Моим любимым снарядом было бревно.
– Ну что же, желаю удачи.
Ноле послышалась нотка горечи в собственном голосе, и она увидела, что это не ускользнуло и от внимания Грейс.
– Мне она необходима, – сказала она и добавила со вздохом: – О, Нола, я все еще не убедила тебя, не правда ли? Хоть что-нибудь из того, что я сказала, подействовало на тебя?
После неловкого молчания Нола ответила мягко:
– Я понимаю, куда ты клонишь. Но, боюсь, нам с тобой не по пути.
Грейс внезапно повернулась, что-то нащупывая в громадном кожаном мешке, который висел на спинке ее стула. Достав оттуда коробку с рукописью, она сунула ее Ноле.
– Пожалуйста, – прошептала она со слезами на глазах, – прочти это. Хотя бы прочти, что я написала. Возможно, ты передумаешь.
Внезапно Нола поднялась.
– Нет, не передумаю. – Но, неожиданно для себя, взяла рукопись, схватив ее обеими руками, будто якорь в борьбе против волны головокружения, заглатывающей ее. – Извини, но мне надо идти. Прости за испорченный ленч.
Грейс схватила руку Нолы, сжав ее детскими по размеру ладонями немного дольше, чем при рукопожатии.
Нола, направляясь к выходу, слегка споткнулась и почувствовала, что ее тошнит, как будто бы она объелась.
Понимает ли Грейс, что ее удерживает?
Догадывается ли она о том, о чем Нола не может себя заставить рассказать, о правде, которая намного сокрушительней, чем Грейс может себе представить?
Час спустя Нола сидела со своим руководителем за громадным столом в конференц-зале, и ее чертежи лежали перед ним. Она увидела удивление на его худом, заостренном лице, когда он изучал их. Даже зная, что она получила обе премии Карнета и заветную стипендию американского института архитекторов в Купер Юнион, он оказался совершенно не готовым к этому.
Нола и сама не была в себе уверена. Откуда взялся этот проект, выполненный с такой самоуверенностью и с мастерством? Все походило на сказку, в которой гномики-сапожники исполнили его по волшебному мановению, пока она спала.
Но Кен даже не улыбнулся.
– Это совсем не то, что я имел в виду, – сказал он.
Ее руководитель отличался прямотой, и это ее восхищало. Когда он посмотрел на нее, растерянное выражение его близко посаженных голубых глаз за черепаховыми очками подействовало так, словно наждачной бумагой провели по ее и без того оголившимся нервам.
– Если бы кто-нибудь оставил этот проект на моем столе, я ни за что бы не догадался, что он твой, – продолжил он. – Это не твой стиль.
Он опять вернулся к проекту и пристально рассматривал тонкий лист ватмана, словно плывущий по поверхности полированного стола розового дерева.
– Но тебе он понравился? – не выдержала Нола.
Ей необходимо знать. Сейчас. Прежде чем она разломится от напряжения пополам.
Кен взглянул на нее, как будто удивился, что она спрашивает об этом.
– Я был бы просто сумасшедшим, если бы он мне не понравился.
– Тогда он твой. – Она тяжело сглотнула, стараясь подавить возбуждение, которое пыталось вырваться наружу из ее горла. – Я имею в виду не нашу фирму, а персонально тебя.
– Ну ты, конечно, свою долю славы…
– Ты не понял, Кен, – перебила она его. – Я предпочла бы, чтобы мое имя вообще не упоминалось в связи с этим проектом. Если его выберут, что пока не факт, я бы продолжила работать над ним до полного завершения. Хочу остаться в тени и не светиться. – Она вытащила обтрепанную вырезку из вчерашнего номера газеты «Таймс» и протянула ему. – Возможно, это тебе все объяснит.
Кен бегло просмотрел листок бумаги и недоуменно пожал плечами.
– Нед Эмори был моим отцом, – сказала она. – Моя мама работала на сенатора Траскотта.
Кен потер узкое лицо, которое всегда напоминало ей морду настороженной борзой, бледной рукой. – Но я по-прежнему не понимаю, к чему ты клонишь.
– Будет лучше, если я останусь в стороне. Я не хочу, чтобы у миссис Траскотт возникли какие-то ассоциации со мной.
Кен задумчиво потер подбородок:
– Возможно, в этом есть смысл. Я знаю нескольких человек в комиссии, которые наверняка не хотели бы рисковать потерей расположения миссис Траскотт, и все же… – Он пожал плечами и развел руками. – Буду откровенным с тобой, Нола. Ты мне нравишься. Мне нравится твоя работа. И это, – он постучал пальцами по представленному проекту, – чертовски гениально…
Она позволила себе засиять на мгновение и тут же спросила:
– Но?..
