Суд продолжался почти неделю. Тристану казалось странным, что сиды до сих пор с такой любезностью обращаются с ним и Талискером, в то время как его собственная сестра стоит перед судом за многочисленные убийства их соплеменников. Каждое утро начиналось одинаково. Эскариус приводил их в большой амфитеатр, где происходил суд, затем занимал свое место как представитель клана. В самом центре круглого пространства сидела Риган, связанная кожаными ремнями и одетая в красное платье – символ обвинения ее в кровавых делах. Девушку не просили говорить в начале суда, но казалось, она очень напряженно выслушивает показания разных свидетелей, большинство которых не могло спокойно на нее смотреть. Риган же бросала им вызов, пристально всматриваясь в лица, будто полностью отрицая горестные рассказы об убийствах их детей и близких.
По краям большой арены, словно указатели сторон света на компасе, сидели представители разных кланов. Напротив Риган стоял Эскариус, он был один. Клан волков, живущий в Сутре изолированно, не присоединяясь ни к каким договорам, не искал в Совете справедливости. Из-за этого предполагаемого нейтралитета Эскариус оказался подходящей кандидатурой для посредника, хотя право вынесения приговора ему предоставлено не было. Рядом с ним сидел какой-то сид. Ни Тристан, ни Талискер не были с ним знакомы. Лицо высокого человека, одетого в церемониальные одежды, скрывала большая маска. Она изображала существо, в котором черты представителей всех кланов сидов – медведей, орлов, рысей и волков – объединились в некий загадочный образ. В одной руке судья-сид держал перо орла, в другой – нечто, завернутое в мягкую кожу. Талискер был уверен, что это Бразнаир.
Между Эскариусом и кланом рысей размещался клан сидов-медведей. Эти кланы особенно пострадали, потому что их земли граничили с землями Риган с одной стороны, а дальше на юго-восток находились владения леди Уллы. Сиды-орлы тоже были обижены и сидели справа от рысей. Талискер и Тристан находились слева от Риган, там, где на компасе указан запад.
К третьему дню, когда никто не попросил их высказаться, а Риган не предоставили возможности хоть как-то объяснить свое поведение, Тристан потерял терпение. Он понимал, как важно каждому из выступающих рассказать о своем горе. Но поскольку одна ужасная история следовала за другой, а высокомерное выражение лица Риган мало ей помогало, ситуация становилась все более и более непоправимой. Один из сидов-орлов держал большую палку, используя ее, чтобы показать, чья очередь говорить. Он сердито погрозил палкой Риган, когда описывали, как скоор атаковал молодых сидов-орлов и сжег их.
Кисточки и колокольчики раскачивались и звенели в холодном тихом воздухе, но Риган оставалась невозмутимой. Тристан больше не мог этого выносить.
– Как я понимаю, защиты не будет? – Он встал. – И это справедливость сидов?
– Тан Тристан, вы должны сохранять спокойствие до тех пор, пока вас не попросят говорить, – произнес Эскариус. – Сейчас очередь орлов.
Тристан сдвинул брови, отчего исказились его обычно приятные черты лица, и сердито посмотрел на Эскариуса.
– Я здесь пленник, сэр? – спросил он язвительно. – Я правитель и могу говорить когда захочу.
– Тристан. – Талискер взял сына за руку. – Это суд сидов…
– Это не суд. Это фарс, – продолжал тот. – Мы все знаем, что Риган будет приговорена к смерти. Всем известно, что она заслуживает такого наказания. Какой смысл во всем этом спектакле… – Его голос вдруг прервался. – Просто убейте ее… – в голосе появилась дрожь, следующие слова смогли услышать только Талискер и Мориас, сидевшие рядом, – … мою сестру…
Мориас встал и закрыл его собой от смущенных сидов. Он напористо шептал, не отводя взгляда от расстроенного лица Тристана.
– Суд устроен не для Риган. Неужели ты не понимаешь, Тристан? Суд для тех, кто обвиняет… Риган может показать, что ее мучают угрызения совести, и попросить прощения…
– Прежде чем умрет? Мориас печально кивнул.
– Тогда я не могу больше смотреть на это. И не буду.
– Твоя преданность сестре делает тебе честь, Тристан. Но не забывай, ты все еще правитель Сулис Мора. Когда это… закончится, сиды могут стать, а могут и не стать твоими союзниками.
Тристан выпрямился насколько мог.
– Значит, ты предлагаешь, чтобы я из политических соображений смотрел, как мою сестру приговаривают к смерти? Мориас, ты меня сильно недооцениваешь. Я знаю, кто она. Но использовать ее смерть для собственной выгоды не буду.
– Тебе ничего не надо делать, Тристан. Просто сиди и молчи, – твердо сказал Мориас.
– Нет. Раз суд может приговорить ее к смерти со мной или без меня, пусть он сделает это в мое отсутствие. – Тристан повернулся, чтобы выйти из амфитеатра. – Ты пойдешь со мной, отец? – спросил он.
– Сочту за честь, сын, – ответил Талискер с чувством.
Они молча пошли к пещере, их никто не сопровождал. За их спинами раздался гул возмущенных голосов, но мужчины проигнорировали его. Только оказавшись в пещере, Тристан дал волю чувствам. Он упал на свой топчан и зарыдал. Талискер беспомощно сидел рядом, поглаживая сына по спине, словно тот до сих пор был ребенком.
– Зачем она так себя ведет, отец? Почему не попросит у них прощения? Ты видел? Видел, с каким видом она сидит перед ними?
– Да, – ответил Талискер. – Это единственный способ поведения, который она знает, сын.
Он не мог постичь свои собственные чувства. Вид гордой, сидящей с высоко поднятой головой Риган вызывал ужасную боль в сердце. И тем не менее оба его ребенка в последние несколько часов заставили Талискера гордиться ими. К сожалению, Риган эта гордость стоит жизни.
Прошло, наверное, не меньше часа, когда в пещеру вошел Мориас. Он выглядел взволнованным и усталым.
– Похоже, мы кое-что поменяли в традициях сидов, – расплылся он в улыбке. – Мне дали разрешение действовать в качестве посредника. Я вызову тебя, Тристан, сегодня днем, а тебя, Дункан, завтра утром. Риган тоже будет дана возможность высказаться.
– Для чего все это нужно, если наши слова не повлияют на результат? – нахмурился Тристан. – Какая разница, выступим мы или нет?
– Как ты можешь говорить такое сеаннаху? Слова – это все. Слова – это память, молодой человек. – Мориас беззлобно улыбнулся в ответ на презрительное замечание Тристана. – Слова могут иметь значение и здесь, каким бы ни был результат. История рассудит, насколько виновата твоя сестра, но и сиды способны на милосердие. Если нам удастся доказать, что она находилась под влиянием Джала и… не знала об основных событиях…
Талискер горько рассмеялся.
– Значит, мы должны солгать им, Мориас?
– А что заставляет тебя быть таким уверенным, что это ложь?
– Я ее отец, Мориас, и мое сердце остается холодным, когда я смотрю на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115