Когда господь бог сотворил землю, то тут же, не откладывая дела в долгий ящик, принялся засевать ее семенами различных злаков, трав и деревьев. И так как был он не только всемогущ, но и всеведущ, то каждое место на земле засевал злаками, травами, кустарниками и деревьями соответственно климату этого места. Работал с усердием, можно сказать, с азартом, заранее любуясь результатами своих трудов, но в увлечении своем слегка просчитался и, когда семена были все издержаны, с огорчением обнаружил, что остался незасеянным изрядный кусок азиатского материка — между рекой Уссури и побережьем Тихого океана, теперь именуемый Приморьем, или, иначе, Уссурийским краем. Надо было как-то выходить из положения. Господь бог тщательно вытряс из мешков все, что там осталось, собрал весь этот семенной фонд в грудку, хорошо перемешал и засеял едва не обездоленный край земли, сказав: «Пусть все посеянное мною произрастает здесь вовеки!»
Вот так и возникла на лице земли удивительная неповторимая уссурийская тайга. Дальневосточные партизаны радушно встретили посланца родной Красной Армии. Его ждали, и обед был уже готов.
Петр хотел было сразу приступить к докладу, но председатель коммуны, рослый бритоголовый здоровяк с вислыми казацкими усами, сказал:
— Допрежь работы накормить треба. Так что, дорогой товарищ командир, ласково просим.
Обед был отменно хорош — куда там комсоставской столовой, да и где армейским поварам раздобыться свежеубойной баранинкой или только что выловленными форелями! Петр, на радость гостеприимным хозяевам, ел со старательностью молодого волчонка и, встав из-за стола, сразу подумал, что неплохо бы прикорнуть на часок. Но времени у него было в обрез, и пришлось сразу же после царского обеда приступить к работе.
После доклада завязалась оживленная беседа. Но отвечать на вопросы, которые задавались здесь, было куда труднее, чем, скажем, на вопросы аптечных девушек.
Партизаны, кровью своей отстоявшие дальний край от белогвардейцев и разноплеменных интервентов, сознавали себя рачительными хозяевами этой земли, ответчиками за ее будущее. Оттого во многих вопросах звучала тревога.
— Пошто допустили японца в Маньчжурию?
Петр пытался объяснять, что за Маньчжурию мы решать не вправе, но ему тут же возразили:
— Разве непонятно, что японец неспроста в Маньчжурию попер? Хочет закрепиться там, хозяином стать, чтобы со всех сторон наше Приморье обложить.
Петр начал было про чужую пядь и про свой вершок, но его даже не дослушали.
— Нет, японца вершком не насытишь. Он уже один раз примерялся весь Дальний Восток захватить. Ты знаешь ли, дорогой товарищ, сколько наших людей полегло здесь в гражданку? Из одного нашего села до сотни наберется. Как же можем мы терпеть, что японская армия снова у нашей границы?
На это Петр мог лишь ответить, что эту опасность наше командование, конечно, понимает и недаром у нас на Дальнем Востоке такие силы.
— Сами знаете,— добавил Петр,— сколько и чего здесь у нас, я вам сказать не могу, мне этого знать не положено, Одно скажу: командующий Приморской группой носит на пет-
лицах четыре ромба. Вы в военном деле смыслите, и вам, стало быгь, понятно, что к чему.
Четырьмя ромбами Петр заметно успокоил своих оппонен-тов.
Петра не хотели сразу отпускать, уговаривали остаться еще хотя бы на день.
— Привезем стариков с пасеки и с дальних заимок, им тоже любопытно с молодым командиром откровенным словом перемолвиться,— сказал председатель коммуны.
Однако же все хорошо понимали, что такое военная дисциплина, и потому особо не настаивали, попросили только приезжать почаще. Петр, понятно, поблагодарил за приглашение, но опять же сказал, что дело тут не за ним — он-то всегда рад,— а за комиссаром эскадрона. Его заверили, что с комиссаром договорятся, найдут общий язык.
Выдра, хорошо отдохнувшая и угостившаяся партизанским овсом (к седельным кобурам Петру и дотронуться не позволили: «Что, у нас в коммуне овса не найдется лошади за-
дать!»), весело бежала по уже знакомой дороге. Обратный путь был малость полегче — все больше под гору, и к отбою Петр успел вернуться в эскадрон.
