"В 1873 г., в Симбирской губ., Ардатовского уезда, в селе Барашеве, в доме священника с 23 декабря по 28 декабря "разнообразное самодвижение и самолетание предметов", самовар с кипятком поднялся с пола и отлетел аршина на два; из русской кухонной печи вырывало и разбивало вдребезги кирпичи; домашняя посуда и утварь летали в разные стороны и разбивались. Момент поднятия какой бы то вещи с известного места и перелет ее при внимательном наблюдении моем ни разу не был замечен, а только ее падение", – писал священник Н. Л. Цветков.
"В 1887 году в Сибири, в Томской губернии, возле города Марийского, – рассказывал корреспондент газеты "Сибирский вестник", – на кожевенном заводе купца Савельева в ночь на 1 сентября полный погром: почти во всех окнах двухэтажного флигеля, где жили хозяева, перебиты стекла и множество всякой посуды. Прибыли следователь, товарищ прокурора, воинский начальник; хозяева и 40 заводских рабочих показали, что видели, как вещи, лежавшие спокойно, внезапно поднимались с места и стремительно летели в окна и разбивали их. Никто не мог уловить момента поднятия, но все ясно видели полет вещи".
Иными словами, предмет наблюдался только в движении, только в полете; само же начало движения заметить не удавалось. Эту деталь феномена отмечают и другие исследователи.
Напрашивается мысль, что предмет за какое-то мгновение перед тем, как быть воспринятым уже в движении, просто исчезает из пространственных координат нашего мира. И там, вне этих координат, он получает тот импульс, который приводит его в движение. По тому же принципу "из ниоткуда" падают и записки, которые полтергейст бросает своим жертвам.
Часто фигурирует в рассказах о полтергейсте рука без остального тела. В Кемерове хозяйка, несколько раз видевшая фигуру человека, проснулась как-то ночью от чувства страха и, увидев снова эту фигуру в углу, с ужасом наблюдала, как от нее отделяется рука, приближаясь к ней. Если сама фигура выглядела размытой, то руку, рассказывала женщина, она видела четко. Приблизившись к ней, рука схватила ее за горло и стала душить. Она пыталась освободиться от руки, звать на помощь мужа, но тот спал. Утром на шее у нее оказались следы от пальцев, которые долго болели.
А вот рассказ женщины из одной сибирской деревни:
"Я на себе испытала.. Я его, конечно, не видела, только чувствовала. За руку поймала. Рукато мягкая-мягкая. Я родила Вовку в сорок первом году, в апреле, перед войной. Рожала я дома, ребенок появился часов в одиннадцать, а где-то в двенадцать слышу: с печки спрыгнул кто-то и ко мне идет. Я крикнуть-то хочу и не могу. А потом как-то рукой его схватила… Рука-то моя – как в пух: мягкое что-то такое, пушистое! А я же сроду никакой молитвы не знала. Лежу, думаю: "Господи!" А мужик-то у меня с ребятишками на полу. Спал крепко, если он уснет, его не разбудишь. Он мне притащил палку:
– Если чего тебе надо: попить или чего – потычь меня. А то пока меня будишь, и ребят разбудишь.
Я лежу, боюсь пошевелиться. Потом разбудила его:
– Ложись со мной.
– Да ты че?
– Ну тогда стели мне на пол, я с тобой лягу. Не лягу я одна.
Я так всю ночь пролежала с открытыми глазами. Лампу себе поставила, и он возле лег.
А потом назавтра-то свекровь пришла, я ей и стала рассказывать: мама, мол, так и так… Она:
– Ах ты… Что ж ты его не спросила, к добру или худу?
Я говорю:
– Я испугалась. Мне не приходилось, я и не знала.
Она так на меня посмотрела, но ничего мне не сказала. И, видимо, подсказала, чтобы убрали все зеркала. Дня три, наверное, прошло, я встала, вижу: ни одного зеркала нет.
– Где ж зеркало-то у нас?
– Не знаем.
А потом (уж много времени прошло) я взглянула в зеркало: а у меня на шее, на этой стороне три и на этой два пальца-то".
В 1870 г. в имении помещика Щапова на Урале начали твориться странные явления. Вот свидетельство самого Щапова:
"В первый раз жена видела в окне снаружи розовую, как бы детскую ручку с прозрачными ногтями, которыми она барабанила в стекло. А в другой раз я сам, будучи один в доме и добиваясь несколько часов посмотреть, кто и как (не жена ли сама, притворяясь спящей) барабанит по полу в ее спальне, несколько раз незаметно подкрадывался к дверям спальни, где стуки по полу шли непрерывно, но каждый раз, лишь только я чуть-чуть заглядывал в спальню, звуки приостанавливались и тотчас же возобновлялись снова, когда я отходил или отводил только глаза от внутренности спальни, как будто дразнили меня.
