Единственными тревожными симптомами был зуд в глазах и на коже. Мне хотелось разодрать себя ногтями.
— Ты кузнец или кожевник? — спросила вдруг рабыня.
— Сейчас не время выяснять детали, — отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
— Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? — спросила она.
— Нам пора, — строго сказал я.
— А может, ты купец? — хитро прищурилась рабыня.
— А может, я тебя выпорю? — вопросом на вопрос ответил я.
— Не надо, господин.
— Тогда пошевеливайся!
— Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
— К сожалению, нет.
— Может, ты из касты земледельцев?
— Я обязательно выпорю тебя позже, — пообещал я.
— В этом нет необходимости, — отвечала рабыня. — Я буду молчать.
— Удивительная прозорливость, — заметил я. — Хватит болтать — и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
— Давай поторопимся! — нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
— У тебя сильные руки, — сказала она. — Это от работы с глиной?
— Нет, — процедил я.
— А я думала, от глины.
— Прикуси язык, — рявкнул я.
— Хорошо, господин.
10.Я РАССПРАШИВАЮ КИПОФУ, УБАРА НИЩИХ ИЗ ШЕНДИ
Слепой поднял на меня невидящие белые глаза. Потом вытянул в мою сторону черную, похожую на лапу птицы руку. Я положил на его ладонь долю тарска.
— Ты Кипофу? — спросил я.
Нищий молчал. Я положил еще одну монетку, и нищий спрятал их в карман. Он сидел, скрестив ноги, на плоском прямоугольном камне высотой около фута у западного края площади Утикуфу, или площади Славы. Камень был его этемом, местом для сидения. Передо мной был убар нищих Шенди.
— Я — Кипофу, — произнес он.
— Говорят, что, несмотря на свою слепоту, ты видишь все, что происходит в Шенди, — сказал я.
Он улыбнулся и потер нос большим пальцем.
— Я бы хотел получить кое-какую информацию.
— Я всего лишь старый слепой человек, — произнес он и развел руками.
— Ты знаешь все, что происходит в Шенди, — повторил я.
— Информация может дорого стоить.
— Я заплачу.
— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.
— Я заплачу много.
— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.
Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.
Надо сказать, главарь нищих распоряжался деньгами по-государственному мудро: все попрошайки имели какое-никакое жилье и могли вовремя получить медицинскую помощь. Система функционировала таким образом, что каждому было выгодно заботиться обо всех. Нередко Кипофу приглашали на свои встречи даже члены торгового совета. К слову сказать, нищих в Шенди было немного. Зато каждому подавали хорошо.
— Мне нужны сведения о человеке, который выдает себя за нищего и называет себя Кунгуни.
— Плати, — сказал Кипофу.
Я положил на его ладонь еще один тарск.
— Плати, — повторил он.
Я положил на ладонь старика еще одну монету.
— В Шенди нет нищего по имени Кунгуни, — произнес он.
— Позволь мне его описать, — сказал я.
— Какой в этом смысл? Я все равно его не знаю.
Я вытащил из кошелька серебряный тарск. Кипофу как паук сидит в самом центре агентурной паутины, которой мог бы позавидовать любой убар. Все сколько-нибудь значимые события обязательно вызывали ее колебание.
— Вот серебряный тарск, — произнес я, кладя деньги на его ладонь.
— А! — откликнулся старик и взвесил монету на ладони! Затем проверил ее толщину, провел пальцем по краю и, хотя это было не золото, сунул ее в рот, провел языком по поверхности и слегка прикусил зубами. — Из Порт-Кара, — сказал он, трогая большим пальцем узор на монете.
— Этот человек маленького роста, сгорбленный, на левой щеке шрам. Он хромает и волочит за собой правую ногу.
— Мне показалось, что Кипофу неожиданно побледнел. Потом напрягся и прислушался.
Я огляделся. Никого рядом с нами не было.
— Никого нет, — сказал я.
Я много слышал об остром слухе слепых. Не иначе Кипофу слышит малейшие звуки в радиусе двадцати футов.
— У него сгорбленная спина, но это не так. Он хромает, но это не так. На щеке у него шрам, но это не так. Не ищи его. Забудь о нем и беги отсюда.