Но устали оба — и он, и Выдра — чрезвычайно. Ему-то точно никогда еще не доводилось так умаяться, чтобы все в теле — и спина, и руки, и ноги — гудело от усталости. Да и привычной к походам Выдре этот марш-бросок, судя по всему, дался нелегко. Петру было невдомек, к чему такая поспешность. Почему не могли разрешить ему заночевать у партизан и вернуться в эскадрон на другой день к вечеру?..
Потом Он узнал, что комиссар так и намеревался организовать его поездку, но вмешался начальник школы и настоял, чтобы Петр обернулся за один день; попутно отличная тренировка на выносливость.
Вторая поездка состоялась недели через три. На этот раз ехать предстояло еще дальше — в район поселка Камень-Рыболов, расположенного на берегу приграничного озера Ханка, в рисоводческую коммуну «Красный Восток». Но теперь Петру установили более щадящий режим, времени было выделено втрое больше: день на дорогу туда, день провести в коммуне, день на обратный путь. К тому же Петр ехал не один, а в сопровождении коновода.
Дорога к рисоводам на Камень-Рыболов оказалась далеко не столь живописной, как к партизанам в предгорья Сихотэ-Алиня. По обе стороны плоская, как стол, равнина с бесконечными, уходящими за горизонт, заболоченными рисовыми полями. Просто так скучно было бы ехать, и Петр решил использовать подвернувшееся свободное время. Когда, спешившись, вели лошадей в поводу, Петр продолжал обучение своего тезки. Сегодня он рассказывал тезке про войну с Наполеоном — Отечественную войну 1812 года. Обучение проходило оживленно. Петр Петрович никак не соглашался с решением Кутузова отдать Москву французам и высказал даже предположение, что такого обидного события в истории России вовсе и не было.
— Придумали это,— сердито произнес он, насупившись,— те же французы и придумали. Вон сколько лет, больше ста, прошло, поди теперь докажи...
Петр старался утешить его тем обстоятельством, что окончательная победа осталась за нами и русские закончили войну в Париже. Но Петр Петрович никак не мог этим удовлетвориться:
— То они, а то мы. Нам не положено врага в столицу пускать.
Петр пояснил, что столицей в то время была не Москва, а Петербург. И тогда только Петр Петрович несколько успокоился:
— Значит, выходит, мы ихнюю столицу взяли, а свою не отдали. Это еще ничего.
Занятые разговором, они больше вели коней в поводу, нежели ехали верхом. Кони были очень довольны этим. А седокам было не к спеху. На сей раз, спасибо комиссару, торопиться было некуда. А начальник школы, видать, позабыл устроить им тренировку на выносливость и не сократил установленный комиссаром срок путешествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Вот так и возникла на лице земли удивительная неповторимая уссурийская тайга. Дальневосточные партизаны радушно встретили посланца родной Красной Армии. Его ждали, и обед был уже готов.
Петр хотел было сразу приступить к докладу, но председатель коммуны, рослый бритоголовый здоровяк с вислыми казацкими усами, сказал:
— Допрежь работы накормить треба. Так что, дорогой товарищ командир, ласково просим.
Обед был отменно хорош — куда там комсоставской столовой, да и где армейским поварам раздобыться свежеубойной баранинкой или только что выловленными форелями! Петр, на радость гостеприимным хозяевам, ел со старательностью молодого волчонка и, встав из-за стола, сразу подумал, что неплохо бы прикорнуть на часок. Но времени у него было в обрез, и пришлось сразу же после царского обеда приступить к работе.
После доклада завязалась оживленная беседа. Но отвечать на вопросы, которые задавались здесь, было куда труднее, чем, скажем, на вопросы аптечных девушек.
Партизаны, кровью своей отстоявшие дальний край от белогвардейцев и разноплеменных интервентов, сознавали себя рачительными хозяевами этой земли, ответчиками за ее будущее. Оттого во многих вопросах звучала тревога.
— Пошто допустили японца в Маньчжурию?
Петр пытался объяснять, что за Маньчжурию мы решать не вправе, но ему тут же возразили:
— Разве непонятно, что японец неспроста в Маньчжурию попер? Хочет закрепиться там, хозяином стать, чтобы со всех сторон наше Приморье обложить.
Петр начал было про чужую пядь и про свой вершок, но его даже не дослушали.
