подобная дерзость могла развеселить его, а могла разозлить. Но Норке хотелось уйти из «Побитой шавки» раньше, чем человек Ибханы поднимет скандал.
Хижан прищурился.
— К чему такая спешка, дорогая Фриса? Мне кажется, что тебе не нравится мое общество?
Она выругалась про себя. Если Хижан начинает задавать вопросы, а тебе есть что скрывать, то ты ступаешь на опасный путь. Помолившись в душе всем воровским богам, Норка начала рискованную игру. Для Хижана она обычно изображала маленькую и глупенькую девочку. Но сейчас надо было отвлечь его. Она наклонилась поближе к Хижану и прошептала, надеясь, что ее не услышат остальные:
— Я не вашего общества сторонюсь, Мастер. Но я нюхом чую здесь человека Ибханы, а я не люблю ее тяжелый мускусный запах. И я не гожусь для драк.
У Мастера-вора брови поползли вверх, а с лица исчезло язвительное выражение. Он подвинул ей все, что она ему принесла, а на губах у него заиграла улыбка:
— Так, значит, у тебя все-таки есть одна-две извилины. Может, мне и удастся сделать из тебя что-нибудь путное. Возьми все и иди.
Норка на мгновение остолбенела. Потом монеты исчезли в ее карманах.
— Спасибо, Мастер. — Она заспешила прочь.
Ее остановил окрик Хижана. Второй раз за последнюю пару минут она застыла от удивления.
— Норка! — позвал ее Хижан (а он никогда не называл ее Норкой). Оправившись от потрясения, она обернулась. — Такая ты мне больше нравишься. Ты ведь поняла меня, Норка?
— Да, сэр, — сказала она.
Она действительно поняла, что разыгрывать маленькую и глупенькую больше не удастся, и это ее обеспокоило.
В трактире «Улыбка Троллопа» вечерний наплыв посетителей шел на убыль. Дверь в общий зал была открыта, чтобы Осел мог услышать, если кто-нибудь потребует факел. Последний из горшков уже был отмыт и очищен. Аркид обслуживал клиентов за стойкой бара, предоставив Ослу кухонное царство. Мышка ушла в фургон, который служил ей и ее родителям домом. Она оставила еще один рисунок на скамейке. Осел знал, что надо его стереть, но это был забавный рисунок. Мышка очень точно изобразила Норку, задравшую подбородок, чтобы скрыть неуверенность. Ослу казалось, что рисунок вот-вот заговорит, поэтому он даже не вздрогнул, когда Норка окликнула его с черного входа:
— Привет, Осел. Ты один?
— Привет, Норка. Да. Хочешь есть? Осталась тушеная рыба.
Норка проскользнула внутрь и села за стол, но так, чтобы ее не было видно из общего зала.
— Наверное, надо заплатить. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Заплатить? — медленно переспросил Осел. — Нет. Если дядя спросит, я скажу, что снова проголодался.
— Ну, что слышно? — спросила Норка, набив рот ароматной рыбой.
— Мышка была здесь.
Норка перевела взгляд на каменную скамью и засмеялась:
— Это же я! А тебе не попадет за то, что ты это оставил?
Осел пожал плечами.
— Я думал, ты зайдешь сегодня.
Он взял тряпку.
— Посмотрела? — Она кивнула, и он стер рисунок с камня.
— Ты видел Хорька?
— С утра не видел. Но приходил Акулья Наживка, набирал поденных рабочих на завтра. Ожидается корабль с севера со льдом, и хозяин обещал тройную плату, если его товар разгрузят в первую очередь.
Норка покачала головой:
— Это не понравится остальным судовладельцам.
— Нет. Но для грузчиков это хорошо. И завтра вечером все таверны и трактиры будут переполнены.
Из зала кто-то крикнул, чтобы принесли свет. Норка проглотила остатки рыбы.
— У тебя много дел, а мне пора. Спасибо за угощение, — сказала она и выскользнула на темную улицу.
Взяв один из просмоленных факелов, Осел вошел в общий зал. Уже было совсем поздно, и надо было выпроваживать гуляк. Появившись на людях, он придал своему лицу выражение приятного безразличия. Он никогда не позволял себе проявить презрение или ум.
* * *
Королевский Дворец был огромным каменным зданием с большими арочными окнами и тонкими башнями, увенчанными шпилями. В нем были широченные коридоры, большие банкетные залы и залы для танцев, бесконечные анфилады комнат и сады на террасах. Королевские покои были нашпигованы потайными ходами, замаскированными нишами для шпионов и крошечными комнатами для подслушивания. Это здание предназначалось для интриг, а не для честной борьбы. Но оно было красиво: ажурная каменная кладка, изящные окна делали Дворец легким и воздушным. Особенно хорош он был в эту лунную ночь.