— Кто он? — спросил я.
— Возьми свои деньги, — произнес Кипофу и протянул мне серебряный тарск.
— Но я хочу знать!
— Тише! — вскинул руку Кипофу. Я замер.
— Никого нет, — произнес я.
— Вон там, — едва слышно прошептал старик. Там, куда он показывал, ничего не было.
— Там ничего нет, — повторил я.
— Там, — упрямо прошипел старик, вытягивая руку.
Мне показалось, что он спятил. Тем не менее я сделал несколько шагов в указанном им направлении. Никого. Неожиданно волосы встали дыбом на моей голове. Я понял, что это могло быть.
— Теперь он ушел, — сказал Кипофу. Я вернулся к этему убара нищих. Старик был явно потрясен.
— Уходи! — сказал он.
— Я хочу знать, кто этот человек.
— Забирай свои деньги и уходи, — покачал он головой.
— Что ты знаешь о «Золотом кайлуаке?» — спросил я.
— Это паговая таверна.
— Что ты знаешь о белой рабыне, которая там прислуживает?
— У Пембе, владельца таверны, несколько месяцев не было белых рабынь, — ответил Кипофу.
— Вот как.
— Забери свой тарск, — повторил он.
— Оставь себе, — ответил я. — Ты сказал многое из того, что я хотел знать.
С этими словами я развернулся и пошел прочь, оставив Кипофу, убара нищих Шенди.
11. ШАБА
Девушка стояла перед тяжелой деревянной дверью на темной улице. Потом резко постучала: четыре раза, пауза и еще два. Возле двери тускло горела лампа на жире тарлариона. В полумраке я видел темные волосы и высокие скулы рабыни. На ее шее тускло поблескивал стальной ошейник. На ней была коричневая невольничья туника до колен, несколько скромная для рабыни, хотя и с большим вырезом, позволяющим оценить и грудь и ошейник.
Она приготовилась постучать еще раз. Девушка была боса, в руках она держала крошечный кусочек желтой ткани, служивший ей одеждой во время смены в таверне Пембе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Ты кузнец или кожевник? — спросила вдруг рабыня.
— Сейчас не время выяснять детали, — отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
— Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? — спросила она.
— Нам пора, — строго сказал я.
— А может, ты купец? — хитро прищурилась рабыня.
— А может, я тебя выпорю? — вопросом на вопрос ответил я.
— Не надо, господин.
— Тогда пошевеливайся!
— Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
— К сожалению, нет.
— Может, ты из касты земледельцев?
— Я обязательно выпорю тебя позже, — пообещал я.
— В этом нет необходимости, — отвечала рабыня. — Я буду молчать.
— Удивительная прозорливость, — заметил я. — Хватит болтать — и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
— Давай поторопимся! — нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
— У тебя сильные руки, — сказала она. — Это от работы с глиной?
— Нет, — процедил я.
— А я думала, от глины.
— Прикуси язык, — рявкнул я.
— Хорошо, господин.
10.Я РАССПРАШИВАЮ КИПОФУ, УБАРА НИЩИХ ИЗ ШЕНДИ
Слепой поднял на меня невидящие белые глаза. Потом вытянул в мою сторону черную, похожую на лапу птицы руку. Я положил на его ладонь долю тарска.
— Ты Кипофу? — спросил я.
Нищий молчал. Я положил еще одну монетку, и нищий спрятал их в карман. Он сидел, скрестив ноги, на плоском прямоугольном камне высотой около фута у западного края площади Утикуфу, или площади Славы. Камень был его этемом, местом для сидения. Передо мной был убар нищих Шенди.
— Я — Кипофу, — произнес он.
— Говорят, что, несмотря на свою слепоту, ты видишь все, что происходит в Шенди, — сказал я.
Он улыбнулся и потер нос большим пальцем.
— Я бы хотел получить кое-какую информацию.
— Я всего лишь старый слепой человек, — произнес он и развел руками.
— Ты знаешь все, что происходит в Шенди, — повторил я.
— Информация может дорого стоить.
— Я заплачу.
— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.
