. сам уже готовя монтировку, чтобы шандарахнуть
братка по черепу, как только положение нормализуется -
ведь браток подошел к креслу непозволительно близко...
Грош нам всем цена, если мы снова подставим спины под их
кресла и черепа под их монтировки.
Конечно, произвол издательств по отношению к НФ - это лишь
мизерная часть тотального произвола, целью которого было лишить
нас самостоятельных рук, сердец, голов. Но этот произвол, тем не
менее, исковеркал целый пласт литературы, причем пласт, для
интеллигенции весьма существенный. Потому что фантазия,
раскованный и зачастую не имеющий конкретной цели полет
размышлений и ассоциаций, сохранение желания прикидывать и так,
и эдак: а что будет, если? - все это является непременным
атрибутом способности мыслить.
Мышление, вообще-то, спокон веку у нас было не в почете.
Предпочитали решать проблемы не умом, а "всем миром",
"кровь из носу", "а ну, навались, славяне!"
Туда, где справились бы один стратег, два тактика да старший
технолог, кидали миллион муравьев и муравьих в одинаковых
ватниках - оно и вася. Что за беда, если половину из них
перетопчут? Главное, среди них нет ни одного стратега. Потому
что стратег - всегда потенциальный конкурент на кресло.
Муравей же на кресло не посягнет никогда. Ему бы муравьят на
ноги кое-как поставить.
Но - все. Уперлись. Во второй половине ХХ века докатился
мир до того, что кровь из носу пускай сколько хочешь, а
дело - ни с места. Без мыслей и земля не родит, и заводы
гадят впустую, и наука превратилась в захолустный мужской клуб с
отдельными кабинетами на втором этаже. Страна в наше время может
иметь все - уголь, нефть, железо, ракеты, реакторы! -
и стремительно гнить, необратимо обращая в труху все эти
богатства. Потому что нет малости - мыслей.
Отсюда кризис.
Отсюда - перестройка.
Думай! Думай немедленно! А зачем? Родине мысли нужны! А как? А
шут его знает... Сядь! Сел. Нахмурь лоб! Нахмурил. Придумал?
Нет. Подбородок подопри кулаком, как у Родена, видел? Не видел.
Черт, и я не видел. В общем, подопри. Придумал? Нет. А чего
придумать-то надо? (Как говорил Винни Пух, если бы я знал, что
нужно придумать, я бы обязательно это придумал). А я откуда
знаю? У тебя образование, у меня только полномочия. Думай!
Двадцать пять рублей дам! Придумал? Нет. Двадцать шесть дам!..
Минус налог. Придумал? Нет. Место в яслях дам! Придумал? Да! Е
равно эм цэ квадрат! Гм... где-то я это уже слышал... Еще думай!
Придумал! Если сто тонн фенола вылить в одну реку за двадцать
пять минут, тот, кто попьет из реки, может... э-э... плохо себя
почувствовать. Так. (На место директора химкомбината метит,
Эйнштейн хренов. А мы с Денисычем охотились вместе... да и
Москва обещала квоту загранкомандировок увеличить, если план по
удобрениям перевыполним)... Эта мысль подрывает ленинское учение
о войнах справедливых и несправедливых. Неприятный казус. Ну да
времена сейчас вольные, так что условимся просто, ты не говорил,
я не слышал. Думай дальше. Придумал? Нет. Еще думай!
Дз-зын-н-нь! Конец рабочего дня. Ну и пес с ним, пошли водки
выпьем. Ты мне четвертной должен, мыслитель. Так что ставь.
Придумал! Давай всех рыжих зарежем! А потом картавых!
Если сто тонн фенола вылить... в этой ситуации нет ничего
фантастического, разве что количество тонн. Но уже вторая часть
фразы включает рассмотрение последствий, затрагивает
перспективу, требует заглянуть в завтра. Но если, читая про это
завтра, мы узнаем, что человек, наглотавшись фенола, с утроенной
силой встал к станку и весь день мурлыкал гимн, это будет не
фантастика, а вранье. А если мы попытаемся не врать, то
кто-нибудь да обвинит нас в подрыве чего-нибудь. Вот и думай.
В последние годы в просторечии возник термин "книжка от
мозгов". Дескать, "отключиться хочу, дай почитать
чего-нибудь от мозгов". В разряд такого чтения попала и
фантастика. Один из наиболее интеллектуальных и будоражащих как
воображение, так и чувство ответственности видов литературы, по
определению предназначенный для подпитывания способности
мыслить, старательно превращался в литературу от мозгов. А потом
еще проводились дискуссии о кризисе жанра!
Нам пытаются отбить нервные окончания, ответственные за осязание
будущего. И в значительной степени - преуспевают.
Восстанавливать эту способность, даже при самых благоприятных
условиях, придется многие годы.