— Нет, японца вершком не насытишь. Он уже один раз примерялся весь Дальний Восток захватить. Ты знаешь ли, дорогой товарищ, сколько наших людей полегло здесь в гражданку? Из одного нашего села до сотни наберется. Как же можем мы терпеть, что японская армия снова у нашей границы?
На это Петр мог лишь ответить, что эту опасность наше командование, конечно, понимает и недаром у нас на Дальнем Востоке такие силы.
— Сами знаете,— добавил Петр,— сколько и чего здесь у нас, я вам сказать не могу, мне этого знать не положено, Одно скажу: командующий Приморской группой носит на пет-
лицах четыре ромба. Вы в военном деле смыслите, и вам, стало быгь, понятно, что к чему.
Четырьмя ромбами Петр заметно успокоил своих оппонен-тов.
Петра не хотели сразу отпускать, уговаривали остаться еще хотя бы на день.
— Привезем стариков с пасеки и с дальних заимок, им тоже любопытно с молодым командиром откровенным словом перемолвиться,— сказал председатель коммуны.
Однако же все хорошо понимали, что такое военная дисциплина, и потому особо не настаивали, попросили только приезжать почаще. Петр, понятно, поблагодарил за приглашение, но опять же сказал, что дело тут не за ним — он-то всегда рад,— а за комиссаром эскадрона. Его заверили, что с комиссаром договорятся, найдут общий язык.
Выдра, хорошо отдохнувшая и угостившаяся партизанским овсом (к седельным кобурам Петру и дотронуться не позволили: «Что, у нас в коммуне овса не найдется лошади за-
дать!»), весело бежала по уже знакомой дороге. Обратный путь был малость полегче — все больше под гору, и к отбою Петр успел вернуться в эскадрон.
Но устали оба — и он, и Выдра — чрезвычайно. Ему-то точно никогда еще не доводилось так умаяться, чтобы все в теле — и спина, и руки, и ноги — гудело от усталости. Да и привычной к походам Выдре этот марш-бросок, судя по всему, дался нелегко. Петру было невдомек, к чему такая поспешность. Почему не могли разрешить ему заночевать у партизан и вернуться в эскадрон на другой день к вечеру?..
Потом Он узнал, что комиссар так и намеревался организовать его поездку, но вмешался начальник школы и настоял, чтобы Петр обернулся за один день; попутно отличная тренировка на выносливость.
Вторая поездка состоялась недели через три. На этот раз ехать предстояло еще дальше — в район поселка Камень-Рыболов, расположенного на берегу приграничного озера Ханка, в рисоводческую коммуну «Красный Восток». Но теперь Петру установили более щадящий режим, времени было выделено втрое больше: день на дорогу туда, день провести в коммуне, день на обратный путь. К тому же Петр ехал не один, а в сопровождении коновода.
Дорога к рисоводам на Камень-Рыболов оказалась далеко не столь живописной, как к партизанам в предгорья Сихотэ-Алиня. По обе стороны плоская, как стол, равнина с бесконечными, уходящими за горизонт, заболоченными рисовыми полями. Просто так скучно было бы ехать, и Петр решил использовать подвернувшееся свободное время. Когда, спешившись, вели лошадей в поводу, Петр продолжал обучение своего тезки. Сегодня он рассказывал тезке про войну с Наполеоном — Отечественную войну 1812 года. Обучение проходило оживленно. Петр Петрович никак не соглашался с решением Кутузова отдать Москву французам и высказал даже предположение, что такого обидного события в истории России вовсе и не было.
— Придумали это,— сердито произнес он, насупившись,— те же французы и придумали. Вон сколько лет, больше ста, прошло, поди теперь докажи...
Петр старался утешить его тем обстоятельством, что окончательная победа осталась за нами и русские закончили войну в Париже. Но Петр Петрович никак не мог этим удовлетвориться:
— То они, а то мы. Нам не положено врага в столицу пускать.
Петр пояснил, что столицей в то время была не Москва, а Петербург. И тогда только Петр Петрович несколько успокоился:
— Значит, выходит, мы ихнюю столицу взяли, а свою не отдали. Это еще ничего.
Занятые разговором, они больше вели коней в поводу, нежели ехали верхом. Кони были очень довольны этим. А седокам было не к спеху. На сей раз, спасибо комиссару, торопиться было некуда. А начальник школы, видать, позабыл устроить им тренировку на выносливость и не сократил установленный комиссаром срок путешествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108