В предпоследней кабинке сидела темноволосая девушка, которая могла быть Лоррейн. Но это впечатление рассеялось сразу, как только она повернулась и окинула его быстрым взглядом. Его разочаровали и оттолкнули колючие черные глаза и плотоядный рот. Но он ощутил и признательность за то, что лица умерших появляются только в воображении.
У конца стойки бара, рядом с матовым оконцем кухонной двери, он нашел свободный стульчик. Принять заказ к нему подошел крупный мужчина. Его живот под белым грязным фартуком напоминал плод беременной женщины.
— Шотландское виски с содовой водой? — переспросил он. Пока эти слова не прозвучали вслух, Брет и не подозревал, как ему хочется выпить. — В баре нет шотландского виски с начала войны. — Бармен говорил с сильным акцентом, подчеркивая свои слова движением густых черных бровей. — Хотите виски марки «Блэк энд уайт»? Будет стоит шестьдесят пять центов порция.
— Пусть будет «Блэк энд уайт».
Этот мужчина с центрально-европейским акцентом не мог быть Джеймсом П. Роллинзом. Роллинз — это английская или ирландская фамилия. Может быть, Роллинзом был бармен, стоявший на другом конце стойки, смуглый худощавый человек с бакенбардами, которые еще больше сужали его лицо.
Когда крупный мужчина принес ему сдачу, Брет оставил десятицентовую монету на стойке и кивнул в сторону смуглого молодого человека:
— Его фамилия Роллинз?
— Нет, это Род. Джимми сегодня не работает, у него выходной.
— Не знаете, где бы я его мог найти?
— Только не дома. Джимми ходит домой только спать. Просто побудьте здесь, мистер. Он все время заглядывает сюда, когда не работает. Здесь он получает выпивку со скидкой, понятно? Сам я так не поступаю. Никогда не подхожу к этому месту, если не надо идти на работу. В отличие от него у меня жена и семья. У меня трое детей, двое мальчишек. Они станут такими же большими, как их папочка. — Он выпятил живот в знак ликующего чувства отцовства.
— Прекрасно. А как выглядит Роллинз?
— Невысокий парень. Кудрявые волосы. Приплюснутый нос, он как-то сломал его. Оставайтесь здесь, я скажу вам, как только он войдет. Обычно он появляется в восемь или девять. Просто наберитесь терпения.
— Ржаное виски со льдом, Солли, — крикнул кто-то от середины стойки.
Брет шлепнул двадцатипятицентовую монету, которую держал в руке, на поверхность стойки бара. Улыбнувшись и поклонившись, Солли взял монету и положил ее в карман.
Брет посмотрел на часы. Еще не было и семи. Он решил ждать. Когда выпил первую порцию виски, то заказал вторую.
После второго бокала крепкого виски начало смягчать и рассеивать его меланхолическое настроение. Зеркало в позолоченной рамке за баром напоминало архаическую авансцену, на которой он наблюдал человеческие, трагедии. Стареющая женщина с безжалостно закрученными седыми волосами, одетая в облегающее платье, остановилась возле входной двери и стала изучающе осматривать зал усталыми близорукими глазами. Чья-нибудь мать, подумал он с карикатурной сентиментальностью, разыскивает своего непутевого мужа или заблудшего сына. Современная распутная Пенелопа, много лет не знающая любви, ищет своего потерянного Одиссея, чтобы показать ему результаты последней медицинской проверки. Невысокий мужчина в рабочей спецовке, сидевший рядом с Бретом, соскользнул со своего стульчика и кивнул женщине. Они вместе отправились в кабинку, которая оказалась ниже рамки зеркала, их отражение пропало.
На освободившийся высокий стульчик взобрался мужчина в форме младшего офицера и заказал себе ром с кока-колой. В зеркале Брет увидел, что новый сосед поглядывает на него поверх своего бокала. Брет отвел глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, ему не хотелось разговаривать.
Но старшина все равно заговорил с ним, как-то вдруг, как принято среди военных моряков.
— Они хотели сделать из меня настоящего офицера, но ничего не получилось, и я не жалею об этом. Меня чуть не представили, но я пошел к капитану и сказал, что не хочу становиться офицером, не хочу взваливать на себя ответственность и буду чувствовать себя не в своей тарелке в офицерской кают-компании. Он было стал меня убеждать, но я настоял на своем, вот такие дела. Я продолжал питаться за старшинским столом, а там лучшая кормежка на корабле.
— На моем корабле было то же самое, — отозвался Брет.
