И эта мысль наполнила теплом сердце старика. Он спешно зашагал к озеру. Разве не будет доволен старый друг Самурат, если Терентий бросит на его телегу пару мешков рыбы! Пусть порадуется!
Терентий принес во двор два мешка рыбы, специально для гостей сварил на костре уху, направился в избу, чтобы разбудить Самурата, и вдруг увидел молодого человека, который, согнувшись, выходил из леса. Старик насторожился:
— Кто ты?
— Аспанбай...
— Какой Аспанбай?
— Из аула Тоскей.
— Что ты делал в лесу в такую рань?
— Мы тут... попали в ужасную историю...— Аспанбай умел логично мыслить, но гладко выразить свои мысли не умел. Заикаясь, путаясь, он рассказал, что знал и что видел. Рассказ Аспанбая про «дядю Али» Терентий так и не понял, потому что не знал никакого Али, а «люди, спустившиеся с неба», совсем сбили с толку лесника. Из немногословной речи Аспанбая он только извлек, что в петлю попался медведь и что кто-то ранен. Поев ухи, проводив Самурата с сыном, Терентий сказал Аспанбаю:
— Ну, парень, теперь пошли посмотрим, о чем ты тут болтал...
И они направились к месту, где вчера произошло страшное событие. Когда старик увидел уткнувшегося носом в землю медведя, то чуть не лишился сознания от радости; он забыл даже слова Аспанбая «пуля попала в человека», забыл про своего Омарку, для которого и поставил на медведя петлю. Быстро и нетерпеливо управился Терентий с трофеем: снял шкуру, разобрал тушу, отделил от нее суставы, сложил все это в мешки и подмигнул Аспанбаю: лучшего корма для свиньи и не придумаешь! Они подобрали ружья, валявшиеся в разных местах, вытерли их, повесили на плечи Аспанбаю; мешки Терентий взвалил на себя, шкуру отдал Аспанбаю. От радости, от хорошего настроения, нахлынувшего на него, Терентий чуть не запел на ходу: лучшего корма для свиньи и не придумаешь, но, вспомнив о привезенной Самуратом свинье, он вспомнил и самого Самурата, вспомнил его сына, сопляка Жалгаса, который приехал, чтобы занять его место, и понял: дума, что грызла его сердце со вчерашнего дня, была думой о Жал- га се, думой о том, что Терентий остается за бортом жизни; старик постарался убежать от этой думы, переключиться на другое, но не вышло. «Неужели дни мои миновали, неужели нет для меня пути, кроме как в объятия черной земли?» — опять подумал он и расстроился так, что покрылся испариной. Покрылся испариной и рассердился непонятно на кого, а потом чуть не лопнул от ярости, вспомнив, что именно для корма проклятой свиньи он тащит тяжелые, словно набитые камнями, мешки. Плюнув в сердцах, Терентий сбросил со спины ненавистные мешки, поднатужился и швырнул их в реку, по берегу которой они шли. Аспанбай, весь погруженный в мысли о случившемся, и сам не заметил, как машинально в точности повторил движения впереди идущего лесника. Размахнувшись, он швырнул медвежью шкуру в бурлящую реку, ее закрутило и унесло течением. Когда Терентий обернулся к Аспанбаю, шкуры в его руках не было. На плечах висели только ружья...
Медвежью шкуру и тушу унесло течением, и откуда было знать обозленному на недотепу-парня леснику, что вместе с брошенным в бурлящую реку медвежьим мясом навсегда пропали и два кусочка свинца, посланные одним из ружей, и что эти два свинцовых комочка перевернут судьбу его друга Омарки...
— Ой, какой хороший день!
Сауле проснулась от крика Заурешки; дочка стояла в изголовье кровати у окна, распахнув обе створки; слова ее были обращены к налитому чистым густым воздухом саду. Солнце уже поднялось высоко. На белую подушку Сауле упал острый косой луч; настроение было радостное. Теперь она еще немного полежит в постели, прижмет к груди свою Заурешку, будет целовать, ласкать ее. Заурещка —ее свет, солнце, луна, звездочка, цветочек, золотцо бриллиантик, радость, умница... Заурешка знает себе цену и начинает баловаться...
