Напугать хотят... А страха нет!.. Вчера вечером сидел дома на крыльце, трубку курил. На огороде две старухи шумят, спорят. О чем спорят? Когда немцев разобьют, осенью или до зимы не успеть!..
В конце концов разговор вернулся к своим делам.
— Егор Иваныч, сейчас вода высокая? — спросил Петр.
— В это время всегда высокая,— ответил тот.
— А потом спадет?
— Обязательно спадет. Такая вода еще постоит недели две, может, три. А потом будет каждый день все ниже и ниже. И так до самой осени.
— Когда вода спадет, шаланды в курью не пройдут?
— Даже и думать нельзя.
— Как же будем корье вывозить?
— Корье надо на речной берег выносить. На берегу навес сделать, там складывать.
— Вот именно. А место для этого мы забыли присмотреть...
На это Егор Иванович ответил, что он не забыл. Не мог только сообразить, с правой или с левой стороны острова лучше подойти катеру. И сказал, что надо утром съездить к бакенщику. Он живет недалеко, верст десять вверх по течению. Всю жизнь на реке живет. Он точно скажет, в каком месте удобнее причал оборудовать.
Посоветовавшись, решили ехать к бакенщику не утром, а прямо сейчас. У него и переночевать можно. А завтра с утра бакенщик покажет место для причала.
Когда Егор Иванович сказал, что у бакенщика и переночевать можно будет, Петр возражать не стал, хотя и подумал, где уж там в его избушке разместить еще четверых гостей... Но Егор Иванович знал, что говорил.
Бакенщик жил широко, с размахом.
В нешироком распадке меж высоких скал обрывисто коренного берега, в сотне шагов от уреза воды, стоял пятистенок доброй старой постройки. Срублен он был давно, толстые лиственничные бревна почернели за долгие годы, но не истлели, а лишь задубели от ветра и непогоды и готовы были служить человеку еще много десятков лет.
Дом и надворные постройки — клеть, стойло для скота, сарай и навес — обнесены высоким заплотом из лиственничных, тоже почерневших от времени плах. Въезд внутрь двора через высокие двустворчатые ворота. За домом протянувшийся на добрую сотню метров огород, окруженный плетнем, а за ним на пологом склоне луговина, поросшая свежей зеленой травой, и посреди нее выгороженное жердями стоговище.
— Привольно живут,— заметил Петр.
— Еще отец его, нет, однако, дед заводил все хозяйство,— пояснил Егор Иванович.— В ихнем роду так заведено: сам бакенщик, отец бакенщик, дед бакенщик... И сын тоже бакенщик будет.
Калитка была уже заложена на ночь. Егор Иванович позвенел кольцом. Открыл калитку сам бакенщик, мужик кряжистый и из-за волосатости своей казавшийся хмурым и суровым. Узнав Егора Ивановича, он широко улыбнулся и сказал раскатистым басом:
— Заходи все, сколь есть!
Движения у бакенщика были уверенные, точные, и Петр счел было его едва ли не ровесником. И только когда, войдя в горницу, бакенщик указал на сидевшую в углу старую женщину в самовязаной кофте и представил: «Будьте знакомы, хозяйка моя, Авдотья Мокеевна!» — Петр понял, что и хозяин далеко уже немолод.
— Переночевать пустишь, Матвей Ильич? — спросил Егор Иванович.
— Отчего не пустить,— добродушно отозвался Матвей Ильич.— Али двоим места не хватит?
— Четверо нас,— сказал Егор Иванович,— только двое в катере ночевать будут.
— А это уж кому где способнее,— согласился Матвей Ильич.— Чайку сварим, испьем, и можно укладываться.
— Спасибо! — поблагодарил Петр.— Мы, можно сказать, только что от чая.
— Еще не остыли даже,— подтвердил Егор Иванович, благостно поглаживая себя по животу.
— Нет, без чаю нельзя, не положено,— очень серьезно возразил Матвей Ильич. Обернулся к полуоткрытой двери в соседнюю горницу и позвал: — Аксюта!
В дверях появилась очень красивая и статная женщина в длинном цветастом сарафане. Окинула взглядом гостей, задержавшись какое-то мгновение на Петре, потом отвела глаза и спросила у Матвея Ильича:
— Чего надобно, батюшка?
— Самоварчик разговори, Аксюта, и на стол нам собери. Гости у нас дорогие.
— Сейчас, батюшка.
— Садитесь, гости, а я спокину вас на минутку,— сказал Матвей Ильич и вышел в сени.
— Дочь? — спросил Петр, кивнув в сторону двери.
— Сноха. Старшего сына жена,— пояснил Егор Иванович.—• Два у него сына. Оба на войне...
Хозяин вернулся с кувшином медовухи.
— Остатняя,— сказал он, водружая кувшин на стол.— Давно бы допить надо, да одному скучно... А бабы у меня непьющие...
— Как же теперь, без запасу совсем остался,— посочувствовал Егор Иванович.