Ему не хотелось разговаривать с широколицым мужчиной, но не было другого выхода. Офицер ни в коем случае не должен оскорблять унтер-офицеров и солдат. И хотя война закончилась, а он уже долгое время не состоял в действующей армии, Брет все еще уважал честь мундира и считал, что он в долгу за привилегии своего звания. Когда бармен принес старшине вторую порцию рома с кокой, Брет настоял на том, чтобы заплатить за соседа, и заказал себе еще порцию виски. Это была уже четвертая порция, и он начинал чувствовать действие алкоголя, что его несколько обеспокоило, но вскоре беспокойство утонуло в приятном самочувствии, которое принес хмель. В конце концов, он не выпивал очень давно и мог себе позволить почувствовать себя пьяным. На то и существует выпивка.
— Вы служили на корабле, да? — спросил старшина.
— Два года. На судне, перевозившем джипы.
— Моя фамилия Мастин. — Старшина протянул толстую руку.
— Тейлор. Рад познакомиться.
Их рукопожатие больше походило на попытку раздавить друг другу руку, и Брет сделал соответствующие выводы. Мастин считал, что он крепче любого офицера, и будет рад, если ему докажут обратное.
— Я сам проплавал на боевом корабле, — продолжал собеседник, — весь последний год войны. А до этого на обычной посудине. В настоящий момент служу на острове, и если эта служба на берегу продлится еще пару лет, то мне нечего трепыхаться. Через два года выйду в отставку. Прежде я был честолюбивым, но когда понял свой уровень, хватило смекалки держаться за то, что есть. — Он подозвал бармена и попросил повторить для обоих.
Брет посмотрел на его лицо и увидел, как под увеличительным стеклом, глубокие морщины, обветренную кожу, помутневшие от рома глаза, уставшую плоть, накопившуюся под мощной челюстью. Он заслужил свою отставку после двадцатилетней службы, подумал Брет. Поступая на военную службу совсем молодыми, старшины уже к сорока годам имеют право выходить в отставку, но двадцать лет, проведенные в этой железной среде, старят. Двадцать лет бродячей жизни по барам и лачугам, разбросанным по берегам двух океанов. Старшины-ветераны все выглядят одинаково: в теле, крепкие, хитрые и какие-то потерянные.
— Бабы спятили с ума, — заявил старшина. После многолетнего пребывания среди жеребцов военно-морского флота Брет отнесся к неожиданной смене темы разговора вполне нормально, как к естественному развитию беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
У конца стойки бара, рядом с матовым оконцем кухонной двери, он нашел свободный стульчик. Принять заказ к нему подошел крупный мужчина. Его живот под белым грязным фартуком напоминал плод беременной женщины.
— Шотландское виски с содовой водой? — переспросил он. Пока эти слова не прозвучали вслух, Брет и не подозревал, как ему хочется выпить. — В баре нет шотландского виски с начала войны. — Бармен говорил с сильным акцентом, подчеркивая свои слова движением густых черных бровей. — Хотите виски марки «Блэк энд уайт»? Будет стоит шестьдесят пять центов порция.
— Пусть будет «Блэк энд уайт».
Этот мужчина с центрально-европейским акцентом не мог быть Джеймсом П. Роллинзом. Роллинз — это английская или ирландская фамилия. Может быть, Роллинзом был бармен, стоявший на другом конце стойки, смуглый худощавый человек с бакенбардами, которые еще больше сужали его лицо.
Когда крупный мужчина принес ему сдачу, Брет оставил десятицентовую монету на стойке и кивнул в сторону смуглого молодого человека:
— Его фамилия Роллинз?
— Нет, это Род. Джимми сегодня не работает, у него выходной.
— Не знаете, где бы я его мог найти?
— Только не дома. Джимми ходит домой только спать. Просто побудьте здесь, мистер. Он все время заглядывает сюда, когда не работает. Здесь он получает выпивку со скидкой, понятно? Сам я так не поступаю. Никогда не подхожу к этому месту, если не надо идти на работу. В отличие от него у меня жена и семья. У меня трое детей, двое мальчишек. Они станут такими же большими, как их папочка. — Он выпятил живот в знак ликующего чувства отцовства.
— Прекрасно. А как выглядит Роллинз?
— Невысокий парень. Кудрявые волосы. Приплюснутый нос, он как-то сломал его. Оставайтесь здесь, я скажу вам, как только он войдет. Обычно он появляется в восемь или девять. Просто наберитесь терпения.
— Ржаное виски со льдом, Солли, — крикнул кто-то от середины стойки.