Омара дома нет, поэтому Сауле не будет торопиться. Можно лежать долго-долго... Но тело уже напрягается, устало от неподвижности, хочется встать, размяться. Сауле встает с постели, гимнастику делать не обязательно, от
нее только устаешь; потом принимается за уборку. У Сауле есть свои приемы, свои правила, она знает, что женщина обязана поддерживать чистоту в доме, поэтому, еще не умываясь, не одеваясь, наводит в доме идеальную чистоту; подметает, моет, доводит до блеска — это закон. Только потом приводит в порядок и себя; в этом деле спешить не положено, подкраситься нужно умело, косметики наложить вдоволь, но чтобы ее не было заметно, волосок прибрать к волоску. Потом завтрак: утренняя еда всегда легкая — молоко, творог, чай, фрукты — этого достаточно. Сауле одевает Заурешку и ведет ее в детский сад; за то, что задержала дочь на час, можно попросить прощения, а можно и не просить, излишняя скромность приводит в конце концов к тому, что на тебя начинают оказывать давление, лучше, если люди не будут забывать, кто такая Сауле. Но все же она не похожа на жен других начальников, не ездит, надувшись, на машине на расстояние в одну сажень; она ходит на работу пешком.
Вот и сейчас Сауле идет себе потихоньку по теневой стороне улицы и перебирает в уме предстоящие заботы сегодняшнего рабочего дня. Каникулы уже начались, поэтому особенно серьезной работы не предвидится, но отпуск еще не подошел, хотя учеников и распустили; в эти дни учителя подтягивают «кое-какие хвосты», составляют планы и просто болтают о том о сем, сидя в учительской; примерно к часу дня расходятся по домам. Сейчас Сауле войдет в учительскую, первой, конечно, здороваться не станет, ни к чему портить людей, пусть сначала они с нею поздороваются, как-никак Сауле есть Сауле. Держаться слишком гордо тоже нельзя, это также снижает тебе цену. При виде Сауле одни теряются, вытягиваются в струнку, другие здороваются вежливо, но с достоинством, есть и такие, кто еле шевелит губами; Сауле со всеми ровна, одинакова, носа не задирает, но и не сближается ни с кем. Сейчас она посидит в учительской с полчасика, а потом пойдет домой; самым приличным будет, если она, не затевая разговоров, полистает журнал или составит какой-нибудь план; да, лучше не вступать в разговоры; коллеги Сауле таковы, что если хоть на минуту расслабишься, сразу же посыплются просьбы и жалобы; необходимо всегда быть начеку, соблюдать дистанцию.
Сауле не подозревала, что эти ее хитрости и правила великолепно известны учительскому коллективу; коллеги изучили повадки Сауле, ее мысли не были ни для кого секретом. Она воображала, что появляется загадочно, с достоинством, ей казалось, что все вокруг безмолвно восхищаются ее стройной фигурой, модными нарядами, элегантной стрижкой «под мальчика», длинной шеей; однако окружающие видели всего лишь располневшую женщину с подбритым затылком, заплывшим жиром, готовую лопнуть как мыльный пузырь от важности и напряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Терентий принес во двор два мешка рыбы, специально для гостей сварил на костре уху, направился в избу, чтобы разбудить Самурата, и вдруг увидел молодого человека, который, согнувшись, выходил из леса. Старик насторожился:
— Кто ты?
— Аспанбай...
— Какой Аспанбай?
— Из аула Тоскей.
— Что ты делал в лесу в такую рань?
— Мы тут... попали в ужасную историю...— Аспанбай умел логично мыслить, но гладко выразить свои мысли не умел. Заикаясь, путаясь, он рассказал, что знал и что видел. Рассказ Аспанбая про «дядю Али» Терентий так и не понял, потому что не знал никакого Али, а «люди, спустившиеся с неба», совсем сбили с толку лесника. Из немногословной речи Аспанбая он только извлек, что в петлю попался медведь и что кто-то ранен. Поев ухи, проводив Самурата с сыном, Терентий сказал Аспанбаю:
— Ну, парень, теперь пошли посмотрим, о чем ты тут болтал...
И они направились к месту, где вчера произошло страшное событие. Когда старик увидел уткнувшегося носом в землю медведя, то чуть не лишился сознания от радости; он забыл даже слова Аспанбая «пуля попала в человека», забыл про своего Омарку, для которого и поставил на медведя петлю. Быстро и нетерпеливо управился Терентий с трофеем: снял шкуру, разобрал тушу, отделил от нее суставы, сложил все это в мешки и подмигнул Аспанбаю: лучшего корма для свиньи и не придумаешь! Они подобрали ружья, валявшиеся в разных местах, вытерли их, повесили на плечи Аспанбаю; мешки Терентий взвалил на себя, шкуру отдал Аспанбаю. От радости, от хорошего настроения, нахлынувшего на него, Терентий чуть не запел на ходу: лучшего корма для свиньи и не придумаешь, но, вспомнив о привезенной Самуратом свинье, он вспомнил и самого Самурата, вспомнил его сына, сопляка Жалгаса, который приехал, чтобы занять его место, и понял: дума, что грызла его сердце со вчерашнего дня, была думой о Жал- га се, думой о том, что Терентий остается за бортом жизни; старик постарался убежать от этой думы, переключиться на другое, но не вышло. «Неужели дни мои миновали, неужели нет для меня пути, кроме как в объятия черной земли?» — опять подумал он и расстроился так, что покрылся испариной. Покрылся испариной и рассердился непонятно на кого, а потом чуть не лопнул от ярости, вспомнив, что именно для корма проклятой свиньи он тащит тяжелые, словно набитые камнями, мешки. Плюнув в сердцах, Терентий сбросил со спины ненавистные мешки, поднатужился и швырнул их в реку, по берегу которой они шли. Аспанбай, весь погруженный в мысли о случившемся, и сам не заметил, как машинально в точности повторил движения впереди идущего лесника. Размахнувшись, он швырнул медвежью шкуру в бурлящую реку, ее закрутило и унесло течением. Когда Терентий обернулся к Аспанбаю, шкуры в его руках не было. На плечах висели только ружья...
