Он не видел меня, и я не видела его, но мы могли хорошо слышать друг друга. Я по-прежнему молчала.
– Да, дитя мое, – повторил он.
– Я… я… мм… мм… – начала я.
– Да, я слушаю, – сказал священник.
– Извините, – прошептала я.
Я распахнула дверь, и, пробежав по проходу между рядами, выскочила на улицу. По дороге в школу я чувствовала себя совершенно ужасно, я плакала и все время боялась, что меня вырвет. Мама ждала меня в машине. Я села сзади, объяснила, что чувствую себя очень плохо, и растянулась прямо на сиденьи. Мы поехали домой, и мне даже не пришлось рассказывать маме о том, как я себя ужасно вела, потому что она думала, что я заболела по-настоящему.
Вечером мама принесла мне чашку бульона и сидела на краю моей постели, пока я пила его. Она сказала, что это наверно вирус, и она рада, что мне лучше, но я могу не ходить завтра в школу, если мне еще неможется. Потом она выключила свет, поцеловала меня и пожелала спокойной ночи.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Сегодня я сделала ужасную вещь. Просто ужасную! Хуже меня точно нет никого на свете, и ничего хорошего я не заслуживаю. Я наговорила гадостей Лоре Дэнкер. И только потому, что была не в духе. Я ее правда очень обидела. Почему Ты не остановил меня? Я искала Тебя, Бог. Я искала Тебя и в синагоге, и в церкви. И сегодня, когда я хотела исповедаться, я тоже Тебя искала. Но Тебя там не было. Я не чувствовала Тебя так, как чувствую ночью, когда говорю с Тобой. Почему, Бог? Почему я чувствую Тебя только тогда, когда остаюсь одна?
Глава 20
За неделю до начала весенних каникул мы получили письмо. Сперва я думала, что оно от бабушки – о моей предстоящей поездке во Флориду. Но оказалось, что писали Мэри и Пол Хатчинсы, мои другие дедушка с бабушкой. Это было странно, потому что с тех пор, как они порвали отношения с мамой, после того, как она вышла замуж, они не писали ей ни разу. Мой отец, не испытывающий к ним никаких добрых чувств, рвал и метал.
– Как они узнали наш адрес? Можешь ты мне ответить? Ну откуда они узнали?
Мама ответила ему тихо, почти шепотом:
– Я послала им рождественскую открытку.
Отец так и взвился:
– Помилуй, Барбара, неужели это правда? После четырнадцати лет ты послала им рождественскую открытку?!
– У меня было сентиментальное настроение. Вот и послала. Я даже ничего на ней не написала. Только наши имена, и все.
Отец потряс перед ней письмом:
– И ты думаешь, что через четырнадцать лет – через четырнадцать лет, Барбара, – они стали думать по-другому?
– Они просто хотят повидать нас. Больше ничего.
– Тебя, может быть, но не меня. Еще Маргарет, чтобы убедиться, что у нее нет рогов!
– Херб! Перестань! Ты просто смешон!
– Ах, это я смешон! Ну, ну!
– Знаете, что я думаю? – вмешалась я. – Я думаю, что вы оба смешны!
Я выбежала из кухни и кинулась наверх, к себе в комнату. Я хлопнула дверью. Ненавижу, когда они начинают ссориться при мне. Неужели они не понимают, как это все противно и как я ненавижу эти ссоры! Даже отсюда мне были слышны их пререкания. Я закрыла уши руками и подошла к магнитофону. Потом я отняла от уха одну руку, поставила «The Mice Men» и включила магнитофон на полную мощность. Так стало намного лучше.
Через несколько минут дверь моей спальни открылась. Отец сразу подошел к магнитофону и вырубил его. Мама держала в руках письмо. Глаза у нее были красные. Я молчала.
Отец мерил шагами комнату.
– Маргарет, – проговорил он наконец. – Это касается тебя. Я думаю, прежде чем мы что-нибудь решим, ты должна прочитать письмо от твоих дедушки и бабушки. Барбара…
Он протянул руку. Мама передала письмо ему, а он – мне. Почерк был ровный и красивый, какой бывает в третьем классе, когда уже начинают писать по-настоящему. Я села на кровать.
Дорогая Барбара,
Мы с твоим отцом много думали о тебе. Мы стареем.
Возможно, тебе трудно представить нас старыми, но это так. И вот теперь оказывается, что самое большое наше желание – увидеть нашу единственную дочь. Может быть, четырнадцать лет назад мы совершили ошибку. Мы говорили с нашим священником и большим другом, мистером Бэйлором. Ты должна его помнить. Он ведь крестил тебя, когда ты была совсем крошкой. Он говорит, что никогда не поздно попробовать начать с начала. Мы с твоим отцом летим на недельку в ваши края и надеемся, что ты позволишь нам навестить вас и познакомишь с нашей внучкой Маргарет Энн.
Подробности о рейсе прилагаются.
Твоя мать, Мэри Хатчинс.
Ну и письмецо! Неудивительно, что отец так бесился. Он сам тут даже не упоминался.