— Скоро новой наварим,— успокоил его Матвей Ильич. Аксюта проворно накрыла стол. По-городскому, каждому свой прибор. Поставила закуску: миску соленых грибов, миску квашеной капусты и тарелку с тонко нарезанными пластинками почти прозрачного розоватого сала.
Матвей Ильич разлил желтенькую медовуху в стаканы: Егору Ивановичу, Петру, себе.
Аксюта встала, вышла в соседнюю горницу, тут же вернулась со стаканом в руке.
— Налейте и мне, батюшка.
Матвей Ильич неторопливо посмотрел на невестку, но ничего не сказал и наполнил ее стакан.
— Ксюшенька, что это ты?..— встревоженно обратилась к невестке Авдотья Мокеевна.
— Ничего, мама,— спокойно ответила Аксюта.— Нынче баб с мужиками уравняли. На войну даже посылают...— Поклонилась всем и опять задержала взгляд на Петре.— Ваше здоровье! Чтобы все живы были!..
— Чтобы все живы вернулись...— чуть слышно вымолвила Авдотья Мокеевна и перекрестилась три раза.
— Мы к тебе, Матвей Ильич, по сурьезному делу,— сказал Егор Иванович, когда выпили, закусили и перед каждым Аксюта поставила по стакану густого и горячего чаю.
— А то я не сообразил, пошто вы на ночь глядя заявились,— усмехнулся бакенщик.
— А какое у нас дело, вот директор наш лучше обскажет.
Петр объяснил, какая причина заставила заняться заготовкой корья на ленских островах, сообщил, что начинать заготовку думают на острове Медвежьем, но не знают, где расположить причал, чтобы можно подойти в самую малую воду, и потому приехали за советом.
— Стало быть, й вам война палки в колеса ставит... К Медвежьему можно и в самую малую воду подойти,— сказал Матвей Ильич, помолчав немного,— только надо подходы хорошо знать...— Еще помолчал малость и спросил: — Рулевой на катере у вас как, с головой парень?
— Вроде бы так,— ответил Петр.— Да я и сам помогу ему первое время.
— Это, однако, не директорское дело — катера водить,— возразил бакенщик.
— Вы правы, Матвей Ильич, только дело это сейчас для нас самое главное. Не справимся с ним, не осилим, все свои дела, какие есть, провалим.
— Понимаю. Словом, так: утром сам с вами поеду, покажу все подходы.
Петр и Егор Иванович благодарили старого бакенщика как могли.
— Благодарить осенью будете,— отшутился Матвей Ильич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
В конце концов разговор вернулся к своим делам.
— Егор Иваныч, сейчас вода высокая? — спросил Петр.
— В это время всегда высокая,— ответил тот.
— А потом спадет?
— Обязательно спадет. Такая вода еще постоит недели две, может, три. А потом будет каждый день все ниже и ниже. И так до самой осени.
— Когда вода спадет, шаланды в курью не пройдут?
— Даже и думать нельзя.
— Как же будем корье вывозить?
— Корье надо на речной берег выносить. На берегу навес сделать, там складывать.
— Вот именно. А место для этого мы забыли присмотреть...
На это Егор Иванович ответил, что он не забыл. Не мог только сообразить, с правой или с левой стороны острова лучше подойти катеру. И сказал, что надо утром съездить к бакенщику. Он живет недалеко, верст десять вверх по течению. Всю жизнь на реке живет. Он точно скажет, в каком месте удобнее причал оборудовать.
Посоветовавшись, решили ехать к бакенщику не утром, а прямо сейчас. У него и переночевать можно. А завтра с утра бакенщик покажет место для причала.
Когда Егор Иванович сказал, что у бакенщика и переночевать можно будет, Петр возражать не стал, хотя и подумал, где уж там в его избушке разместить еще четверых гостей... Но Егор Иванович знал, что говорил.
Бакенщик жил широко, с размахом.
В нешироком распадке меж высоких скал обрывисто коренного берега, в сотне шагов от уреза воды, стоял пятистенок доброй старой постройки. Срублен он был давно, толстые лиственничные бревна почернели за долгие годы, но не истлели, а лишь задубели от ветра и непогоды и готовы были служить человеку еще много десятков лет.
Дом и надворные постройки — клеть, стойло для скота, сарай и навес — обнесены высоким заплотом из лиственничных, тоже почерневших от времени плах. Въезд внутрь двора через высокие двустворчатые ворота. За домом протянувшийся на добрую сотню метров огород, окруженный плетнем, а за ним на пологом склоне луговина, поросшая свежей зеленой травой, и посреди нее выгороженное жердями стоговище.
— Привольно живут,— заметил Петр.
— Еще отец его, нет, однако, дед заводил все хозяйство,— пояснил Егор Иванович.— В ихнем роду так заведено: сам бакенщик, отец бакенщик, дед бакенщик... И сын тоже бакенщик будет.