Арра любовалась видом, открывающимся из окна библиотеки. Она перебирала струны лютни и неотрывно смотрела на холодную лунную дорожку, прочертившую гладь моря. Лицо Арры было спокойным, а пристальный взор тонул в безмятежности мирной картины, открывшейся перед ней. Она даже не пошевелилась, когда в глубине библиотеки послышались шаги.
Чьи-то руки обняли ее за плечи. Она улыбнулась, но играть не перестала.
— Ты что, собираешься просидеть здесь всю ночь?
— Я могла бы, — ответила она, все еще глядя из окна.
— Ты опять вся в грезах?
На этот раз она повернулась. Лютня умолкла. Несколько мгновений Арра разглядывала дорогое и так хорошо знакомое лицо: черты лица точеные, как у статуи, смуглая гладкая кожа под локонами черных волос; глаза формы миндаля и цвета янтаря; и это непостижимое безграничное понимание и сочувствие, за которые она любила его всей душой.
— В какой-то степени да, — наконец призналась она.
Он убрал с ее лица прядь красивых темных волос.
— Расскажи мне, — попросил он. Она прижалась к нему.
— О, Кет, и рассказывать-то нечего: воровка-девушка, которая может управлять миром одним лишь движением головы; мальчик-провидец с огромными глазами; маленькая девчушка с угольком в руке. Я вижу все это с тех пор, как покинула Каледан. Все это лишь маленькие разрозненные кусочки, похожие на бусины в коробке. А я ищу нить, чтобы собрать все воедино. — Она отстранилась от него и некоторое время рассматривала его лицо. — Это имеет отношение к тебе. Я уверена в этом. Не нужно быть Провидицей из Келланда, чтобы знать, что твои Дома Советников плетут паутину заговоров и расставляют ловушки. Прошло четыре месяца как тебя короновали, и я удивляюсь, что на тебя еще не было покушения.
— Мой отец, — его глаза затуманились горем, — мой отец говорил, что первый год бывает самым тяжелым. Но его убили на одиннадцатом году правления.
Она взяла его за руку, утешая:
— Эти отрывочные видения тревожат меня. Я бы хотела сложить всю мозаику целиком. Я бы хотела, чтобы мой дар был сильнее или, наоборот, намного слабее, чем теперь. Эти предчувствия, эти смутные намеки утомляют, а не помогают.
— И ты думаешь, что от того, что просидишь всю ночь у окна, картина прояснится?
— Нет, — призналась она с улыбкой. — Но я не знаю, что еще можно сделать.
Он промолчал. Потом поцеловал ее в бровь.
— Я не буду мешать тебе, если посижу здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Хижан прищурился.
— К чему такая спешка, дорогая Фриса? Мне кажется, что тебе не нравится мое общество?
Она выругалась про себя. Если Хижан начинает задавать вопросы, а тебе есть что скрывать, то ты ступаешь на опасный путь. Помолившись в душе всем воровским богам, Норка начала рискованную игру. Для Хижана она обычно изображала маленькую и глупенькую девочку. Но сейчас надо было отвлечь его. Она наклонилась поближе к Хижану и прошептала, надеясь, что ее не услышат остальные:
— Я не вашего общества сторонюсь, Мастер. Но я нюхом чую здесь человека Ибханы, а я не люблю ее тяжелый мускусный запах. И я не гожусь для драк.
У Мастера-вора брови поползли вверх, а с лица исчезло язвительное выражение. Он подвинул ей все, что она ему принесла, а на губах у него заиграла улыбка:
— Так, значит, у тебя все-таки есть одна-две извилины. Может, мне и удастся сделать из тебя что-нибудь путное. Возьми все и иди.
Норка на мгновение остолбенела. Потом монеты исчезли в ее карманах.
— Спасибо, Мастер. — Она заспешила прочь.
Ее остановил окрик Хижана. Второй раз за последнюю пару минут она застыла от удивления.
— Норка! — позвал ее Хижан (а он никогда не называл ее Норкой). Оправившись от потрясения, она обернулась. — Такая ты мне больше нравишься. Ты ведь поняла меня, Норка?
— Да, сэр, — сказала она.
Она действительно поняла, что разыгрывать маленькую и глупенькую больше не удастся, и это ее обеспокоило.
В трактире «Улыбка Троллопа» вечерний наплыв посетителей шел на убыль. Дверь в общий зал была открыта, чтобы Осел мог услышать, если кто-нибудь потребует факел. Последний из горшков уже был отмыт и очищен. Аркид обслуживал клиентов за стойкой бара, предоставив Ослу кухонное царство. Мышка ушла в фургон, который служил ей и ее родителям домом. Она оставила еще один рисунок на скамейке. Осел знал, что надо его стереть, но это был забавный рисунок. Мышка очень точно изобразила Норку, задравшую подбородок, чтобы скрыть неуверенность. Ослу казалось, что рисунок вот-вот заговорит, поэтому он даже не вздрогнул, когда Норка окликнула его с черного входа:
— Привет, Осел. Ты один?