— Я заплачу много.
— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.
Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.
Надо сказать, главарь нищих распоряжался деньгами по-государственному мудро: все попрошайки имели какое-никакое жилье и могли вовремя получить медицинскую помощь. Система функционировала таким образом, что каждому было выгодно заботиться обо всех. Нередко Кипофу приглашали на свои встречи даже члены торгового совета. К слову сказать, нищих в Шенди было немного. Зато каждому подавали хорошо.
— Мне нужны сведения о человеке, который выдает себя за нищего и называет себя Кунгуни.
— Плати, — сказал Кипофу.
Я положил на его ладонь еще один тарск.
— Плати, — повторил он.
Я положил на ладонь старика еще одну монету.
— В Шенди нет нищего по имени Кунгуни, — произнес он.
— Позволь мне его описать, — сказал я.
— Какой в этом смысл? Я все равно его не знаю.
Я вытащил из кошелька серебряный тарск. Кипофу как паук сидит в самом центре агентурной паутины, которой мог бы позавидовать любой убар. Все сколько-нибудь значимые события обязательно вызывали ее колебание.
— Вот серебряный тарск, — произнес я, кладя деньги на его ладонь.
— А! — откликнулся старик и взвесил монету на ладони! Затем проверил ее толщину, провел пальцем по краю и, хотя это было не золото, сунул ее в рот, провел языком по поверхности и слегка прикусил зубами. — Из Порт-Кара, — сказал он, трогая большим пальцем узор на монете.
— Этот человек маленького роста, сгорбленный, на левой щеке шрам. Он хромает и волочит за собой правую ногу.
— Мне показалось, что Кипофу неожиданно побледнел. Потом напрягся и прислушался.
Я огляделся. Никого рядом с нами не было.
— Никого нет, — сказал я.
Я много слышал об остром слухе слепых. Не иначе Кипофу слышит малейшие звуки в радиусе двадцати футов.
— У него сгорбленная спина, но это не так. Он хромает, но это не так. На щеке у него шрам, но это не так. Не ищи его. Забудь о нем и беги отсюда.
— Кто он? — спросил я.
— Возьми свои деньги, — произнес Кипофу и протянул мне серебряный тарск.
— Но я хочу знать!
— Тише! — вскинул руку Кипофу. Я замер.
— Никого нет, — произнес я.
— Вон там, — едва слышно прошептал старик. Там, куда он показывал, ничего не было.
— Там ничего нет, — повторил я.
— Там, — упрямо прошипел старик, вытягивая руку.
Мне показалось, что он спятил. Тем не менее я сделал несколько шагов в указанном им направлении. Никого. Неожиданно волосы встали дыбом на моей голове. Я понял, что это могло быть.
— Теперь он ушел, — сказал Кипофу. Я вернулся к этему убара нищих. Старик был явно потрясен.
— Уходи! — сказал он.
— Я хочу знать, кто этот человек.
— Забирай свои деньги и уходи, — покачал он головой.
— Что ты знаешь о «Золотом кайлуаке?» — спросил я.
— Это паговая таверна.
— Что ты знаешь о белой рабыне, которая там прислуживает?
— У Пембе, владельца таверны, несколько месяцев не было белых рабынь, — ответил Кипофу.
— Вот как.
— Забери свой тарск, — повторил он.
— Оставь себе, — ответил я. — Ты сказал многое из того, что я хотел знать.
С этими словами я развернулся и пошел прочь, оставив Кипофу, убара нищих Шенди.
11. ШАБА
Девушка стояла перед тяжелой деревянной дверью на темной улице. Потом резко постучала: четыре раза, пауза и еще два. Возле двери тускло горела лампа на жире тарлариона. В полумраке я видел темные волосы и высокие скулы рабыни. На ее шее тускло поблескивал стальной ошейник. На ней была коричневая невольничья туника до колен, несколько скромная для рабыни, хотя и с большим вырезом, позволяющим оценить и грудь и ошейник.
Она приготовилась постучать еще раз. Девушка была боса, в руках она держала крошечный кусочек желтой ткани, служивший ей одеждой во время смены в таверне Пембе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110