Заниматься спортом, например плаванием и гольфом, это поможет ему восстановить уверенность в своих силах. Иногда можно сходить и в ночной клуб, но ему совершенно нельзя пить...
Когда они миновали отвратительные пригороды Сан-Диего и выехали на прибрежную автостраду, Паула развила большую скорость. Продвижение вперед сквозь упругий воздух создавало у нее иллюзию прогресса и надежды. Но она была разочарована поведением Брета. После многих месяцев жизни почти в заключении он, понятно, чувствовал себя неловко и смущенно, когда снова оказался на свободе. Заведующий Райт предупредил об этом. И все же ее беспокоило это упорное молчание, которое ставило под сомнение надежды и грозило испортить этот солнечный, великолепный праздник освобождения.
Используя любую возможность втянуть его в разговор, Паула указала на дорожную достопримечательность, которую не раз замечала здесь раньше, — высокую наклонившуюся трубу кирпичного завода, расположенного на островной части автострады.
— Держу пари, что это построил эмигрант из Пизы.
— Прости. — Голос Брета звучал глухо и вяло. Он не заметил наклонившейся трубы. Даже не слышал, что сказала Паула, и она вынуждена была признать, что ее шутка не для этой аудитории.
Она украдкой взглянула на Брета. Выражение его лица было таким же унылым, как и голос; настоящая закрытая дверь между нею и его мыслями. Ей казалось, что он просто не замечает солнца и ветра. Но сознание было в капкане и тщетно копалось в темной безвоздушной яме памяти. Она подумала о лошадках в шахтах, которые ослепли, потому что никогда не видели солнца, и на какое-то мгновение ей пришла в голову безнадежная мысль о том, что Брет навсегда потерян для нее в этих подземных туннелях. Она стряхнула это унылое настроение и нажала на педаль, увеличив скорость еще на пять миль в час.
— Прости меня, Паула. Я не слышал, что ты сказала.
— Я сделала глупое замечание и не хочу его повторять. Посмотри-ка, тебе видно море между вон тех двух холмов? Оно голубое?
Он послушно посмотрел на отполированный край моря между холмами и отвел взгляд. Его глаза были ярко-голубыми и бессмысленными, как море. Все его внимание было сосредоточено на себе самом. Паула, собственно, и не подумала, что они находились в нескольких милях от Ла-Джоллы, но его нежелание посмотреть на море потрясло ее. Она горела желанием показать ему все, что он пропустил, все прекрасное, чем богат окружающий мир, а он не хотел даже взглянуть на то, что их когда-то объединяло, — на Тихий океан.
— В чем дело, Брет? — спросила она против своей воли.
— Я очень многое обдумал.
— Что же именно?
— Что мне надо делать.
— Я думала, что все улажено. Ты остановишься у меня и через день будешь посещать доктора Клифтера. В отличие от госпиталя остальное время ты можешь развлекаться. По утрам мне надо быть на студии, а у тебя будет возможность заняться работой, если ты захочешь.
— Не уверен, что мне стоит встречаться с доктором Клифтером.
— Но, дорогой мой, у тебя же назначен прием на среду.
— Не думаю, что психоаналитик сможет помочь в моей беде. Она имеет слишком реальный характер.
— Брет, он не один из тех старомодных докторов, о которых ты читал. И не пытается все объяснить с точки зрения детского кругозора. Он сознает значимость проблем взрослых...
— И я тоже. Видишь ли, я знаю, что случилось с моей женой.
— Ты вспомнил?
Брет ответил не сразу. Ей показалось, что все зависит от этого ответа. Стрелка спидометра перешла отметку в семьдесят миль и стала колебаться в районе семидесяти пяти. Ветер отчаянно трепал его волосы, но лицо оставалось невозмутимым, будто каменное.
Изменится ли у него выражение лица, если машина слетит с дороги и перевернется, угодив в канаву? На какое-то мгновение Паула позволила себе подумать о том, чтобы вильнуть в последний раз рулем и предоставить обоих слепой участи массы, мощности и скорости. Ясный, ветреный день вроде этого был не хуже других, чтобы умереть. Это было бы последним жестом ее уходящей молодости.
Но еще толком не осознанная шальная мысль была смыта поднявшейся из глубины души волной надежды. В воображении Паулы промелькнула картинка будущего, когда она заживет с мужем в домике с садиком и лужайкой, на которой будут играть дети и собачки. Ее нервы основательно зацепились за устойчивость воображаемого домика и за еще не свершившееся замужество, когда она нажимала правой ногой на тормозную педаль. Она съехала на обочину и остановила машину. На мгновение показалось, что остановился весь мир. Что окружавшие их холмы ждут лишь сигнала, чтобы двинуться опять.