— Привет, Норка. Да. Хочешь есть? Осталась тушеная рыба.
Норка проскользнула внутрь и села за стол, но так, чтобы ее не было видно из общего зала.
— Наверное, надо заплатить. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Заплатить? — медленно переспросил Осел. — Нет. Если дядя спросит, я скажу, что снова проголодался.
— Ну, что слышно? — спросила Норка, набив рот ароматной рыбой.
— Мышка была здесь.
Норка перевела взгляд на каменную скамью и засмеялась:
— Это же я! А тебе не попадет за то, что ты это оставил?
Осел пожал плечами.
— Я думал, ты зайдешь сегодня.
Он взял тряпку.
— Посмотрела? — Она кивнула, и он стер рисунок с камня.
— Ты видел Хорька?
— С утра не видел. Но приходил Акулья Наживка, набирал поденных рабочих на завтра. Ожидается корабль с севера со льдом, и хозяин обещал тройную плату, если его товар разгрузят в первую очередь.
Норка покачала головой:
— Это не понравится остальным судовладельцам.
— Нет. Но для грузчиков это хорошо. И завтра вечером все таверны и трактиры будут переполнены.
Из зала кто-то крикнул, чтобы принесли свет. Норка проглотила остатки рыбы.
— У тебя много дел, а мне пора. Спасибо за угощение, — сказала она и выскользнула на темную улицу.
Взяв один из просмоленных факелов, Осел вошел в общий зал. Уже было совсем поздно, и надо было выпроваживать гуляк. Появившись на людях, он придал своему лицу выражение приятного безразличия. Он никогда не позволял себе проявить презрение или ум.
* * *
Королевский Дворец был огромным каменным зданием с большими арочными окнами и тонкими башнями, увенчанными шпилями. В нем были широченные коридоры, большие банкетные залы и залы для танцев, бесконечные анфилады комнат и сады на террасах. Королевские покои были нашпигованы потайными ходами, замаскированными нишами для шпионов и крошечными комнатами для подслушивания. Это здание предназначалось для интриг, а не для честной борьбы. Но оно было красиво: ажурная каменная кладка, изящные окна делали Дворец легким и воздушным. Особенно хорош он был в эту лунную ночь.
Арра любовалась видом, открывающимся из окна библиотеки. Она перебирала струны лютни и неотрывно смотрела на холодную лунную дорожку, прочертившую гладь моря. Лицо Арры было спокойным, а пристальный взор тонул в безмятежности мирной картины, открывшейся перед ней. Она даже не пошевелилась, когда в глубине библиотеки послышались шаги.
Чьи-то руки обняли ее за плечи. Она улыбнулась, но играть не перестала.
— Ты что, собираешься просидеть здесь всю ночь?
— Я могла бы, — ответила она, все еще глядя из окна.
— Ты опять вся в грезах?
На этот раз она повернулась. Лютня умолкла. Несколько мгновений Арра разглядывала дорогое и так хорошо знакомое лицо: черты лица точеные, как у статуи, смуглая гладкая кожа под локонами черных волос; глаза формы миндаля и цвета янтаря; и это непостижимое безграничное понимание и сочувствие, за которые она любила его всей душой.
— В какой-то степени да, — наконец призналась она.
Он убрал с ее лица прядь красивых темных волос.
— Расскажи мне, — попросил он. Она прижалась к нему.
— О, Кет, и рассказывать-то нечего: воровка-девушка, которая может управлять миром одним лишь движением головы; мальчик-провидец с огромными глазами; маленькая девчушка с угольком в руке. Я вижу все это с тех пор, как покинула Каледан. Все это лишь маленькие разрозненные кусочки, похожие на бусины в коробке. А я ищу нить, чтобы собрать все воедино. — Она отстранилась от него и некоторое время рассматривала его лицо. — Это имеет отношение к тебе. Я уверена в этом. Не нужно быть Провидицей из Келланда, чтобы знать, что твои Дома Советников плетут паутину заговоров и расставляют ловушки. Прошло четыре месяца как тебя короновали, и я удивляюсь, что на тебя еще не было покушения.
— Мой отец, — его глаза затуманились горем, — мой отец говорил, что первый год бывает самым тяжелым. Но его убили на одиннадцатом году правления.
Она взяла его за руку, утешая:
— Эти отрывочные видения тревожат меня. Я бы хотела сложить всю мозаику целиком. Я бы хотела, чтобы мой дар был сильнее или, наоборот, намного слабее, чем теперь. Эти предчувствия, эти смутные намеки утомляют, а не помогают.
— И ты думаешь, что от того, что просидишь всю ночь у окна, картина прояснится?
— Нет, — призналась она с улыбкой. — Но я не знаю, что еще можно сделать.
Он промолчал. Потом поцеловал ее в бровь.
— Я не буду мешать тебе, если посижу здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74