В 1864 году скандал грянул не гденибудь, а в святейшем Синоде. До марта 1864 года при этом заведении существовали два управления — духовно-учебное и духовно-хозяйственное, каждое из которых имело особую кассу. 7 марта 1864 года кассы решено было слить в одну, чтобы ими было легче управлять. При ревизии документов духовноучебного управления контролер хозяйственного управления Виноградов с удивлением натолкнулся на некоторые странные статьи расходов — например от 28 марта: там значились десять отдельных статей, на которые было потрачены 75 тысяч 931 рубль. Деньги предназначались на строительство различных учебных заведений духовного ведомства. Однако никаких донесений из тех мест, куда были посланы деньги, не поступило. Хозяйственное управление навело справки и оказалось, что никто никуда никаких денег не посылал, а расписка приемщика почтового ведомства — грубая фальшивка, ордера, за подписью директора — фиктивны…
Казначей Яковлев раскололся на первом же допросе. Из его показаний вытекало, что директор Иван Гаевский начал брать деньги из казначейства сразу же после своего вступления в должность директора в 1857 году. И в результате «назанимал» 46 тысяч рублей, при этом выдавая всякий раз расписку Яковлеву в получении денег. Сам же Яковлев взял всего 30 тысяч, которые отдал купцу Борову «чтобы пустить в оборот, приобрести значительную сумму и покрыть недостачу». Интересно, что подельники скрывали недостаток денег в кассе с трогательной простотой — господин Гаевский (между прочим, тайный советник) каждый раз при ежемесячных ревизиях брал себе для счета именно ту пачку, в которой денег недоставало — а он входил в ревизорскую группу. Позже, понимая, что казнокрадство может вскрыться, Гаевский придумал, на что списать украденные деньги. Именно господин тайный советник дал Яковлеву распоряжение отправить фиктивные предписания в разные епархии. При этом директор отобрал у казначея свои старые расписки, но предусмотрительный Яковлев, опасаясь, что исчезнут все доказательства участия Гаевского в подлогах и кражах, сохранил бумагу, на которой рука директора оставила автограф, а именно, семь предписаний для перевода денег. Эту бумагу в запечатанном конверте достойный казначей отдал для хранения своему брату. Любопытно, что допрошенные на судебном разбирательстве 26 свидетелей все как один охарактеризовали господина Яковлева как честнейшего, очень религиозного человека, достойного всяческого уважения. Такой репутацией Яковлев пользовался у всех начальников, у которых служил.
Суд присяжных признал виновным и одного, и другого. Гаевского приговорили к ссылке в не столь отдаленные места Сибири для поселения, с лишением всех прав состояния, а статского советника Яковлева постановили сослать на житье в Иркутскую губернию с лишением его всех присвоенных прав и преимуществ. Правда, либеральный Государь Император облегчил участь обоим казнокрадам — Гаевского он повелел сослать на житье в Иркутскую губернию с запрещением любой отлучки из места, назначенного на жительство, в течение трех лет, а Яковлева распорядился выслать в одну из отдаленных губерний, кроме сибирских, с воспрещением отлучки в течение двух лет.
Что и говорить — эта история авторитета Синоду не прибавила.
После трагической гибели Александра II на престол взошел Александр III, человек, страдавший извечной русской болезнью, которую Виссарион Григорьевич Белинский (чей папа был жуткий пьяница), определил как «русскую болезнь непонятого одиночества». Как и большинство не столь высокопоставленных алкоголиков, Александр III был человеком добрым, с понятием, а потому проблемам коррупции в государстве уделял не очень большое внимание.
Более того, именно при Александре III, отличавшемся русофильством, начала формироваться любопытная установка: сам русский чиновник-де не так уж плох — просто его губит доверчивость к разным «финансовым воротилам», которые, как правило, были инородцами. Подтверждение этого тезиса легко увидеть в ряде шумных «банковских процессов», потрясших Петербург в 80-е годы прошлого столетия. Первой ласточкой стал скандал вокруг кронштадтского коммерческого банка, основанного в 1872 году. Сначала дела в нем шли неплохо, но с конца 1874 года, когда в банке сменилось правление, начались весьма характерные неупотребления, продолжавшиеся вплоть до закрытия учреждения в феврале 1879 года. Члены правления банка пустились в такие спекуляции и аферы, которые требовали выпуска заведомо подложных вкладных банковских билетов. Таких фиктивных билетов было выдано на сумму более семи миллионов рублей.