— Ты это вспомнил?
— Я не помню, как она умерла. Но помню, как женился на ней в Сан-Франциско.
— Откуда ты узнал, что она умерла? Тебе сказал об этом доктор Клифтер?
— Он дал мне вот это.
Брет показал ей сверток вырезок, и она почувствовала себя как мечтательница, чей повторяющийся кошмар неожиданно и невероятно стал частью реального мира. Она посмотрела ему в лицо и с дрожью подумала о том, что могут скрывать эти остановившиеся глаза.
Он испытывал глубокое чувство жалости к своей погибшей жене и гложущий стыд. Он подвел Лоррейн и в жизни, и в смерти. При жизни обрек ее на изнасилование и убийство. После смерти забыл о ее существовании, девять месяцев провел уютно и удовлетворенно в животном мире без памяти, предаваясь детским мечтаниям о счастье с другой женщиной. Но непоправимое прошлое, более роковое, чем любое предопределенное будущее, которое не может измениться и обязательно наступит, — это прошлое неожиданно навалилось на него из-за угла.
— Это случилось, как здесь описано? — Указательным пальцем правой руки он постучал по газетным вырезкам, которые держал в левой руке. Она взяла их и посмотрела на них, но была так расстроена, что не могла ничего прочитать, кроме заголовков.
— Да. Разве ты...
— Можешь меня не спрашивать, вспомнил ли я. Я не вспомнил. Возможно, никогда и не вспомню. Последнее, что помню, — это полет в Сан-Франциско и посадка утром в Аламеде. Человек, который убил ее, еще не пойман?
— Нет. Я в контакте с полицией. Они нисколько не продвинулись с тех пор. Брет?
— Да?
— Не лучше ли будет, если ты перестанешь об этом думать? Я очень жалею, что Клифтер дал тебе эти бумаги. Я не должна была передавать их ему. Надо было их давно уничтожить.
— Он оказал мне хорошую услугу. Гораздо лучшую, чем вы с Райтом, державшие меня в тупом неведении.
— Но все это уже стало прошлым, Брет. Оно не может изменить настоящее. Нам просто не повезло, что это случилось, и мы тут ничего не можем поделать.
— Это произошло с моей женой, — сказал он холодно. — Нас это почти не затронуло.
— Я сожгу эти мерзкие бумажки. — Она отыскала зажигалку в сумочке и поднесла пламя к краю газетных вырезок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Когда они миновали отвратительные пригороды Сан-Диего и выехали на прибрежную автостраду, Паула развила большую скорость. Продвижение вперед сквозь упругий воздух создавало у нее иллюзию прогресса и надежды. Но она была разочарована поведением Брета. После многих месяцев жизни почти в заключении он, понятно, чувствовал себя неловко и смущенно, когда снова оказался на свободе. Заведующий Райт предупредил об этом. И все же ее беспокоило это упорное молчание, которое ставило под сомнение надежды и грозило испортить этот солнечный, великолепный праздник освобождения.
Используя любую возможность втянуть его в разговор, Паула указала на дорожную достопримечательность, которую не раз замечала здесь раньше, — высокую наклонившуюся трубу кирпичного завода, расположенного на островной части автострады.
— Держу пари, что это построил эмигрант из Пизы.
— Прости. — Голос Брета звучал глухо и вяло. Он не заметил наклонившейся трубы. Даже не слышал, что сказала Паула, и она вынуждена была признать, что ее шутка не для этой аудитории.
Она украдкой взглянула на Брета. Выражение его лица было таким же унылым, как и голос; настоящая закрытая дверь между нею и его мыслями. Ей казалось, что он просто не замечает солнца и ветра. Но сознание было в капкане и тщетно копалось в темной безвоздушной яме памяти. Она подумала о лошадках в шахтах, которые ослепли, потому что никогда не видели солнца, и на какое-то мгновение ей пришла в голову безнадежная мысль о том, что Брет навсегда потерян для нее в этих подземных туннелях. Она стряхнула это унылое настроение и нажала на педаль, увеличив скорость еще на пять миль в час.
— Прости меня, Паула. Я не слышал, что ты сказала.
— Я сделала глупое замечание и не хочу его повторять. Посмотри-ка, тебе видно море между вон тех двух холмов? Оно голубое?
Он послушно посмотрел на отполированный край моря между холмами и отвел взгляд. Его глаза были ярко-голубыми и бессмысленными, как море. Все его внимание было сосредоточено на себе самом. Паула, собственно, и не подумала, что они находились в нескольких милях от Ла-Джоллы, но его нежелание посмотреть на море потрясло ее. Она горела желанием показать ему все, что он пропустил, все прекрасное, чем богат окружающий мир, а он не хотел даже взглянуть на то, что их когда-то объединяло, — на Тихий океан.