Поэтому НФ, как ни горько признавать это любящему ее
человеку, в изрядной мере потеряла читателя и утратила престиж.
Обратимо ли это? Не знаю. Способно ли общество создать, взамен
фантастики, какой-либо иной механизм художественного,
эмоционального прощупывания социально-психологической
перспективы? Я не уверен. Думаю, что пока - нет.
--------------------------------------------------------------
Круг четвертый. 1991
--------------------
ПОД ПРЕДЛОГОМ КОНКРЕТНОЙ КРИТИКИ
________________
"Писателям - абсолютные гарантии". Рец. на сб. "Волшебнику -
абсолютная гарантия", Таллинн, 1990.- "Таллинн",
1991, № 5 (опубликовано в сокращении).
Мы направились к пограничному знаку. Границы, хотя бы и
символические, всегда почему-то волнуют, будоражат фантазию. За
пограничными знаками, так мы привыкли себе представлять, всегда
находится что-то другое, что-то новое...
Тээт Каллас
Подавляющее большинство людей хотя бы раз в жизни
оказываются читателями. Многие читатели, в силу регулярно
совершаемых книгопроходческих упражнений, становятся читателями
более или менее квалифицированными. Тех из них, кого обуревает
непреоборимое желание беспрерывно делиться впечатлением от
прочитанного, зачастую заносит в профессиональные критики.
Критики с комплексами, в глубине души всегда уверенные, что если
бы они это написали, то написали бы гораздо лучше автора,
превращаются в литературоведов. В быту их называют
литературоедами. Сами они всяких там романов-рассказов не пишут,
зато, читая что-либо, думают лишь о том, как и про что следовало
бы это писать на самом деле - то есть как и про что они
сами бы это написали, если бы это пришло им в голову - и
затем подробно излагают, насколько результат работы автора хуже,
чем их разбуженные чтением замыслы. Литературоведы,
подсознательно чувствующие чрезмерную притязательность своей
уверенности и испытывающие потребность имплицитно покаяться в
ней, анализируют подвернувшееся им произведение, пытаясь понять,
чего хотел сам автор, и насколько ему то, что он хотел,
удалось - и оттого становятся литературоведами
хорошими.
Обычный читатель, как правило, может сказать, понравилось ему
прочитанное или нет, то есть оценить произведение в чисто
эмоциональных категориях "ндра" - "не
ндра".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
братка по черепу, как только положение нормализуется -
ведь браток подошел к креслу непозволительно близко...
Грош нам всем цена, если мы снова подставим спины под их
кресла и черепа под их монтировки.
Конечно, произвол издательств по отношению к НФ - это лишь
мизерная часть тотального произвола, целью которого было лишить
нас самостоятельных рук, сердец, голов. Но этот произвол, тем не
менее, исковеркал целый пласт литературы, причем пласт, для
интеллигенции весьма существенный. Потому что фантазия,
раскованный и зачастую не имеющий конкретной цели полет
размышлений и ассоциаций, сохранение желания прикидывать и так,
и эдак: а что будет, если? - все это является непременным
атрибутом способности мыслить.
Мышление, вообще-то, спокон веку у нас было не в почете.
Предпочитали решать проблемы не умом, а "всем миром",
"кровь из носу", "а ну, навались, славяне!"
Туда, где справились бы один стратег, два тактика да старший
технолог, кидали миллион муравьев и муравьих в одинаковых
ватниках - оно и вася. Что за беда, если половину из них
перетопчут? Главное, среди них нет ни одного стратега. Потому
что стратег - всегда потенциальный конкурент на кресло.
Муравей же на кресло не посягнет никогда. Ему бы муравьят на
ноги кое-как поставить.
Но - все. Уперлись. Во второй половине ХХ века докатился
мир до того, что кровь из носу пускай сколько хочешь, а
дело - ни с места. Без мыслей и земля не родит, и заводы
гадят впустую, и наука превратилась в захолустный мужской клуб с
отдельными кабинетами на втором этаже. Страна в наше время может
иметь все - уголь, нефть, железо, ракеты, реакторы! -
и стремительно гнить, необратимо обращая в труху все эти
богатства. Потому что нет малости - мыслей.
Отсюда кризис.
Отсюда - перестройка.
Думай! Думай немедленно! А зачем? Родине мысли нужны! А как? А
шут его знает... Сядь! Сел. Нахмурь лоб! Нахмурил. Придумал?
Нет. Подбородок подопри кулаком, как у Родена, видел? Не видел.
Черт, и я не видел. В общем, подопри. Придумал? Нет. А чего
придумать-то надо? (Как говорил Винни Пух, если бы я знал, что
нужно придумать, я бы обязательно это придумал). А я откуда
знаю? У тебя образование, у меня только полномочия. Думай!