А дело заключалось в следующем: ловкие дельцы стремились получать концессии или подряды, не имея капиталов, поэтому они вступали в сговор с членами правления банка, которые выдавали фиктивные справки о том, что у концессионеров и подрядчиков есть деньги, находящиеся в этом самом коммерческом кронштадтском банке. Так, например, некоему господину Суздальцеву, получившему концессию на постройку железной дороги, банк выдал вкладными билетами под ничего не стоившие векселя более четырехсот тысяч рублей. Дальше — больше. Князь Оболенский взял подряд на поставку сухарей в войска, для этого требовались большие деньги, которые «нашлись» благодаря члену правления банка некому Шеньяну, а в результате Шеньян и Оболенский получили на руки банковские билеты безо всякого обеспечения на сумму в 6 миллионов рублей. Без обеспечения получал ссуды и знаменитый господин Путилов, который умер в 1880 году, не вернув ссуду в 200 тысяч рублей. Чтобы скрыть истинное состояние дел в банке, правление составляло фальшивые отчеты, публиковало заведомо ложные балансы в газетах, ну и, конечно, платило огромные взятки — «наверх». 25 апреля 1883 года в Петербургском окружном суде начался громкий и очень долгий процесс о злоупотреблениях в Коммерческом Кронштадтском банке. Любопытно, что наказание понесли в результате лишь три бывших директора — Шеньян, Синебрюхов и Ландгваген. Первого сослали в Тобольскую губернию, второго в Архангельскую, а Ландвагена заключили в работный дом на два с половиной года. Стоит ли говорить, что вся эта троица, безусловно виновная в злоупотреблениях и воровстве, была лишь своеобразной «прокладкой», от которой нити тянулись гораздо выше. Но следствие наверх не пошло.
Традицию «кидальных» банков продолжил российский торговый и комиссионный банк, устав которого был утвержден 22 августа 1887 года. Уже 26 июня 1893 года банк был объявлен несостоятельным должником, с убытками в 3 миллиона 70 тысяч рублей. Интересно, что среди преданных суду десяти сотрудников банка был и подданный Великобритании Эдуард Рейн, состоявший в должности заведующего иностранным отделением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Казначей Яковлев раскололся на первом же допросе. Из его показаний вытекало, что директор Иван Гаевский начал брать деньги из казначейства сразу же после своего вступления в должность директора в 1857 году. И в результате «назанимал» 46 тысяч рублей, при этом выдавая всякий раз расписку Яковлеву в получении денег. Сам же Яковлев взял всего 30 тысяч, которые отдал купцу Борову «чтобы пустить в оборот, приобрести значительную сумму и покрыть недостачу». Интересно, что подельники скрывали недостаток денег в кассе с трогательной простотой — господин Гаевский (между прочим, тайный советник) каждый раз при ежемесячных ревизиях брал себе для счета именно ту пачку, в которой денег недоставало — а он входил в ревизорскую группу. Позже, понимая, что казнокрадство может вскрыться, Гаевский придумал, на что списать украденные деньги. Именно господин тайный советник дал Яковлеву распоряжение отправить фиктивные предписания в разные епархии. При этом директор отобрал у казначея свои старые расписки, но предусмотрительный Яковлев, опасаясь, что исчезнут все доказательства участия Гаевского в подлогах и кражах, сохранил бумагу, на которой рука директора оставила автограф, а именно, семь предписаний для перевода денег. Эту бумагу в запечатанном конверте достойный казначей отдал для хранения своему брату. Любопытно, что допрошенные на судебном разбирательстве 26 свидетелей все как один охарактеризовали господина Яковлева как честнейшего, очень религиозного человека, достойного всяческого уважения. Такой репутацией Яковлев пользовался у всех начальников, у которых служил.