– Я должен представить его на рассмотрение хозяев. Посмотрим, что они думают.
– Когда?
– Эй, не суетись. Завтра.
Нола подавила нетерпение и сказала:
– До завтра подождать я смогу.
Большую часть своей жизни она была вынуждена скрывать свои эмоции, и сейчас придется прибегнуть к этому способу.
Нола вернулась к своему рабочему месту, и ее взгляд упал на полку над чертежным столом, где между свернутыми в рулон проектами лежала рукопись. Она медленно вытащила ее. Казалось, что ее вес оттягивал руки.
Она не могла побороть уверенность, что Грейс не отступится, будет продолжать долбить камень до тех пор, пока не получит необходимые ей ответы.
Позабыв об обещании Ченгу вычертить проекцию к концу дня, и даже о собственном проекте, который в этот момент несли начальству, Нола открыла коробку с рукописью и принялась читать.
5
…Юджин Траскотт любил рассказывать о том, как он помог Линдону Джонсону заставить Конгресс принять Закон о гражданских правах. Он поделился с президентом маленькой хитростью, которая выручала его в течение многих лет, во время очередных перевыборов. Раз в неделю, с девяти до десяти часов утра, двери в его офис в Эльмхерсте держали открытыми для местных сторонников партии и бизнесменов, которые хотели сфотографироваться вместе с Траскоттом, членом палаты представителей, лидером большинства в Сенате. Конечно, даже самый малозначащий член демократической партии хотел бы, чтобы рукопожатие с выдающимся человеком было увековечено для его потомков и для собственного политического престижа… Таким образом, несколько минут, пока фотограф делает снимок, конгрессмен от Квинса дружески болтает со своим почитателем и получает больше дополнительной информации, завоевывает авторитета больше, чем смог бы приобрести за все время предвыборной кампании, выступая с речами.
Джонсону эта идея понравилась, и он воспользовался ею, не теряя времени. Каждый понедельник, с девяти до десяти часов утра, Овальный зал открывали для членов палаты представителей и сената, желающих сфотографироваться с президентом…
Грейс перестала печатать и вгляделась в слова, светящиеся на мониторе компьютера. Затылок и глаза ломило. Так не должно быть, подумала она. Позади осталось самое трудное – бесконечные поиски и исследования. Она довела первый вариант рукописи до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Ну что же, желаю удачи.
Ноле послышалась нотка горечи в собственном голосе, и она увидела, что это не ускользнуло и от внимания Грейс.
– Мне она необходима, – сказала она и добавила со вздохом: – О, Нола, я все еще не убедила тебя, не правда ли? Хоть что-нибудь из того, что я сказала, подействовало на тебя?
После неловкого молчания Нола ответила мягко:
– Я понимаю, куда ты клонишь. Но, боюсь, нам с тобой не по пути.
Грейс внезапно повернулась, что-то нащупывая в громадном кожаном мешке, который висел на спинке ее стула. Достав оттуда коробку с рукописью, она сунула ее Ноле.
– Пожалуйста, – прошептала она со слезами на глазах, – прочти это. Хотя бы прочти, что я написала. Возможно, ты передумаешь.
Внезапно Нола поднялась.
– Нет, не передумаю. – Но, неожиданно для себя, взяла рукопись, схватив ее обеими руками, будто якорь в борьбе против волны головокружения, заглатывающей ее. – Извини, но мне надо идти. Прости за испорченный ленч.
Грейс схватила руку Нолы, сжав ее детскими по размеру ладонями немного дольше, чем при рукопожатии.
Нола, направляясь к выходу, слегка споткнулась и почувствовала, что ее тошнит, как будто бы она объелась.
Понимает ли Грейс, что ее удерживает?
Догадывается ли она о том, о чем Нола не может себя заставить рассказать, о правде, которая намного сокрушительней, чем Грейс может себе представить?
Час спустя Нола сидела со своим руководителем за громадным столом в конференц-зале, и ее чертежи лежали перед ним. Она увидела удивление на его худом, заостренном лице, когда он изучал их. Даже зная, что она получила обе премии Карнета и заветную стипендию американского института архитекторов в Купер Юнион, он оказался совершенно не готовым к этому.
Нола и сама не была в себе уверена. Откуда взялся этот проект, выполненный с такой самоуверенностью и с мастерством? Все походило на сказку, в которой гномики-сапожники исполнили его по волшебному мановению, пока она спала.
Но Кен даже не улыбнулся.
– Это совсем не то, что я имел в виду, – сказал он.