— В чем дело, Брет? — спросила она против своей воли.
— Я очень многое обдумал.
— Что же именно?
— Что мне надо делать.
— Я думала, что все улажено. Ты остановишься у меня и через день будешь посещать доктора Клифтера. В отличие от госпиталя остальное время ты можешь развлекаться. По утрам мне надо быть на студии, а у тебя будет возможность заняться работой, если ты захочешь.
— Не уверен, что мне стоит встречаться с доктором Клифтером.
— Но, дорогой мой, у тебя же назначен прием на среду.
— Не думаю, что психоаналитик сможет помочь в моей беде. Она имеет слишком реальный характер.
— Брет, он не один из тех старомодных докторов, о которых ты читал. И не пытается все объяснить с точки зрения детского кругозора. Он сознает значимость проблем взрослых...
— И я тоже. Видишь ли, я знаю, что случилось с моей женой.
— Ты вспомнил?
Брет ответил не сразу. Ей показалось, что все зависит от этого ответа. Стрелка спидометра перешла отметку в семьдесят миль и стала колебаться в районе семидесяти пяти. Ветер отчаянно трепал его волосы, но лицо оставалось невозмутимым, будто каменное.
Изменится ли у него выражение лица, если машина слетит с дороги и перевернется, угодив в канаву? На какое-то мгновение Паула позволила себе подумать о том, чтобы вильнуть в последний раз рулем и предоставить обоих слепой участи массы, мощности и скорости. Ясный, ветреный день вроде этого был не хуже других, чтобы умереть. Это было бы последним жестом ее уходящей молодости.
Но еще толком не осознанная шальная мысль была смыта поднявшейся из глубины души волной надежды. В воображении Паулы промелькнула картинка будущего, когда она заживет с мужем в домике с садиком и лужайкой, на которой будут играть дети и собачки. Ее нервы основательно зацепились за устойчивость воображаемого домика и за еще не свершившееся замужество, когда она нажимала правой ногой на тормозную педаль. Она съехала на обочину и остановила машину. На мгновение показалось, что остановился весь мир. Что окружавшие их холмы ждут лишь сигнала, чтобы двинуться опять.
— Ты это вспомнил?
— Я не помню, как она умерла. Но помню, как женился на ней в Сан-Франциско.
— Откуда ты узнал, что она умерла? Тебе сказал об этом доктор Клифтер?
— Он дал мне вот это.
Брет показал ей сверток вырезок, и она почувствовала себя как мечтательница, чей повторяющийся кошмар неожиданно и невероятно стал частью реального мира. Она посмотрела ему в лицо и с дрожью подумала о том, что могут скрывать эти остановившиеся глаза.
Он испытывал глубокое чувство жалости к своей погибшей жене и гложущий стыд. Он подвел Лоррейн и в жизни, и в смерти. При жизни обрек ее на изнасилование и убийство. После смерти забыл о ее существовании, девять месяцев провел уютно и удовлетворенно в животном мире без памяти, предаваясь детским мечтаниям о счастье с другой женщиной. Но непоправимое прошлое, более роковое, чем любое предопределенное будущее, которое не может измениться и обязательно наступит, — это прошлое неожиданно навалилось на него из-за угла.
— Это случилось, как здесь описано? — Указательным пальцем правой руки он постучал по газетным вырезкам, которые держал в левой руке. Она взяла их и посмотрела на них, но была так расстроена, что не могла ничего прочитать, кроме заголовков.
— Да. Разве ты...
— Можешь меня не спрашивать, вспомнил ли я. Я не вспомнил. Возможно, никогда и не вспомню. Последнее, что помню, — это полет в Сан-Франциско и посадка утром в Аламеде. Человек, который убил ее, еще не пойман?
— Нет. Я в контакте с полицией. Они нисколько не продвинулись с тех пор. Брет?
— Да?
— Не лучше ли будет, если ты перестанешь об этом думать? Я очень жалею, что Клифтер дал тебе эти бумаги. Я не должна была передавать их ему. Надо было их давно уничтожить.
— Он оказал мне хорошую услугу. Гораздо лучшую, чем вы с Райтом, державшие меня в тупом неведении.
— Но все это уже стало прошлым, Брет. Оно не может изменить настоящее. Нам просто не повезло, что это случилось, и мы тут ничего не можем поделать.
— Это произошло с моей женой, — сказал он холодно. — Нас это почти не затронуло.
— Я сожгу эти мерзкие бумажки. — Она отыскала зажигалку в сумочке и поднесла пламя к краю газетных вырезок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55