— Это, по-моему, лучшее одолжение, какое вы ей можете сделать. Или думайте о ней как о дочери часовщика Дэви Рэмзи, особе, неподходящей для возвышенных речей, романтических похождений и высокопарных комплиментов в духе пастушеских романов. Прощайте, милорд. Поверьте, я сужу о вас не так уж строго, как может показаться из моих слов. Если я смогу помочь… то есть если я разберусь до конца в этом лабиринте… Но сейчас не к чему говорить об этом. Доброго вечера вашей светлости. Эй, тюремщик! Пропусти нас к леди Мэнсел.
Тюремщик ответил, что для этого ему нужно разрешение коменданта, и пока он ходил за распоряжениями, все трое продолжали стоять рядом, не произнося ни слова и только изредка украдкой обмениваясь взглядами, что, по крайней мере для двоих из присутствующих, было довольно тягостно. Сословные предрассудки — по тем временам существенная преграда — не помешали лорду Гленварлоху заметить, что Маргарет Рэмзи — очаровательнейшая из девушек; не помешали заподозрить, неизвестно почему, что и он ей небезразличен, и почувствовать уверенность в том, что он был причиной многих из ее теперешних неприятностей. Словом, восхищение, самолюбие, рыцарские чувства — все действовало вместе, одно к одному. И когда страж принес гостям разрешение покинуть камеру, Найджел поклонился прекрасной дочери механика так выразительно, что вызвал на ее лице румянец не менее яркий, чем много раз заливавший ее щеки в течение столь богатого событиями дня. Маргарет ответила на поклон робко и нерешительно, уцепилась за руку крестного и вышла из комнаты, которая, как ни была она раньше темна, показалась Найджелу еще мрачнее, когда за Маргарет закрылась дверь.
Глава XXX
Когда ты в час последних мук
Пойдешь к позорному столбу —
С тобою будет верный друг,
Чтоб разделить твою судьбу.
«Баллада о Джемми Доусоне»
Мейстер Джордж Гериот и его подопечная, как с полным правом можно назвать Маргарет, ибо привязанность к крестнице налагала на него все заботы опекуна, были проведены гвардейцем в покои коменданта, где они и застали его вместе с супругой. Оба приняли прибывших с учтивостью, какой репутация мейстера. Гериота и его предполагаемое влияние при дворе требовали даже от такого педантичного старого воина и царедворца, как сэр Эдуард Мэнсел. Леди Мэнсел обласкала Маргарет и объявила мейстеру Джорджу, что та более не пленница, а гостья.
— Ей разрешено вернуться домой под вашим присмотром, — добавила леди Мэнсел, — такова воля его величества.
— Очень рад слышать это, мадам, — ответил Гериот, — жаль только, что ей не вернули свободы до того, как она виделась с тем бойким молодым человеком. Удивляюсь, как ваша светлость допустили это.
— Любезный мейстер Гериот, — сказал сэр Эдуард, — мы исполняем приказания того, кто могущественнее и мудрее нас с вами. Приказы его величества должны точно и неукоснительно выполняться; нужно ли напоминать вам, что мудрость его величества служит лучшей порукой..,
— Мне хорошо известна мудрость его величества, — возразил Гериот, — только есть одна старая пословица про воск и пламень… Ну, да что говорить.
— Смотрите, к дверям дома подходит сэр Манго Мэлегроутер, — заметила леди Мэнсел. — Он шагает точно хромой журавль. Вот уже второй раз он сегодня является.
— Он принес нам указ о снятии с лорда Гленварлоха обвинения в измене, — сказал сэр Эдуард.
— И от него же я услыхал о том, что произошло; я только вчера поздно вечером вернулся из Франции, — сказал Гериот.
При этих словах в комнату вошел сэр Манго; он церемонно приветствовал коменданта Тауэра и его жену, удостоил Джорджа Гериота покровительственным кивком и обратился к Маргарет со словами:
— А-а, моя юная пленница, вы еще не распростились с мужским нарядом?
— Она не снимет его, сэр Манго, — громким голосом сказал Гериот, — пока не получит от вас удовлетворения за то, что вы, как вероломный рыцарь, выдали мне ее тайну. В самом деле, сэр Манго, когда вы сообщили мне, что она разгуливает в столь неподходящем одеянии, вы могли бы добавить, что она находится под покровительством леди Мэнсел,
— Король пожелал держать все в секрете, мейстер Гериот, — важно ответил сэр Манго, развалившись в кресле с меланхолическим видом. — Я сделал вам доброжелательный намек, как другу молодой девицы.
— Да уж, намек был истинно в вашем духе, — заметил Гериот, — вы сказали довольно, чтобы меня растревожить, и ни слова не проронили, чтобы успокоить.
