Вы не согласны?
— Согласен. Но если все-таки представить себе...
— Наверное, это очень страшно!
«Наверное... Тонечка действительно была абсолютно одинока — никто не интересовался ею, никому не было до нее дела. Только „Лотос“... Но даже они тогда почти не общались с ней. Тонечка отдалилась от своих друзей — но зачем? Опять же, если верить их словам, она собиралась вести какое-то самостоятельное исследование, и для этого ей потребовалось уединиться. Возможно? Да, конечно! Но тогда в дневнике наверняка содержится описание этого исследования, а там нет ни слова об этом — одни переживания и жалобы. Бред какой-то!»
— Господин Миллер, перестаньте разговаривать сам с собой!
— Я не разговариваю, я молюсь всевышнему, чтобы он одолжил мне немного сообразительности на ближайшие два часа...
— Как вам не стыдно так шутить! А еще были в Ватикане...
«Ну, был, подумаешь... Кто же откажется от такой поездки? И прибавку к жалованию она дает заметную! Но вот логике в Ватикане не учат, а жаль...»
— Извините, госпожа Василевская, я не имел в виду ничего дурного...
«А если предположить, что в дневнике и было описание исследования! Кто знает, что содержали вырванные страницы? Да, но причем тут тогда Сэм?»
— Вам налить еще кофе?
— Да, пожалуйста...
«Но может быть — и это вероятно! — что исследование как-то было связано с Сэмом. Ведь и он, и Тонечка — предсказатели, коллеги, так сказать. К тому же, они были очень дружны, и есть смысл в попытке узнать у Сэма что-то о Тонечке, тем более, что ее самой уже нет в живых...»
— Скажите, господин Миллер, если вы женитесь, вы по-прежнему будете снимать квартиру у меня?
— Черт возьми! — Евгений даже отвлекся от размышлений. — Я что, похож на человека, который собирается жениться?!
— Вы рассеянны, как влюбленный! Но вы не ответили...
— Не знаю! Я что, так вам симпатичен?
— Вы всегда вовремя вносите плату, — усмехнулась Василевская, — теперь это нечасто бывает...
«Это всегда бывало нечасто! Большинству привычнее ждать, пока жареный петух не клюнет. И это касается чего угодно... Ананич, например, по-другому вообще не умеет! Ведь судя по датам, он, не читая, сунул дневник в сейф с документами и вспомнил о нем лишь тогда, когда подошли сроки сдавать старые документы в архив... То есть как раз через год! В электронной почте сохранилось два напоминания из архива, причем второе отнюдь не официально-вежливое...»
— А как вы поступали с теми, кто не платил вовремя?
— Ругалась с ними, грозилась подать в суд... Вначале меня это даже развлекало, но теперь я предпочитаю покой. Нет ничего хорошего в ссорах, честное слово!
«Разумеется, что уж тут хорошего? И Ананич предпочел ни с кем не ссориться. Он вежливо извинился и написал объяснительную записку, что „дневник задерживается для дополнительных исследований в связи с вновь открывшимися обстоятельствами...“ Серьезное обстоятельство — прочитать удосужился! Но это уже архиву безразлично... Кстати, в этой же записке проскальзывает упоминание о перстне — что он задерживается вместе с дневником. Ну, это естественно! А потом... Потом судьба дневника и перстня описаны одной короткой фразой в очередной записке в архив: „данные предметы возвращены в общину „Лиловый лотос“ такого-то числа согласно плану дополнительных исследований...“ Только не сказано, что это на самом деле был за план! Подсунуть Сэму фальсификацию, сделанную с таким расчетом, чтобы он счел своих лучших друзей подлецами: они выгнали Тонечку из общины! Узнавший это Сэм остается совершенно одиноким и глубоко несчастным, менталитет „Лотоса“ больше не защищает его, и можно попытаться как-то „выцарапать“ его из общины. Да, такому замыслу и инквизиторы позавидуют...»
— У вас что-то случилось, господин Миллер?
— С чего вы взяли?
«Разумеется, случилось. То, что сотворил Ананич — это даже хуже преступления! Однако остается непонятным: зачем он это сделал?! Просто потому, что любым способом захотел добиться сотрудничества с каким-нибудь эспером, а тут представилась возможность? Или все-таки Сэм и Тонечка вели какое-то интересное исследование, и Ананича заинтересовало конкретно оно? Непонятно... Да и неважно, на самом-то деле! В любом случае вначале надо защитить Сэма от дальнейших атак зарвавшегося „экспериментатора“, а потом уже выяснять все обстоятельства...»
— Что вы на меня так смотрите, госпожа Василевская?
— Вы плохо выглядите, — вздохнула та. — Что, никак не придете в себя после погрома? В городе ходят такие слухи... Если бы вы хотели, могли бы каждый вечер бесплатно угощаться в любом баре!