Я вернула письмо отцу молча – я просто не знала, что тут можно сказать.
– Они приезжают пятого апреля, – сообщил отец.
– А, ну так значит, я их не увижу, – сказала я, просветлев. – Я ведь улетаю во Флориду четвертого.
Мама посмотрела на отца.
– Что? – не выдержала я. – Разве не так? Я улетаю во Флориду четвертого!
Они молчали. Прошла минута, и я поняла – я поняла, что не лечу во Флориду! И тогда меня прорвало.
– Я не хочу их видеть! – крикнула я. – Это нечестно! Я хочу во Флориду к бабушке. Папа – пожалуйста!
– Не смотри на меня так, – спокойно сказал отец. – Я тут ни при чем. Я не посылал им рождественскую открытку.
– Мама! – проговорила я сквозь слезы. – Неужели ты это сделаешь? Ведь это несправедливо! Несправедливо!
Я ненавидела мать. Я действительно ее ненавидела. Все так глупо. Зачем ей нужно было высовываться и посылать им эту дурацкую открытку!
– Успокойся, Маргарет. Ничего страшного не происходит, – сказала мама, обнимая меня. – Полетишь во Флориду в другой раз.
Я не дала себя обнять и отвернулась.
– Кто-нибудь должен позвонить Сильвии сказать, что планы переменились, – напомнил отец.
– Я могу позвонить прямо сейчас, и пусть Маргарет скажет, – предложила мама.
– Нет! – крикнула я. – Говори сама. Это не я придумала!
– Ладно, – согласилась мама. – Ладно, могу и я.
Я пошла за родителями в их спальню. Мама сняла трубку и позвонила бабушке в гостиницу через коммутатор. Через несколько минут она сказала:
– Здравствуйте, Сильвия… Это Барбара… Нет, ничего… Все в порядке… Да, уверена… Просто Маргарет не сможет навестить вас в этот раз… Да, она здесь… стоит рядом со мной… Да, вы можете поговорить с ней…
Мама протянула мне трубку. Но я затрясла головой и отказалась взять ее.
Тогда она прикрыла трубку рукой и прошептала:
– Бабушка думает, что ты больна. Ты должна ее успокоить. Я взяла трубку.
– Бабушка, – сказала я. – Это Маргарет.
Я почувствовала, как бабушка напряглась на другом конце.
– Ничего такого, бабушка… Нет, не заболела… Никто не заболел… Да, уверена… Я хочу, бабушка. Просто не могу.
Я почувствовала, как на глазах у меня выступили слезы. Мне было больно глотать. Мама сделала мне знак, чтобы я рассказала все как есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Да, дитя мое, – повторил он.
– Я… я… мм… мм… – начала я.
– Да, я слушаю, – сказал священник.
– Извините, – прошептала я.
Я распахнула дверь, и, пробежав по проходу между рядами, выскочила на улицу. По дороге в школу я чувствовала себя совершенно ужасно, я плакала и все время боялась, что меня вырвет. Мама ждала меня в машине. Я села сзади, объяснила, что чувствую себя очень плохо, и растянулась прямо на сиденьи. Мы поехали домой, и мне даже не пришлось рассказывать маме о том, как я себя ужасно вела, потому что она думала, что я заболела по-настоящему.
Вечером мама принесла мне чашку бульона и сидела на краю моей постели, пока я пила его. Она сказала, что это наверно вирус, и она рада, что мне лучше, но я могу не ходить завтра в школу, если мне еще неможется. Потом она выключила свет, поцеловала меня и пожелала спокойной ночи.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Сегодня я сделала ужасную вещь. Просто ужасную! Хуже меня точно нет никого на свете, и ничего хорошего я не заслуживаю. Я наговорила гадостей Лоре Дэнкер. И только потому, что была не в духе. Я ее правда очень обидела. Почему Ты не остановил меня? Я искала Тебя, Бог. Я искала Тебя и в синагоге, и в церкви. И сегодня, когда я хотела исповедаться, я тоже Тебя искала. Но Тебя там не было. Я не чувствовала Тебя так, как чувствую ночью, когда говорю с Тобой. Почему, Бог? Почему я чувствую Тебя только тогда, когда остаюсь одна?
Глава 20
За неделю до начала весенних каникул мы получили письмо. Сперва я думала, что оно от бабушки – о моей предстоящей поездке во Флориду. Но оказалось, что писали Мэри и Пол Хатчинсы, мои другие дедушка с бабушкой. Это было странно, потому что с тех пор, как они порвали отношения с мамой, после того, как она вышла замуж, они не писали ей ни разу. Мой отец, не испытывающий к ним никаких добрых чувств, рвал и метал.
– Как они узнали наш адрес? Можешь ты мне ответить? Ну откуда они узнали?
Мама ответила ему тихо, почти шепотом:
– Я послала им рождественскую открытку.
Отец так и взвился:
– Помилуй, Барбара, неужели это правда? После четырнадцати лет ты послала им рождественскую открытку?!
– У меня было сентиментальное настроение. Вот и послала. Я даже ничего на ней не написала. Только наши имена, и все.