Но вот, полагаю, в двадцатый, а то и больший раз я как-то вдруг ворвался в комнату, лишь только там начались стуки, и… оледенел от ужаса: маленькая, почти детская, розовенькая ручка, быстро отскочив от пола, юркнула под покрывало спящей жены и зарылась в складках покрывала, начиная от нижнего его конца до плеча жены, куда ручка спряталась. Меня, как я говорю, оледенил ужас, потому что спрятавшаяся ручка была вовсе не рука моей жены (хотя и у той руки были небольшой величины). Это уж я заметил ясно.
Как ни тяжело и опасно было оставлять в такое время своих семейных – двух старух и жену с ребенком, но я по одному безотлагательному делу должен был на один день поехать в город, а чтобы семейным не было страшно оставаться одним (так как мы все уже не на шутку стали бояться этих явлений), я попросил одного юношу, соседа нашего А. И. Портнова, остаться с ними. Вернувшись через день, застаю всю семью в сборах с уложенными уже на воз вещами; мне объясняют, что оставаться долее никак нельзя, потому что начались самовозгорания в доме разных вещей и дошло до того, что вчерашним вечером на самой хозяйке дома (т. е. моей жене) воспламенилось само собою платье, и Портнов, бросившийся тушить его на ней, обжег себе все руки, которые у него и оказались действительно забинтованными и сплошь почти покрытыми пузырями.
Жена же рассказала следующее. Только вышла она за дверь в сени, как под ней вдруг затрясся весь пол, раздался оглушительный шум, и в то же время из-под пола с треском вылетела точно такая же синеватая искра, какую мы прежде видели вылетавшей из-под умывального шкафчика, и только успела она вскрикнуть от испуга, как внезапно очутилась вся в огне и потеряла память. При этом весьма замечательно то, что она не получила ни малейшего ожога, тогда как бывшее на ней тоненькое жигонетовое платье кругом обгорело выше колен, а на ногах не оказалось ни одного обожженного пятнышка. Что же действительно оставалось делать? Передо мною был с искалеченными от ожогов руками Портнов, обгорелое платье, на тонкой материи которого не было ни малейших следов какоголибо горючего материала, – ясно, что оставалось бежать! Это мы и сделали в тот же день, переехав в соседний поселок в квартиру казака, где и прожили все время половодья без всяких уже тревог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
"В 1887 году в Сибири, в Томской губернии, возле города Марийского, – рассказывал корреспондент газеты "Сибирский вестник", – на кожевенном заводе купца Савельева в ночь на 1 сентября полный погром: почти во всех окнах двухэтажного флигеля, где жили хозяева, перебиты стекла и множество всякой посуды. Прибыли следователь, товарищ прокурора, воинский начальник; хозяева и 40 заводских рабочих показали, что видели, как вещи, лежавшие спокойно, внезапно поднимались с места и стремительно летели в окна и разбивали их. Никто не мог уловить момента поднятия, но все ясно видели полет вещи".
Иными словами, предмет наблюдался только в движении, только в полете; само же начало движения заметить не удавалось. Эту деталь феномена отмечают и другие исследователи.
Напрашивается мысль, что предмет за какое-то мгновение перед тем, как быть воспринятым уже в движении, просто исчезает из пространственных координат нашего мира. И там, вне этих координат, он получает тот импульс, который приводит его в движение. По тому же принципу "из ниоткуда" падают и записки, которые полтергейст бросает своим жертвам.
Часто фигурирует в рассказах о полтергейсте рука без остального тела. В Кемерове хозяйка, несколько раз видевшая фигуру человека, проснулась как-то ночью от чувства страха и, увидев снова эту фигуру в углу, с ужасом наблюдала, как от нее отделяется рука, приближаясь к ней. Если сама фигура выглядела размытой, то руку, рассказывала женщина, она видела четко. Приблизившись к ней, рука схватила ее за горло и стала душить. Она пыталась освободиться от руки, звать на помощь мужа, но тот спал. Утром на шее у нее оказались следы от пальцев, которые долго болели.