Медвежью шкуру и тушу унесло течением, и откуда было знать обозленному на недотепу-парня леснику, что вместе с брошенным в бурлящую реку медвежьим мясом навсегда пропали и два кусочка свинца, посланные одним из ружей, и что эти два свинцовых комочка перевернут судьбу его друга Омарки...
— Ой, какой хороший день!
Сауле проснулась от крика Заурешки; дочка стояла в изголовье кровати у окна, распахнув обе створки; слова ее были обращены к налитому чистым густым воздухом саду. Солнце уже поднялось высоко. На белую подушку Сауле упал острый косой луч; настроение было радостное. Теперь она еще немного полежит в постели, прижмет к груди свою Заурешку, будет целовать, ласкать ее. Заурещка —ее свет, солнце, луна, звездочка, цветочек, золотцо бриллиантик, радость, умница... Заурешка знает себе цену и начинает баловаться...
Омара дома нет, поэтому Сауле не будет торопиться. Можно лежать долго-долго... Но тело уже напрягается, устало от неподвижности, хочется встать, размяться. Сауле встает с постели, гимнастику делать не обязательно, от
нее только устаешь; потом принимается за уборку. У Сауле есть свои приемы, свои правила, она знает, что женщина обязана поддерживать чистоту в доме, поэтому, еще не умываясь, не одеваясь, наводит в доме идеальную чистоту; подметает, моет, доводит до блеска — это закон. Только потом приводит в порядок и себя; в этом деле спешить не положено, подкраситься нужно умело, косметики наложить вдоволь, но чтобы ее не было заметно, волосок прибрать к волоску. Потом завтрак: утренняя еда всегда легкая — молоко, творог, чай, фрукты — этого достаточно. Сауле одевает Заурешку и ведет ее в детский сад; за то, что задержала дочь на час, можно попросить прощения, а можно и не просить, излишняя скромность приводит в конце концов к тому, что на тебя начинают оказывать давление, лучше, если люди не будут забывать, кто такая Сауле. Но все же она не похожа на жен других начальников, не ездит, надувшись, на машине на расстояние в одну сажень; она ходит на работу пешком.
Вот и сейчас Сауле идет себе потихоньку по теневой стороне улицы и перебирает в уме предстоящие заботы сегодняшнего рабочего дня. Каникулы уже начались, поэтому особенно серьезной работы не предвидится, но отпуск еще не подошел, хотя учеников и распустили; в эти дни учителя подтягивают «кое-какие хвосты», составляют планы и просто болтают о том о сем, сидя в учительской; примерно к часу дня расходятся по домам. Сейчас Сауле войдет в учительскую, первой, конечно, здороваться не станет, ни к чему портить людей, пусть сначала они с нею поздороваются, как-никак Сауле есть Сауле. Держаться слишком гордо тоже нельзя, это также снижает тебе цену. При виде Сауле одни теряются, вытягиваются в струнку, другие здороваются вежливо, но с достоинством, есть и такие, кто еле шевелит губами; Сауле со всеми ровна, одинакова, носа не задирает, но и не сближается ни с кем. Сейчас она посидит в учительской с полчасика, а потом пойдет домой; самым приличным будет, если она, не затевая разговоров, полистает журнал или составит какой-нибудь план; да, лучше не вступать в разговоры; коллеги Сауле таковы, что если хоть на минуту расслабишься, сразу же посыплются просьбы и жалобы; необходимо всегда быть начеку, соблюдать дистанцию.
Сауле не подозревала, что эти ее хитрости и правила великолепно известны учительскому коллективу; коллеги изучили повадки Сауле, ее мысли не были ни для кого секретом. Она воображала, что появляется загадочно, с достоинством, ей казалось, что все вокруг безмолвно восхищаются ее стройной фигурой, модными нарядами, элегантной стрижкой «под мальчика», длинной шеей; однако окружающие видели всего лишь располневшую женщину с подбритым затылком, заплывшим жиром, готовую лопнуть как мыльный пузырь от важности и напряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137