Двадцать пять рублей дам! Придумал? Нет. Двадцать шесть дам!..
Минус налог. Придумал? Нет. Место в яслях дам! Придумал? Да! Е
равно эм цэ квадрат! Гм... где-то я это уже слышал... Еще думай!
Придумал! Если сто тонн фенола вылить в одну реку за двадцать
пять минут, тот, кто попьет из реки, может... э-э... плохо себя
почувствовать. Так. (На место директора химкомбината метит,
Эйнштейн хренов. А мы с Денисычем охотились вместе... да и
Москва обещала квоту загранкомандировок увеличить, если план по
удобрениям перевыполним)... Эта мысль подрывает ленинское учение
о войнах справедливых и несправедливых. Неприятный казус. Ну да
времена сейчас вольные, так что условимся просто, ты не говорил,
я не слышал. Думай дальше. Придумал? Нет. Еще думай!
Дз-зын-н-нь! Конец рабочего дня. Ну и пес с ним, пошли водки
выпьем. Ты мне четвертной должен, мыслитель. Так что ставь.
Придумал! Давай всех рыжих зарежем! А потом картавых!
Если сто тонн фенола вылить... в этой ситуации нет ничего
фантастического, разве что количество тонн. Но уже вторая часть
фразы включает рассмотрение последствий, затрагивает
перспективу, требует заглянуть в завтра. Но если, читая про это
завтра, мы узнаем, что человек, наглотавшись фенола, с утроенной
силой встал к станку и весь день мурлыкал гимн, это будет не
фантастика, а вранье. А если мы попытаемся не врать, то
кто-нибудь да обвинит нас в подрыве чего-нибудь. Вот и думай.
В последние годы в просторечии возник термин "книжка от
мозгов". Дескать, "отключиться хочу, дай почитать
чего-нибудь от мозгов". В разряд такого чтения попала и
фантастика. Один из наиболее интеллектуальных и будоражащих как
воображение, так и чувство ответственности видов литературы, по
определению предназначенный для подпитывания способности
мыслить, старательно превращался в литературу от мозгов. А потом
еще проводились дискуссии о кризисе жанра!
Нам пытаются отбить нервные окончания, ответственные за осязание
будущего. И в значительной степени - преуспевают.
Восстанавливать эту способность, даже при самых благоприятных
условиях, придется многие годы.
Поэтому НФ, как ни горько признавать это любящему ее
человеку, в изрядной мере потеряла читателя и утратила престиж.
Обратимо ли это? Не знаю. Способно ли общество создать, взамен
фантастики, какой-либо иной механизм художественного,
эмоционального прощупывания социально-психологической
перспективы? Я не уверен. Думаю, что пока - нет.
--------------------------------------------------------------
Круг четвертый. 1991
--------------------
ПОД ПРЕДЛОГОМ КОНКРЕТНОЙ КРИТИКИ
________________
"Писателям - абсолютные гарантии". Рец. на сб. "Волшебнику -
абсолютная гарантия", Таллинн, 1990.- "Таллинн",
1991, № 5 (опубликовано в сокращении).
Мы направились к пограничному знаку. Границы, хотя бы и
символические, всегда почему-то волнуют, будоражат фантазию. За
пограничными знаками, так мы привыкли себе представлять, всегда
находится что-то другое, что-то новое...
Тээт Каллас
Подавляющее большинство людей хотя бы раз в жизни
оказываются читателями. Многие читатели, в силу регулярно
совершаемых книгопроходческих упражнений, становятся читателями
более или менее квалифицированными. Тех из них, кого обуревает
непреоборимое желание беспрерывно делиться впечатлением от
прочитанного, зачастую заносит в профессиональные критики.
Критики с комплексами, в глубине души всегда уверенные, что если
бы они это написали, то написали бы гораздо лучше автора,
превращаются в литературоведов. В быту их называют
литературоедами. Сами они всяких там романов-рассказов не пишут,
зато, читая что-либо, думают лишь о том, как и про что следовало
бы это писать на самом деле - то есть как и про что они
сами бы это написали, если бы это пришло им в голову - и
затем подробно излагают, насколько результат работы автора хуже,
чем их разбуженные чтением замыслы. Литературоведы,
подсознательно чувствующие чрезмерную притязательность своей
уверенности и испытывающие потребность имплицитно покаяться в
ней, анализируют подвернувшееся им произведение, пытаясь понять,
чего хотел сам автор, и насколько ему то, что он хотел,
удалось - и оттого становятся литературоведами
хорошими.
Обычный читатель, как правило, может сказать, понравилось ему
прочитанное или нет, то есть оценить произведение в чисто
эмоциональных категориях "ндра" - "не
ндра".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46