А вот рассказ женщины из одной сибирской деревни:
"Я на себе испытала.. Я его, конечно, не видела, только чувствовала. За руку поймала. Рукато мягкая-мягкая. Я родила Вовку в сорок первом году, в апреле, перед войной. Рожала я дома, ребенок появился часов в одиннадцать, а где-то в двенадцать слышу: с печки спрыгнул кто-то и ко мне идет. Я крикнуть-то хочу и не могу. А потом как-то рукой его схватила… Рука-то моя – как в пух: мягкое что-то такое, пушистое! А я же сроду никакой молитвы не знала. Лежу, думаю: "Господи!" А мужик-то у меня с ребятишками на полу. Спал крепко, если он уснет, его не разбудишь. Он мне притащил палку:
– Если чего тебе надо: попить или чего – потычь меня. А то пока меня будишь, и ребят разбудишь.
Я лежу, боюсь пошевелиться. Потом разбудила его:
– Ложись со мной.
– Да ты че?
– Ну тогда стели мне на пол, я с тобой лягу. Не лягу я одна.
Я так всю ночь пролежала с открытыми глазами. Лампу себе поставила, и он возле лег.
А потом назавтра-то свекровь пришла, я ей и стала рассказывать: мама, мол, так и так… Она:
– Ах ты… Что ж ты его не спросила, к добру или худу?
Я говорю:
– Я испугалась. Мне не приходилось, я и не знала.
Она так на меня посмотрела, но ничего мне не сказала. И, видимо, подсказала, чтобы убрали все зеркала. Дня три, наверное, прошло, я встала, вижу: ни одного зеркала нет.
– Где ж зеркало-то у нас?
– Не знаем.
А потом (уж много времени прошло) я взглянула в зеркало: а у меня на шее, на этой стороне три и на этой два пальца-то".
В 1870 г. в имении помещика Щапова на Урале начали твориться странные явления. Вот свидетельство самого Щапова:
"В первый раз жена видела в окне снаружи розовую, как бы детскую ручку с прозрачными ногтями, которыми она барабанила в стекло. А в другой раз я сам, будучи один в доме и добиваясь несколько часов посмотреть, кто и как (не жена ли сама, притворяясь спящей) барабанит по полу в ее спальне, несколько раз незаметно подкрадывался к дверям спальни, где стуки по полу шли непрерывно, но каждый раз, лишь только я чуть-чуть заглядывал в спальню, звуки приостанавливались и тотчас же возобновлялись снова, когда я отходил или отводил только глаза от внутренности спальни, как будто дразнили меня.
Но вот, полагаю, в двадцатый, а то и больший раз я как-то вдруг ворвался в комнату, лишь только там начались стуки, и… оледенел от ужаса: маленькая, почти детская, розовенькая ручка, быстро отскочив от пола, юркнула под покрывало спящей жены и зарылась в складках покрывала, начиная от нижнего его конца до плеча жены, куда ручка спряталась. Меня, как я говорю, оледенил ужас, потому что спрятавшаяся ручка была вовсе не рука моей жены (хотя и у той руки были небольшой величины). Это уж я заметил ясно.
Как ни тяжело и опасно было оставлять в такое время своих семейных – двух старух и жену с ребенком, но я по одному безотлагательному делу должен был на один день поехать в город, а чтобы семейным не было страшно оставаться одним (так как мы все уже не на шутку стали бояться этих явлений), я попросил одного юношу, соседа нашего А. И. Портнова, остаться с ними. Вернувшись через день, застаю всю семью в сборах с уложенными уже на воз вещами; мне объясняют, что оставаться долее никак нельзя, потому что начались самовозгорания в доме разных вещей и дошло до того, что вчерашним вечером на самой хозяйке дома (т. е. моей жене) воспламенилось само собою платье, и Портнов, бросившийся тушить его на ней, обжег себе все руки, которые у него и оказались действительно забинтованными и сплошь почти покрытыми пузырями.
Жена же рассказала следующее. Только вышла она за дверь в сени, как под ней вдруг затрясся весь пол, раздался оглушительный шум, и в то же время из-под пола с треском вылетела точно такая же синеватая искра, какую мы прежде видели вылетавшей из-под умывального шкафчика, и только успела она вскрикнуть от испуга, как внезапно очутилась вся в огне и потеряла память. При этом весьма замечательно то, что она не получила ни малейшего ожога, тогда как бывшее на ней тоненькое жигонетовое платье кругом обгорело выше колен, а на ногах не оказалось ни одного обожженного пятнышка. Что же действительно оставалось делать? Передо мною был с искалеченными от ожогов руками Портнов, обгорелое платье, на тонкой материи которого не было ни малейших следов какоголибо горючего материала, – ясно, что оставалось бежать! Это мы и сделали в тот же день, переехав в соседний поселок в квартиру казака, где и прожили все время половодья без всяких уже тревог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100