Калитка была уже заложена на ночь. Егор Иванович позвенел кольцом. Открыл калитку сам бакенщик, мужик кряжистый и из-за волосатости своей казавшийся хмурым и суровым. Узнав Егора Ивановича, он широко улыбнулся и сказал раскатистым басом:
— Заходи все, сколь есть!
Движения у бакенщика были уверенные, точные, и Петр счел было его едва ли не ровесником. И только когда, войдя в горницу, бакенщик указал на сидевшую в углу старую женщину в самовязаной кофте и представил: «Будьте знакомы, хозяйка моя, Авдотья Мокеевна!» — Петр понял, что и хозяин далеко уже немолод.
— Переночевать пустишь, Матвей Ильич? — спросил Егор Иванович.
— Отчего не пустить,— добродушно отозвался Матвей Ильич.— Али двоим места не хватит?
— Четверо нас,— сказал Егор Иванович,— только двое в катере ночевать будут.
— А это уж кому где способнее,— согласился Матвей Ильич.— Чайку сварим, испьем, и можно укладываться.
— Спасибо! — поблагодарил Петр.— Мы, можно сказать, только что от чая.
— Еще не остыли даже,— подтвердил Егор Иванович, благостно поглаживая себя по животу.
— Нет, без чаю нельзя, не положено,— очень серьезно возразил Матвей Ильич. Обернулся к полуоткрытой двери в соседнюю горницу и позвал: — Аксюта!
В дверях появилась очень красивая и статная женщина в длинном цветастом сарафане. Окинула взглядом гостей, задержавшись какое-то мгновение на Петре, потом отвела глаза и спросила у Матвея Ильича:
— Чего надобно, батюшка?
— Самоварчик разговори, Аксюта, и на стол нам собери. Гости у нас дорогие.
— Сейчас, батюшка.
— Садитесь, гости, а я спокину вас на минутку,— сказал Матвей Ильич и вышел в сени.
— Дочь? — спросил Петр, кивнув в сторону двери.
— Сноха. Старшего сына жена,— пояснил Егор Иванович.—• Два у него сына. Оба на войне...
Хозяин вернулся с кувшином медовухи.
— Остатняя,— сказал он, водружая кувшин на стол.— Давно бы допить надо, да одному скучно... А бабы у меня непьющие...
— Как же теперь, без запасу совсем остался,— посочувствовал Егор Иванович.
— Скоро новой наварим,— успокоил его Матвей Ильич. Аксюта проворно накрыла стол. По-городскому, каждому свой прибор. Поставила закуску: миску соленых грибов, миску квашеной капусты и тарелку с тонко нарезанными пластинками почти прозрачного розоватого сала.
Матвей Ильич разлил желтенькую медовуху в стаканы: Егору Ивановичу, Петру, себе.
Аксюта встала, вышла в соседнюю горницу, тут же вернулась со стаканом в руке.
— Налейте и мне, батюшка.
Матвей Ильич неторопливо посмотрел на невестку, но ничего не сказал и наполнил ее стакан.
— Ксюшенька, что это ты?..— встревоженно обратилась к невестке Авдотья Мокеевна.
— Ничего, мама,— спокойно ответила Аксюта.— Нынче баб с мужиками уравняли. На войну даже посылают...— Поклонилась всем и опять задержала взгляд на Петре.— Ваше здоровье! Чтобы все живы были!..
— Чтобы все живы вернулись...— чуть слышно вымолвила Авдотья Мокеевна и перекрестилась три раза.
— Мы к тебе, Матвей Ильич, по сурьезному делу,— сказал Егор Иванович, когда выпили, закусили и перед каждым Аксюта поставила по стакану густого и горячего чаю.
— А то я не сообразил, пошто вы на ночь глядя заявились,— усмехнулся бакенщик.
— А какое у нас дело, вот директор наш лучше обскажет.
Петр объяснил, какая причина заставила заняться заготовкой корья на ленских островах, сообщил, что начинать заготовку думают на острове Медвежьем, но не знают, где расположить причал, чтобы можно подойти в самую малую воду, и потому приехали за советом.
— Стало быть, й вам война палки в колеса ставит... К Медвежьему можно и в самую малую воду подойти,— сказал Матвей Ильич, помолчав немного,— только надо подходы хорошо знать...— Еще помолчал малость и спросил: — Рулевой на катере у вас как, с головой парень?
— Вроде бы так,— ответил Петр.— Да я и сам помогу ему первое время.
— Это, однако, не директорское дело — катера водить,— возразил бакенщик.
— Вы правы, Матвей Ильич, только дело это сейчас для нас самое главное. Не справимся с ним, не осилим, все свои дела, какие есть, провалим.
— Понимаю. Словом, так: утром сам с вами поеду, покажу все подходы.
Петр и Егор Иванович благодарили старого бакенщика как могли.
— Благодарить осенью будете,— отшутился Матвей Ильич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108