Отец потряс перед ней письмом:
– И ты думаешь, что через четырнадцать лет – через четырнадцать лет, Барбара, – они стали думать по-другому?
– Они просто хотят повидать нас. Больше ничего.
– Тебя, может быть, но не меня. Еще Маргарет, чтобы убедиться, что у нее нет рогов!
– Херб! Перестань! Ты просто смешон!
– Ах, это я смешон! Ну, ну!
– Знаете, что я думаю? – вмешалась я. – Я думаю, что вы оба смешны!
Я выбежала из кухни и кинулась наверх, к себе в комнату. Я хлопнула дверью. Ненавижу, когда они начинают ссориться при мне. Неужели они не понимают, как это все противно и как я ненавижу эти ссоры! Даже отсюда мне были слышны их пререкания. Я закрыла уши руками и подошла к магнитофону. Потом я отняла от уха одну руку, поставила «The Mice Men» и включила магнитофон на полную мощность. Так стало намного лучше.
Через несколько минут дверь моей спальни открылась. Отец сразу подошел к магнитофону и вырубил его. Мама держала в руках письмо. Глаза у нее были красные. Я молчала.
Отец мерил шагами комнату.
– Маргарет, – проговорил он наконец. – Это касается тебя. Я думаю, прежде чем мы что-нибудь решим, ты должна прочитать письмо от твоих дедушки и бабушки. Барбара…
Он протянул руку. Мама передала письмо ему, а он – мне. Почерк был ровный и красивый, какой бывает в третьем классе, когда уже начинают писать по-настоящему. Я села на кровать.
Дорогая Барбара,
Мы с твоим отцом много думали о тебе. Мы стареем.
Возможно, тебе трудно представить нас старыми, но это так. И вот теперь оказывается, что самое большое наше желание – увидеть нашу единственную дочь. Может быть, четырнадцать лет назад мы совершили ошибку. Мы говорили с нашим священником и большим другом, мистером Бэйлором. Ты должна его помнить. Он ведь крестил тебя, когда ты была совсем крошкой. Он говорит, что никогда не поздно попробовать начать с начала. Мы с твоим отцом летим на недельку в ваши края и надеемся, что ты позволишь нам навестить вас и познакомишь с нашей внучкой Маргарет Энн.
Подробности о рейсе прилагаются.
Твоя мать, Мэри Хатчинс.
Ну и письмецо! Неудивительно, что отец так бесился. Он сам тут даже не упоминался.
Я вернула письмо отцу молча – я просто не знала, что тут можно сказать.
– Они приезжают пятого апреля, – сообщил отец.
– А, ну так значит, я их не увижу, – сказала я, просветлев. – Я ведь улетаю во Флориду четвертого.
Мама посмотрела на отца.
– Что? – не выдержала я. – Разве не так? Я улетаю во Флориду четвертого!
Они молчали. Прошла минута, и я поняла – я поняла, что не лечу во Флориду! И тогда меня прорвало.
– Я не хочу их видеть! – крикнула я. – Это нечестно! Я хочу во Флориду к бабушке. Папа – пожалуйста!
– Не смотри на меня так, – спокойно сказал отец. – Я тут ни при чем. Я не посылал им рождественскую открытку.
– Мама! – проговорила я сквозь слезы. – Неужели ты это сделаешь? Ведь это несправедливо! Несправедливо!
Я ненавидела мать. Я действительно ее ненавидела. Все так глупо. Зачем ей нужно было высовываться и посылать им эту дурацкую открытку!
– Успокойся, Маргарет. Ничего страшного не происходит, – сказала мама, обнимая меня. – Полетишь во Флориду в другой раз.
Я не дала себя обнять и отвернулась.
– Кто-нибудь должен позвонить Сильвии сказать, что планы переменились, – напомнил отец.
– Я могу позвонить прямо сейчас, и пусть Маргарет скажет, – предложила мама.
– Нет! – крикнула я. – Говори сама. Это не я придумала!
– Ладно, – согласилась мама. – Ладно, могу и я.
Я пошла за родителями в их спальню. Мама сняла трубку и позвонила бабушке в гостиницу через коммутатор. Через несколько минут она сказала:
– Здравствуйте, Сильвия… Это Барбара… Нет, ничего… Все в порядке… Да, уверена… Просто Маргарет не сможет навестить вас в этот раз… Да, она здесь… стоит рядом со мной… Да, вы можете поговорить с ней…
Мама протянула мне трубку. Но я затрясла головой и отказалась взять ее.
Тогда она прикрыла трубку рукой и прошептала:
– Бабушка думает, что ты больна. Ты должна ее успокоить. Я взяла трубку.
– Бабушка, – сказала я. – Это Маргарет.
Я почувствовала, как бабушка напряглась на другом конце.
– Ничего такого, бабушка… Нет, не заболела… Никто не заболел… Да, уверена… Я хочу, бабушка. Просто не могу.
Я почувствовала, как на глазах у меня выступили слезы. Мне было больно глотать. Мама сделала мне знак, чтобы я рассказала все как есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25