фантастическая, но странно симметричная;
причудливая, как угловатый головной убор горных богов яванцев - и в то же
время холодно, болезненно математическая. Конусы торчали во всех
направлениях, по-видимому, переплетенные полосками металла и света.
Какого они цвета? Мне почему-то пришел в голову тот загадочный
элемент, который окрашивает корону Солнца, эту солнечную диадему, видимую
только при полном затмении; неизвестный элемент, которому наука дала
название короний и который никогда не был найден на Земле; впрочем,
возможно, электричество - одна из форм его существования; осязаемое
электричество; сила, тесно связанная с массой; энергия, превращенная в
материю.
Тысячи конусов торчали во все стороны, заканчиваясь мощным шпилем,
доходившим до самого выхода из колодца.
В их расположении мозг улавливал бесконечные расчеты, апофеоз
геометрического выражения неизвестных пространственных измерений,
уравнения, которыми руководствуются бесчисленные звезды.
Математика космоса.
Слева от хрустального основания вздымался большой шар. Он вдвое выше
рослого человека и светлее остальных металлических существ, почти
лазурный; и в других, каких-то неясных отношениях он тоже отличался от
них.
За ним скользили две пирамиды, их вершины на ярд вздымались над
шаром. Пирамиды остановились, рассматривая нас. С противоположной стороны
хрустального пьедестала приплыли шесть других шаров, меньших, чем первый,
и более темных, синевато-пурпурных.
Они разделились и встали по обе стороны большого шара и чуть впереди
пирамид - линия внимательных стражников.
Так они стояли, загадочным рядом, внимательно глядя на нас, под своим
богом или машиной из конусов и дисков, внутри колодца со стенами из
свечения.
И в этот момент в моем сознании кристаллизовалась сущность того, что
произошло до этого, паническое чувство одиночества, будто я оказался в
чуждом мире - настолько же чужом человеку, насколько чужим кажется наш мир
мыслящему кристаллу.
Норала приветственно подняла белые руки; послышалось ее странное
золотое пение. Может быть, это речь, подумал я. Если так, то что это:
молитва или приказ?
Большой шар дрогнул и развернулся. Движение это было очень быстрым.
Он раскрылся.
На месте лазурного шара блестел великолепный диск, сама душа пламени!
Одновременно пирамиды подпрыгнули вверх и назад - на их месте холодным
синим огнем горели две гигантские звезды с четырьмя лучами.
Зеленое свечение стен усилилось, по нему пробежали вспышки - как
будто сам дух драгоценностей разорвал чары, удерживающие его, и
торжествующе заполнил шахту своим великолепием. Песня Норалы смолкла;
женщина опустила руку на плечо Руфи.
Мы трое, как один, подбежали к ним. Я ощутил шок, похожий на быстрый
короткий удар по всем нервам и мышцам: они беспомощно застыли.
Парализующим был этот краткий незримый контакт, но никакой боли я не
ощутил. Напротив, чрезвычайно обострились зрение и слух, невероятно
усилились наблюдательные способности, как будто энергия моих двигательных
центров переместилась в органы чувств.
Теперь я видел мельчайшие детали этого пламенеющего чуда и его
служителей. Между ними скользнули Норала и Руфь, я не заметил никакого
движения с их стороны и знал, что они не шли, их перенесла та же сила, что
сделала нас неподвижными.
Но тут же я забыл о них, разглядывая диск.
Овальный, высотой в двадцать футов, решил я, двенадцати футов по
короткой оси. По периферии его проходила широкая золотая лента, словно из
солнечного хризолита.
Внутри этой полосы на математически правильных интервалах
располагались девять ярко светящихся овоидов. Они сияли, как гигантские
драгоценные камни; цвет их переходил от светло-голубого водянистого через
лазурный и пурпурный к призрачному розовато-лиловому, в котором
просвечивали алые полутона.
В каждом овоиде горело пламя - сама суть жизненной силы.
Тело - выпуклое, похожее на шишку на щите, мерцающее серовато-розовое
и хрустальное. От овоидов отходили светящиеся полоски, радужные и яркие,
как ручейки расплавленных драгоценностей; эти полоски вливались в центр
диска, состоящий из спиралей, волют, треугольников.
Что сказать об этом центре?
Даже сейчас я могу только высказать догадку. Это, несомненно, мозг,
как мы понимаем мозг; но намного, намного превосходящий наш мозг по
энергии и силе.