Ее руководитель отличался прямотой, и это ее восхищало. Когда он посмотрел на нее, растерянное выражение его близко посаженных голубых глаз за черепаховыми очками подействовало так, словно наждачной бумагой провели по ее и без того оголившимся нервам.
– Если бы кто-нибудь оставил этот проект на моем столе, я ни за что бы не догадался, что он твой, – продолжил он. – Это не твой стиль.
Он опять вернулся к проекту и пристально рассматривал тонкий лист ватмана, словно плывущий по поверхности полированного стола розового дерева.
– Но тебе он понравился? – не выдержала Нола.
Ей необходимо знать. Сейчас. Прежде чем она разломится от напряжения пополам.
Кен взглянул на нее, как будто удивился, что она спрашивает об этом.
– Я был бы просто сумасшедшим, если бы он мне не понравился.
– Тогда он твой. – Она тяжело сглотнула, стараясь подавить возбуждение, которое пыталось вырваться наружу из ее горла. – Я имею в виду не нашу фирму, а персонально тебя.
– Ну ты, конечно, свою долю славы…
– Ты не понял, Кен, – перебила она его. – Я предпочла бы, чтобы мое имя вообще не упоминалось в связи с этим проектом. Если его выберут, что пока не факт, я бы продолжила работать над ним до полного завершения. Хочу остаться в тени и не светиться. – Она вытащила обтрепанную вырезку из вчерашнего номера газеты «Таймс» и протянула ему. – Возможно, это тебе все объяснит.
Кен бегло просмотрел листок бумаги и недоуменно пожал плечами.
– Нед Эмори был моим отцом, – сказала она. – Моя мама работала на сенатора Траскотта.
Кен потер узкое лицо, которое всегда напоминало ей морду настороженной борзой, бледной рукой. – Но я по-прежнему не понимаю, к чему ты клонишь.
– Будет лучше, если я останусь в стороне. Я не хочу, чтобы у миссис Траскотт возникли какие-то ассоциации со мной.
Кен задумчиво потер подбородок:
– Возможно, в этом есть смысл. Я знаю нескольких человек в комиссии, которые наверняка не хотели бы рисковать потерей расположения миссис Траскотт, и все же… – Он пожал плечами и развел руками. – Буду откровенным с тобой, Нола. Ты мне нравишься. Мне нравится твоя работа. И это, – он постучал пальцами по представленному проекту, – чертовски гениально…
Она позволила себе засиять на мгновение и тут же спросила:
– Но?..
– Я должен представить его на рассмотрение хозяев. Посмотрим, что они думают.
– Когда?
– Эй, не суетись. Завтра.
Нола подавила нетерпение и сказала:
– До завтра подождать я смогу.
Большую часть своей жизни она была вынуждена скрывать свои эмоции, и сейчас придется прибегнуть к этому способу.
Нола вернулась к своему рабочему месту, и ее взгляд упал на полку над чертежным столом, где между свернутыми в рулон проектами лежала рукопись. Она медленно вытащила ее. Казалось, что ее вес оттягивал руки.
Она не могла побороть уверенность, что Грейс не отступится, будет продолжать долбить камень до тех пор, пока не получит необходимые ей ответы.
Позабыв об обещании Ченгу вычертить проекцию к концу дня, и даже о собственном проекте, который в этот момент несли начальству, Нола открыла коробку с рукописью и принялась читать.
5
…Юджин Траскотт любил рассказывать о том, как он помог Линдону Джонсону заставить Конгресс принять Закон о гражданских правах. Он поделился с президентом маленькой хитростью, которая выручала его в течение многих лет, во время очередных перевыборов. Раз в неделю, с девяти до десяти часов утра, двери в его офис в Эльмхерсте держали открытыми для местных сторонников партии и бизнесменов, которые хотели сфотографироваться вместе с Траскоттом, членом палаты представителей, лидером большинства в Сенате. Конечно, даже самый малозначащий член демократической партии хотел бы, чтобы рукопожатие с выдающимся человеком было увековечено для его потомков и для собственного политического престижа… Таким образом, несколько минут, пока фотограф делает снимок, конгрессмен от Квинса дружески болтает со своим почитателем и получает больше дополнительной информации, завоевывает авторитета больше, чем смог бы приобрести за все время предвыборной кампании, выступая с речами.
Джонсону эта идея понравилась, и он воспользовался ею, не теряя времени. Каждый понедельник, с девяти до десяти часов утра, Овальный зал открывали для членов палаты представителей и сената, желающих сфотографироваться с президентом…
Грейс перестала печатать и вгляделась в слова, светящиеся на мониторе компьютера. Затылок и глаза ломило. Так не должно быть, подумала она. Позади осталось самое трудное – бесконечные поиски и исследования. Она довела первый вариант рукописи до конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126