозяина ворон чувствовал себя потерянным и бесполезным. Итак, вместо того чтобы убить птицу, она дала ей шанс. Ворону было разрешено остаться, хотя Фирр и мучило его присутствие – он напоминал ей о потерянном брате-близнеце.
– Если я уйду, то и тебе придется сделать то же самое, – улыбнулась она печально. – У тебя больше нет цели в жизни, старая птица. И ты, и я – остатки прежних времен.
Она поправила свою низкую кровать и легла, подняв кинжал.
Но потом на мгновение отвела его в сторону. Фирр всегда больше ценила предвкушение события и не видела причин, чтобы ее уход был исключением. Ей следовало сделать это вместе с братом, хотя тот ушел не по своей воле, убитый Талискером и его воинами… Фирр вздохнула и опустила оружие, отложив его в сторону.
Талискер. Стоило ей закрыть глаза, и она слышала спокойный стук дождя по крыше, чувствовала холод и жар той ночи. И помнила тот момент, когда они вступили в схватку, а их глаза встретились во время борьбы за меч, который был у нее в руках. Фирр хотела убить Талискера сама, чтобы потом бросить его голову под ноги Корвусу, но вместо этого встретилась с ним взглядом… и что-то возникло между ними. Позже Фирр вернулась, не в силах преодолеть любопытство, и соблазнила Талискера, замаскировавшись под его любимую женщину Уну. Но, в конце концов, он все-таки взял над ней верх и посеял семя в ее чреве, таким образом сделав Фирр способной к единственному акту истинного созидания, который она совершила в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115