Он напоминал огромную розу. Невероятного размера розу с тысячами
сложенных лепестков. Роза цвела мириадами меняющихся оттенков. И все время
от овоидов в центр вливались потоки разноцветного пламени, они прибывали и
убывали, создавая крещендо и диминуэндо невероятных гармоний, полных
экстаза, ужасных.
В сердце розы звездой сиял пламенеющий рубин.
И все это от пламенного алого центра до золотистых вспыхивающих
полуоттенков края было проникнуто силой, огромной и сознательной.
С той же полнотой и ясностью воспринимал я и звездообразные фигуры,
наполовину скрытые диском. Свечение у них не такое яркое, и нет у них
огненного чуда пульсирующих драгоценных камней. Они синие, с необычным
оттенком синевы, и от синевато-черных выпуклостей на каждом видном мне
луче к центру шли сверкающие синие линии.
Хоть они по форме и цвету отличались от овоидов диска, я понял, что
это тоже органы чувств, но неведомых чувств с неизвестными возможностями.
Центр звезд мне не был виден.
Женские фигуры подплыли к диску и остановились.
И в тот же момент я почувствовал прилив сил, освобождение от
сдерживающей меня силы, как будто лопнули связывавшие меня узы. Вентнор
побежал, держа ружье наготове. Мы - за ним; приблизились к светящимся
женским фигурам; тяжело дыша, остановились в десяти шагах от них.
Норала взлетела к пламенеющему центру диска, будто поднятая
невидимыми руками. На мгновение повисла там. Я увидел ее изумительное
тело, просвечивающее сквозь покровы, окутанное мягким розовым сиянием.
Она поднялась еще выше, к правому краю диска. Из краев трех овоидов
появилось облако щупалец, тонких, как опаловые паутинки. Они на ярд отошли
от диска, касались Норалы, ласкали ее.
Так она висела какое-то время; лицо ее мне не было видно; потом
медленно опустилась и стояла, широко разведя руки, медные волосы облачком
струились с ее гордой головы.
Мимо нее вверх проплыла Руфь, лицо ее полно блаженства, будто она
увидела рай, и в то же время бесконечно спокойное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
причудливая, как угловатый головной убор горных богов яванцев - и в то же
время холодно, болезненно математическая. Конусы торчали во всех
направлениях, по-видимому, переплетенные полосками металла и света.
Какого они цвета? Мне почему-то пришел в голову тот загадочный
элемент, который окрашивает корону Солнца, эту солнечную диадему, видимую
только при полном затмении; неизвестный элемент, которому наука дала
название короний и который никогда не был найден на Земле; впрочем,
возможно, электричество - одна из форм его существования; осязаемое
электричество; сила, тесно связанная с массой; энергия, превращенная в
материю.
Тысячи конусов торчали во все стороны, заканчиваясь мощным шпилем,
доходившим до самого выхода из колодца.
В их расположении мозг улавливал бесконечные расчеты, апофеоз
геометрического выражения неизвестных пространственных измерений,
уравнения, которыми руководствуются бесчисленные звезды.
Математика космоса.
Слева от хрустального основания вздымался большой шар. Он вдвое выше
рослого человека и светлее остальных металлических существ, почти
лазурный; и в других, каких-то неясных отношениях он тоже отличался от
них.
За ним скользили две пирамиды, их вершины на ярд вздымались над
шаром. Пирамиды остановились, рассматривая нас. С противоположной стороны
хрустального пьедестала приплыли шесть других шаров, меньших, чем первый,
и более темных, синевато-пурпурных.
Они разделились и встали по обе стороны большого шара и чуть впереди
пирамид - линия внимательных стражников.
Так они стояли, загадочным рядом, внимательно глядя на нас, под своим
богом или машиной из конусов и дисков, внутри колодца со стенами из
свечения.
И в этот момент в моем сознании кристаллизовалась сущность того, что
произошло до этого, паническое чувство одиночества, будто я оказался в
чуждом мире - настолько же чужом человеку, насколько чужим кажется наш мир
мыслящему кристаллу.
Норала приветственно подняла белые руки; послышалось ее странное
золотое пение. Может быть, это речь, подумал я. Если так, то что это:
молитва или приказ?
Большой шар дрогнул и развернулся. Движение это было очень быстрым.
Он раскрылся.