— Сэр Манго все равно не услышит вашего упрека, — промолвила леди Мэнсел, — поговорим лучше о чем-нибудь другом. Что нового при дворе, сэр Манго? Вы были в Гринвиче?
— Вы могли с таким же успехом спросить меня, мадам, — отвечал кавалер, — что нового в аду.
— Помилуйте, сэр Манго, помилуйте, — остановил его сэр Эдуард. — Выбирайте свои слова получше, ведь вы говорите о дворе короля Иакова.
— Сэр Эдуард, если бы речь шла о дворе двенадцати императоров, я бы все равно стал утверждать, что там сейчас творится неразбериха, как в преисподней. Придворные, находящиеся на службе у короля сорок лет — к ним я причисляю себя, — разбираются в том, что происходит вокруг них, не лучше, чем пескари в Мальстреме. Одни поговаривают, что король недоволен принцем, другие — что принц косо взглянул на герцога, третьи — что лорда Гленварлоха повесят за государственную измену, а кое-кто прослышал, что за лордом Дэлгарно открылись такие делишки, которые могут стоить ему головы,
— Что же думаете вы, человек, прослуживший сорок лет при дворе? — спросил сэр Эдуард.
— Нет, нет, не спрашивайте его, сэр Эдуард, — сказала леди, выразительно взглянув на мужа,
— Сэр Манго так умен, — вставил мейстер Гериот, — что не станет говорить вещи, которые можно использовать ему во вред: это было бы все равно что вложить заряженный пистолет в руки первого встречного, кому придет охота его убить.
— Как? — воскликнул самоуверенный кавалер. — Вы полагаете, что я боюсь ловушки? Так вот же: у Дэлгарно больше хитрости, чем честности, у герцога больше парусов, чем балласта, у принца больше гордости, чем благоразумия, а король… — Тут леди Мэнсел предостерегающе поднесла палец к губам. — А король — мой добрый господин, который в течение сорока с лишком лет платит мне собачье жалованье костями и побоями. Ну и что тут такого — все так говорят, и Арчи Армстронг note 145 каждодневно говорит вещи в тысячу раз хуже.
— На то он и шут, — сказал Джордж Гериот. — Впрочем, он не так уж неправ, ибо глупость заменяет ему ум. Но не советую вам тягаться в остроумии с дураком, сэр Манго, хоть он и придворный шут.
— Дурак, говорите вы? — подхватил сэр Манго, не расслышав всех слов Гериота и желая скрыть это. — Я и точно дурак, что прилепился к этому скупому двору, когда люди просвещенные и энергичные нашли свое счастье при других европейских дворах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Тюремщик ответил, что для этого ему нужно разрешение коменданта, и пока он ходил за распоряжениями, все трое продолжали стоять рядом, не произнося ни слова и только изредка украдкой обмениваясь взглядами, что, по крайней мере для двоих из присутствующих, было довольно тягостно. Сословные предрассудки — по тем временам существенная преграда — не помешали лорду Гленварлоху заметить, что Маргарет Рэмзи — очаровательнейшая из девушек; не помешали заподозрить, неизвестно почему, что и он ей небезразличен, и почувствовать уверенность в том, что он был причиной многих из ее теперешних неприятностей. Словом, восхищение, самолюбие, рыцарские чувства — все действовало вместе, одно к одному. И когда страж принес гостям разрешение покинуть камеру, Найджел поклонился прекрасной дочери механика так выразительно, что вызвал на ее лице румянец не менее яркий, чем много раз заливавший ее щеки в течение столь богатого событиями дня. Маргарет ответила на поклон робко и нерешительно, уцепилась за руку крестного и вышла из комнаты, которая, как ни была она раньше темна, показалась Найджелу еще мрачнее, когда за Маргарет закрылась дверь.
Глава XXX
Когда ты в час последних мук
Пойдешь к позорному столбу —
С тобою будет верный друг,
Чтоб разделить твою судьбу.
«Баллада о Джемми Доусоне»
Мейстер Джордж Гериот и его подопечная, как с полным правом можно назвать Маргарет, ибо привязанность к крестнице налагала на него все заботы опекуна, были проведены гвардейцем в покои коменданта, где они и застали его вместе с супругой. Оба приняли прибывших с учтивостью, какой репутация мейстера. Гериота и его предполагаемое влияние при дворе требовали даже от такого педантичного старого воина и царедворца, как сэр Эдуард Мэнсел. Леди Мэнсел обласкала Маргарет и объявила мейстеру Джорджу, что та более не пленница, а гостья.
— Ей разрешено вернуться домой под вашим присмотром, — добавила леди Мэнсел, — такова воля его величества.