Брет шлепнул двадцатипятицентовую монету, которую держал в руке, на поверхность стойки бара. Улыбнувшись и поклонившись, Солли взял монету и положил ее в карман.
Брет посмотрел на часы. Еще не было и семи. Он решил ждать. Когда выпил первую порцию виски, то заказал вторую.
После второго бокала крепкого виски начало смягчать и рассеивать его меланхолическое настроение. Зеркало в позолоченной рамке за баром напоминало архаическую авансцену, на которой он наблюдал человеческие, трагедии. Стареющая женщина с безжалостно закрученными седыми волосами, одетая в облегающее платье, остановилась возле входной двери и стала изучающе осматривать зал усталыми близорукими глазами. Чья-нибудь мать, подумал он с карикатурной сентиментальностью, разыскивает своего непутевого мужа или заблудшего сына. Современная распутная Пенелопа, много лет не знающая любви, ищет своего потерянного Одиссея, чтобы показать ему результаты последней медицинской проверки. Невысокий мужчина в рабочей спецовке, сидевший рядом с Бретом, соскользнул со своего стульчика и кивнул женщине. Они вместе отправились в кабинку, которая оказалась ниже рамки зеркала, их отражение пропало.
На освободившийся высокий стульчик взобрался мужчина в форме младшего офицера и заказал себе ром с кока-колой. В зеркале Брет увидел, что новый сосед поглядывает на него поверх своего бокала. Брет отвел глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, ему не хотелось разговаривать.
Но старшина все равно заговорил с ним, как-то вдруг, как принято среди военных моряков.
— Они хотели сделать из меня настоящего офицера, но ничего не получилось, и я не жалею об этом. Меня чуть не представили, но я пошел к капитану и сказал, что не хочу становиться офицером, не хочу взваливать на себя ответственность и буду чувствовать себя не в своей тарелке в офицерской кают-компании. Он было стал меня убеждать, но я настоял на своем, вот такие дела. Я продолжал питаться за старшинским столом, а там лучшая кормежка на корабле.
— На моем корабле было то же самое, — отозвался Брет.
Ему не хотелось разговаривать с широколицым мужчиной, но не было другого выхода. Офицер ни в коем случае не должен оскорблять унтер-офицеров и солдат. И хотя война закончилась, а он уже долгое время не состоял в действующей армии, Брет все еще уважал честь мундира и считал, что он в долгу за привилегии своего звания. Когда бармен принес старшине вторую порцию рома с кокой, Брет настоял на том, чтобы заплатить за соседа, и заказал себе еще порцию виски. Это была уже четвертая порция, и он начинал чувствовать действие алкоголя, что его несколько обеспокоило, но вскоре беспокойство утонуло в приятном самочувствии, которое принес хмель. В конце концов, он не выпивал очень давно и мог себе позволить почувствовать себя пьяным. На то и существует выпивка.
— Вы служили на корабле, да? — спросил старшина.
— Два года. На судне, перевозившем джипы.
— Моя фамилия Мастин. — Старшина протянул толстую руку.
— Тейлор. Рад познакомиться.
Их рукопожатие больше походило на попытку раздавить друг другу руку, и Брет сделал соответствующие выводы. Мастин считал, что он крепче любого офицера, и будет рад, если ему докажут обратное.
— Я сам проплавал на боевом корабле, — продолжал собеседник, — весь последний год войны. А до этого на обычной посудине. В настоящий момент служу на острове, и если эта служба на берегу продлится еще пару лет, то мне нечего трепыхаться. Через два года выйду в отставку. Прежде я был честолюбивым, но когда понял свой уровень, хватило смекалки держаться за то, что есть. — Он подозвал бармена и попросил повторить для обоих.
Брет посмотрел на его лицо и увидел, как под увеличительным стеклом, глубокие морщины, обветренную кожу, помутневшие от рома глаза, уставшую плоть, накопившуюся под мощной челюстью. Он заслужил свою отставку после двадцатилетней службы, подумал Брет. Поступая на военную службу совсем молодыми, старшины уже к сорока годам имеют право выходить в отставку, но двадцать лет, проведенные в этой железной среде, старят. Двадцать лет бродячей жизни по барам и лачугам, разбросанным по берегам двух океанов. Старшины-ветераны все выглядят одинаково: в теле, крепкие, хитрые и какие-то потерянные.
— Бабы спятили с ума, — заявил старшина. После многолетнего пребывания среди жеребцов военно-морского флота Брет отнесся к неожиданной смене темы разговора вполне нормально, как к естественному развитию беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55