Этот маленький кружок состоял из трех влюбленных пар,— об этом было легко догадаться по тому, как они сидели, непринужденно обнявшись. Постоянно испытывая надежду и страх — надежду соединиться навеки и страх быть снова разлученными,— они не теряли времени в настоящем. Четвертая девушка казалась лишней в этой компании; она сидела рядом со мной без поклонника, может быть, потому, что была очень юной,— на вид ей казалось не больше семнадцати. Я обратил внимание на ее блестящие глазки еще в лавке старьевщика,— если кто-нибудь проходил мимо, она всегда поднимала голову. Теперь я внимательнее разглядел ее стройную фигурку, закутанную в праздничную шаль, белую и довольно тонкую; она положила на край стола маленькую изящную руку с удивительно нежными пальцами, которые, правда, были исколоты иглой и на кончиках загрубели; к тому же у нее были мягкие каштановые волосы, выбивавшиеся из-под кокетливой шляпки, а когда светлый платок сдвигался по временам, то взору открывались такие бесценные прелести, скрытые во мраке нищеты, каким могли позавидовать многие осчастливленные богатством. Даже бледность ее лица, на которую я и раньше, как мне теперь казалось, обратил внимание, служила как бы фоном для игры света и теней,— на нее падал то красноватый отблеск бумажного фонарика, раскачиваемого порывом ветра, то серебристо-голубые блики освещенной луной реки, и все это вместе с улыбкой, когда она в разговоре раскрывала губки, придавало ее лицу какую-то таинственную жизнь и движение. В довершение всего ее звали Хульдой.
Я спросил девушку, в самом ли деле ее так зовут или она сама выбрала себе имя позвучнее, как это нередко бывает у работниц и находящихся в услужении женщин, к числу которых она принадлежала.
— Нет,— ответила она,— это имя, наряду с четырьмя другими, я получила при крещении от родителей. Отец мой был бедный сапожник и не мог ни устроить по случаю моего крещения достойного пиршества, ни пригласить крестных, которые одарили бы меня богатыми подарками. Но так как у родителей были все же немалые притязания, они взамен этого снабдили меня пятью именами. Но я их все отменила, за исключением самого короткого, так как нашей сестре приходится часто бегать ко всяким властям и держать в порядке свои документы, а то на меня каждый раз ворчали чиновники, спрашивая, скоро ли я кончу перечислять свои имена или, может, им придется начинать новую страницу, чтобы все их записать.
— И вы сохранили себе самое красивое из пяти имен? — спросил я, улыбаясь тому серьезному виду, с которым она рассказы вала эту историю.
— Нет, самое короткое! Остальные были длиннее и пышнее!.. Но вы носите слишком много денег с собою, этого не надо делать!
Я как раз положил на стол свой туго набитый кошелек, чтобы заплатить еще за одну кружку пива, которую мне только что принесли,— мне хотелось пить, а с первой я уже покончил.
— Это мой заработок от флагштоков,— сказал я,— я уж спрячу деньги подальше, когда расплачусь.
— Господи! Так много вы заработали у старика? А я едва выколотила четырнадцать гульденов!
— Я получал за каждую штуку, можно было здорово приналечь и натянуть хозяину нос!
— Послушайте-ка, друзья,— крикнула она остальным.— он получал со штуки и заработал кучу денег! А у кого вы, собственно говоря, работаете, или вы сами себе хозяин?
— Я сейчас сам по себе и думаю, если так пойдет и дальше, работать самостоятельно.
1 Имя «Хульда» (Hulda) созвучно со словом «die Huld», одно из значений которого — прелесть, очарование.— Ред.
— Ну конечно, пойдет, ведь вы же прилежно трудитесь с утра до ночи, мы это заметили и часто показывали на вас друг другу. Некоторые говорили: «Если б он не был таким гордым!» А я думала, что вы скорее либо печальный, либо скучный. Скажите, вы уже поужинали?
— Нет еще! А вы?
— Тоже нет! Знаете что, так как я одна, то мы можем сложиться и поесть вместе, тогда мы гоже будем парочкой!
Мне понравилось это предложение, и я нашел его весьма разумным, я даже почувствовал приятное тепло оттого, что неожиданно так хорошо устроился. Поэтому я сказал милой Хульде, что возьму на себя заботы об ужине; но она не согласилась иначе, как в складчину, и когда принесли заказанную еду, она вынула кошелек, в котором было достаточно денег, и не успокоилась, пока не отдала мне свою долю. Непринужденно и весело принялись мы с ней за еду; только это привлекательное существо ни за что не хотело взять картофеля, заказанного мною как гарнир к карбонату, которого ей захотелось. Ей кажется, так она сказала, что у меня никогда не было милой, иначе бы я знал, что девушки-работницы не едят картофеля по праздникам, отправляясь развлекаться.
— Потому что всю неделю они и так питаются почти что одним картофелем, он им уже приедается! — объяснила она.
Я выразил свое сочувствие, не признавшись ей, что мне приходилось переживать и более трудные дни: это признание вряд ли завоевало бы мне ее уважение, по крайней мере, тогда я так думал.
Между тем остальное общество увлеклось ганцами; ю одна, то другая пара отправлялась в танцевальный зал-, и стол наш попеременно то пустел, то снова заселялся. Вдруг две пары вернулись в высшей степени взволнованные и продолжали за столом ссору, начавшуюся, очевидно, еще в зале. Одна из девушек плакала, другая бранилась, а молодые люди пытались усмирить бурю и отразить нападки, обрушившиеся на них самих.
— Ну, опять заварилась каша! — сказала Хульда; она тесно прижалась ко мне и рассказала приглушенным голосом, что у них перекрестная любовь.— Одна из них любила сначала другого, ее теперешний ухажер гулял с ее подругой; затем они все четверо неожиданно поменялись местами, и теперь эта гуляет с любимым другой, а та гуляет с бывшим любимым этой. Но каждый праздник начинается такая перепалка, что хоть святых выноси. Такая четверная упряжка никуда не годится, это дело касается только двоих.
— Но почему же они всегда ходят вчетвером, вместо того чтобы избегать встречи?
— А бог их знает почему! Всегда они попадают в одно и то же место и сидят вместе, как околдованные!
Я был поражен этим странным случаем, а также и словами моей юной знакомой. Ссора, завязавшаяся вначале из-за непонятных и, видимо, ничтожных причин, в конце концов так разгорелась, что вмешалась третья парочка, жившая в согласии дружбе, и лишь с трудом добилась некоторого перемирия. Кружки, из которых пила каждая пара, снова наполнились. Однако ссорившиеся девушки дулись не только друг на друга, но и на своих возлюбленных. Снова пришлось вмешаться лицам незаинтересованным, и по предложению Хульды было решено так: чтобы покончить с ревностью и всяким недружелюбием, обе пары должны протанцевать еще по разу, каждая со своим прежним кавалером, и никто из них не должен дуться на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245