— Очень рад слышать это, мадам, — ответил Гериот, — жаль только, что ей не вернули свободы до того, как она виделась с тем бойким молодым человеком. Удивляюсь, как ваша светлость допустили это.
— Любезный мейстер Гериот, — сказал сэр Эдуард, — мы исполняем приказания того, кто могущественнее и мудрее нас с вами. Приказы его величества должны точно и неукоснительно выполняться; нужно ли напоминать вам, что мудрость его величества служит лучшей порукой..,
— Мне хорошо известна мудрость его величества, — возразил Гериот, — только есть одна старая пословица про воск и пламень… Ну, да что говорить.
— Смотрите, к дверям дома подходит сэр Манго Мэлегроутер, — заметила леди Мэнсел. — Он шагает точно хромой журавль. Вот уже второй раз он сегодня является.
— Он принес нам указ о снятии с лорда Гленварлоха обвинения в измене, — сказал сэр Эдуард.
— И от него же я услыхал о том, что произошло; я только вчера поздно вечером вернулся из Франции, — сказал Гериот.
При этих словах в комнату вошел сэр Манго; он церемонно приветствовал коменданта Тауэра и его жену, удостоил Джорджа Гериота покровительственным кивком и обратился к Маргарет со словами:
— А-а, моя юная пленница, вы еще не распростились с мужским нарядом?
— Она не снимет его, сэр Манго, — громким голосом сказал Гериот, — пока не получит от вас удовлетворения за то, что вы, как вероломный рыцарь, выдали мне ее тайну. В самом деле, сэр Манго, когда вы сообщили мне, что она разгуливает в столь неподходящем одеянии, вы могли бы добавить, что она находится под покровительством леди Мэнсел,
— Король пожелал держать все в секрете, мейстер Гериот, — важно ответил сэр Манго, развалившись в кресле с меланхолическим видом. — Я сделал вам доброжелательный намек, как другу молодой девицы.
— Да уж, намек был истинно в вашем духе, — заметил Гериот, — вы сказали довольно, чтобы меня растревожить, и ни слова не проронили, чтобы успокоить.
— Сэр Манго все равно не услышит вашего упрека, — промолвила леди Мэнсел, — поговорим лучше о чем-нибудь другом. Что нового при дворе, сэр Манго? Вы были в Гринвиче?
— Вы могли с таким же успехом спросить меня, мадам, — отвечал кавалер, — что нового в аду.
— Помилуйте, сэр Манго, помилуйте, — остановил его сэр Эдуард. — Выбирайте свои слова получше, ведь вы говорите о дворе короля Иакова.
— Сэр Эдуард, если бы речь шла о дворе двенадцати императоров, я бы все равно стал утверждать, что там сейчас творится неразбериха, как в преисподней. Придворные, находящиеся на службе у короля сорок лет — к ним я причисляю себя, — разбираются в том, что происходит вокруг них, не лучше, чем пескари в Мальстреме. Одни поговаривают, что король недоволен принцем, другие — что принц косо взглянул на герцога, третьи — что лорда Гленварлоха повесят за государственную измену, а кое-кто прослышал, что за лордом Дэлгарно открылись такие делишки, которые могут стоить ему головы,
— Что же думаете вы, человек, прослуживший сорок лет при дворе? — спросил сэр Эдуард.
— Нет, нет, не спрашивайте его, сэр Эдуард, — сказала леди, выразительно взглянув на мужа,
— Сэр Манго так умен, — вставил мейстер Гериот, — что не станет говорить вещи, которые можно использовать ему во вред: это было бы все равно что вложить заряженный пистолет в руки первого встречного, кому придет охота его убить.
— Как? — воскликнул самоуверенный кавалер. — Вы полагаете, что я боюсь ловушки? Так вот же: у Дэлгарно больше хитрости, чем честности, у герцога больше парусов, чем балласта, у принца больше гордости, чем благоразумия, а король… — Тут леди Мэнсел предостерегающе поднесла палец к губам. — А король — мой добрый господин, который в течение сорока с лишком лет платит мне собачье жалованье костями и побоями. Ну и что тут такого — все так говорят, и Арчи Армстронг note 145 каждодневно говорит вещи в тысячу раз хуже.
— На то он и шут, — сказал Джордж Гериот. — Впрочем, он не так уж неправ, ибо глупость заменяет ему ум. Но не советую вам тягаться в остроумии с дураком, сэр Манго, хоть он и придворный шут.
— Дурак, говорите вы? — подхватил сэр Манго, не расслышав всех слов Гериота и желая скрыть это. — Я и точно дурак, что прилепился к этому скупому двору, когда люди просвещенные и энергичные нашли свое счастье при других европейских дворах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165