На месте лазурного шара блестел великолепный диск, сама душа пламени!
Одновременно пирамиды подпрыгнули вверх и назад - на их месте холодным
синим огнем горели две гигантские звезды с четырьмя лучами.
Зеленое свечение стен усилилось, по нему пробежали вспышки - как
будто сам дух драгоценностей разорвал чары, удерживающие его, и
торжествующе заполнил шахту своим великолепием. Песня Норалы смолкла;
женщина опустила руку на плечо Руфи.
Мы трое, как один, подбежали к ним. Я ощутил шок, похожий на быстрый
короткий удар по всем нервам и мышцам: они беспомощно застыли.
Парализующим был этот краткий незримый контакт, но никакой боли я не
ощутил. Напротив, чрезвычайно обострились зрение и слух, невероятно
усилились наблюдательные способности, как будто энергия моих двигательных
центров переместилась в органы чувств.
Теперь я видел мельчайшие детали этого пламенеющего чуда и его
служителей. Между ними скользнули Норала и Руфь, я не заметил никакого
движения с их стороны и знал, что они не шли, их перенесла та же сила, что
сделала нас неподвижными.
Но тут же я забыл о них, разглядывая диск.
Овальный, высотой в двадцать футов, решил я, двенадцати футов по
короткой оси. По периферии его проходила широкая золотая лента, словно из
солнечного хризолита.
Внутри этой полосы на математически правильных интервалах
располагались девять ярко светящихся овоидов. Они сияли, как гигантские
драгоценные камни; цвет их переходил от светло-голубого водянистого через
лазурный и пурпурный к призрачному розовато-лиловому, в котором
просвечивали алые полутона.
В каждом овоиде горело пламя - сама суть жизненной силы.
Тело - выпуклое, похожее на шишку на щите, мерцающее серовато-розовое
и хрустальное. От овоидов отходили светящиеся полоски, радужные и яркие,
как ручейки расплавленных драгоценностей; эти полоски вливались в центр
диска, состоящий из спиралей, волют, треугольников.
Что сказать об этом центре?
Даже сейчас я могу только высказать догадку. Это, несомненно, мозг,
как мы понимаем мозг; но намного, намного превосходящий наш мозг по
энергии и силе.
Он напоминал огромную розу. Невероятного размера розу с тысячами
сложенных лепестков. Роза цвела мириадами меняющихся оттенков. И все время
от овоидов в центр вливались потоки разноцветного пламени, они прибывали и
убывали, создавая крещендо и диминуэндо невероятных гармоний, полных
экстаза, ужасных.
В сердце розы звездой сиял пламенеющий рубин.
И все это от пламенного алого центра до золотистых вспыхивающих
полуоттенков края было проникнуто силой, огромной и сознательной.
С той же полнотой и ясностью воспринимал я и звездообразные фигуры,
наполовину скрытые диском. Свечение у них не такое яркое, и нет у них
огненного чуда пульсирующих драгоценных камней. Они синие, с необычным
оттенком синевы, и от синевато-черных выпуклостей на каждом видном мне
луче к центру шли сверкающие синие линии.
Хоть они по форме и цвету отличались от овоидов диска, я понял, что
это тоже органы чувств, но неведомых чувств с неизвестными возможностями.
Центр звезд мне не был виден.
Женские фигуры подплыли к диску и остановились.
И в тот же момент я почувствовал прилив сил, освобождение от
сдерживающей меня силы, как будто лопнули связывавшие меня узы. Вентнор
побежал, держа ружье наготове. Мы - за ним; приблизились к светящимся
женским фигурам; тяжело дыша, остановились в десяти шагах от них.
Норала взлетела к пламенеющему центру диска, будто поднятая
невидимыми руками. На мгновение повисла там. Я увидел ее изумительное
тело, просвечивающее сквозь покровы, окутанное мягким розовым сиянием.
Она поднялась еще выше, к правому краю диска. Из краев трех овоидов
появилось облако щупалец, тонких, как опаловые паутинки. Они на ярд отошли
от диска, касались Норалы, ласкали ее.
Так она висела какое-то время; лицо ее мне не было видно; потом
медленно опустилась и стояла, широко разведя руки, медные волосы облачком
струились с ее гордой головы.
Мимо нее вверх проплыла Руфь, лицо ее полно блаженства, будто она
увидела рай, и в то же время бесконечно спокойное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66