Суд присяжных признал виновным и одного, и другого. Гаевского приговорили к ссылке в не столь отдаленные места Сибири для поселения, с лишением всех прав состояния, а статского советника Яковлева постановили сослать на житье в Иркутскую губернию с лишением его всех присвоенных прав и преимуществ. Правда, либеральный Государь Император облегчил участь обоим казнокрадам — Гаевского он повелел сослать на житье в Иркутскую губернию с запрещением любой отлучки из места, назначенного на жительство, в течение трех лет, а Яковлева распорядился выслать в одну из отдаленных губерний, кроме сибирских, с воспрещением отлучки в течение двух лет.
Что и говорить — эта история авторитета Синоду не прибавила.
После трагической гибели Александра II на престол взошел Александр III, человек, страдавший извечной русской болезнью, которую Виссарион Григорьевич Белинский (чей папа был жуткий пьяница), определил как «русскую болезнь непонятого одиночества». Как и большинство не столь высокопоставленных алкоголиков, Александр III был человеком добрым, с понятием, а потому проблемам коррупции в государстве уделял не очень большое внимание.
Более того, именно при Александре III, отличавшемся русофильством, начала формироваться любопытная установка: сам русский чиновник-де не так уж плох — просто его губит доверчивость к разным «финансовым воротилам», которые, как правило, были инородцами. Подтверждение этого тезиса легко увидеть в ряде шумных «банковских процессов», потрясших Петербург в 80-е годы прошлого столетия. Первой ласточкой стал скандал вокруг кронштадтского коммерческого банка, основанного в 1872 году. Сначала дела в нем шли неплохо, но с конца 1874 года, когда в банке сменилось правление, начались весьма характерные неупотребления, продолжавшиеся вплоть до закрытия учреждения в феврале 1879 года. Члены правления банка пустились в такие спекуляции и аферы, которые требовали выпуска заведомо подложных вкладных банковских билетов. Таких фиктивных билетов было выдано на сумму более семи миллионов рублей.
А дело заключалось в следующем: ловкие дельцы стремились получать концессии или подряды, не имея капиталов, поэтому они вступали в сговор с членами правления банка, которые выдавали фиктивные справки о том, что у концессионеров и подрядчиков есть деньги, находящиеся в этом самом коммерческом кронштадтском банке. Так, например, некоему господину Суздальцеву, получившему концессию на постройку железной дороги, банк выдал вкладными билетами под ничего не стоившие векселя более четырехсот тысяч рублей. Дальше — больше. Князь Оболенский взял подряд на поставку сухарей в войска, для этого требовались большие деньги, которые «нашлись» благодаря члену правления банка некому Шеньяну, а в результате Шеньян и Оболенский получили на руки банковские билеты безо всякого обеспечения на сумму в 6 миллионов рублей. Без обеспечения получал ссуды и знаменитый господин Путилов, который умер в 1880 году, не вернув ссуду в 200 тысяч рублей. Чтобы скрыть истинное состояние дел в банке, правление составляло фальшивые отчеты, публиковало заведомо ложные балансы в газетах, ну и, конечно, платило огромные взятки — «наверх». 25 апреля 1883 года в Петербургском окружном суде начался громкий и очень долгий процесс о злоупотреблениях в Коммерческом Кронштадтском банке. Любопытно, что наказание понесли в результате лишь три бывших директора — Шеньян, Синебрюхов и Ландгваген. Первого сослали в Тобольскую губернию, второго в Архангельскую, а Ландвагена заключили в работный дом на два с половиной года. Стоит ли говорить, что вся эта троица, безусловно виновная в злоупотреблениях и воровстве, была лишь своеобразной «прокладкой», от которой нити тянулись гораздо выше. Но следствие наверх не пошло.
Традицию «кидальных» банков продолжил российский торговый и комиссионный банк, устав которого был утвержден 22 августа 1887 года. Уже 26 июня 1893 года банк был объявлен несостоятельным должником, с убытками в 3 миллиона 70 тысяч рублей. Интересно, что среди преданных суду десяти сотрудников банка был и подданный Великобритании Эдуард Рейн, состоявший в должности заведующего иностранным отделением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103