— Какая досада! Кто любит выпить — плохо водит вертолет, а кто хорошо водит вертолет, равнодушен к выпивке... Нет в мире гармонии!
— Вы хоть о чем-то можете говорить серьезно?!
«Могу, еще как могу. И похоже, Ананичу придется поговорить со мной более чем серьезно! Гад паршивый... Из-за того, что ему приспичило что-то узнать — не важно что, пусть хоть рецепт философского камня! — он считает себя вправе искалечить человеческую душу! Каково пришлось Сэму, когда он прочитал эту мерзость? Впрочем, на то ведь и было рассчитано... Только вот какая закавыка получается: подлости на такое дело у Ананича хватило бы с избытком, но вот насчет умения — увы! Чувствуется присутствие кого-то еще, на порядок более квалифицированного, чем он. Только и этот „кто-то“ ошибся, если рассчитывал на сотрудничество Сэма — при любых условиях, как бы плохо ему не было, каким бы одиноким он себя не чувствовал! Прежде чем пытаться наносить удар, следовало бы посмотреть в словаре слово „гордость...“
— Вы что-то спросили, госпожа Василевская?
— Я спросила, хотите ли вы еще кофе.
— Нет, спасибо, это будет уже слишком...
«Черт возьми, а в работе с техотделом по поводу подделки тоже чувствуется чужой стиль, властный и лаконичный. Ананич явно действовал под чьим-то руководством! В техотделе он побывал всего четыре раза, причем безо всяких недоразумений и путаницы. Первый раз — принес дневник с уже вырванными страницами и напечатанный текст вставок. Потом — забрал готовый заказ, а через день вернул его с „изменениями“ — похоже, просто карандашными правками на некоторых страницах. Техотдел „внес требуемые изменения“, при этом, естественно, страницы заменялись целиком... И это прекрасно! Конечно, „брак“ техотдела должен немедленно уничтожаться, но всем известно, что это делается весьма неаккуратно, и есть хороший шанс, что страницы сохранились. Это, конечно, будет не подлинник — но зато прекрасное доказательство подделки! Если показать Сэму...»
Евгений улыбнулся, поднимаясь из-за стола:
— Спасибо вам, госпожа Василевская! Вы даже не представляете, как помогли мне... Я улетаю в столицу дневным самолетом, ключ оставлю вам, если у вас, конечно, не пропало желание здесь прибираться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Согласен. Но если все-таки представить себе...
— Наверное, это очень страшно!
«Наверное... Тонечка действительно была абсолютно одинока — никто не интересовался ею, никому не было до нее дела. Только „Лотос“... Но даже они тогда почти не общались с ней. Тонечка отдалилась от своих друзей — но зачем? Опять же, если верить их словам, она собиралась вести какое-то самостоятельное исследование, и для этого ей потребовалось уединиться. Возможно? Да, конечно! Но тогда в дневнике наверняка содержится описание этого исследования, а там нет ни слова об этом — одни переживания и жалобы. Бред какой-то!»
— Господин Миллер, перестаньте разговаривать сам с собой!
— Я не разговариваю, я молюсь всевышнему, чтобы он одолжил мне немного сообразительности на ближайшие два часа...
— Как вам не стыдно так шутить! А еще были в Ватикане...
«Ну, был, подумаешь... Кто же откажется от такой поездки? И прибавку к жалованию она дает заметную! Но вот логике в Ватикане не учат, а жаль...»
— Извините, госпожа Василевская, я не имел в виду ничего дурного...
«А если предположить, что в дневнике и было описание исследования! Кто знает, что содержали вырванные страницы? Да, но причем тут тогда Сэм?»
— Вам налить еще кофе?
— Да, пожалуйста...
«Но может быть — и это вероятно! — что исследование как-то было связано с Сэмом. Ведь и он, и Тонечка — предсказатели, коллеги, так сказать. К тому же, они были очень дружны, и есть смысл в попытке узнать у Сэма что-то о Тонечке, тем более, что ее самой уже нет в живых...»
— Скажите, господин Миллер, если вы женитесь, вы по-прежнему будете снимать квартиру у меня?
— Черт возьми! — Евгений даже отвлекся от размышлений. — Я что, похож на человека, который собирается жениться?!
— Вы рассеянны, как влюбленный! Но вы не ответили...
— Не знаю! Я что, так вам симпатичен?
— Вы всегда вовремя вносите плату, — усмехнулась Василевская, — теперь это нечасто бывает...
«Это всегда бывало нечасто! Большинству привычнее ждать, пока жареный петух не клюнет. И это касается чего угодно... Ананич, например, по-другому вообще не умеет! Ведь судя по датам, он, не читая, сунул дневник в сейф с документами и вспомнил о нем лишь тогда, когда подошли сроки сдавать старые документы в архив... То есть как раз через год! В электронной почте сохранилось два напоминания из архива, причем второе отнюдь не официально-вежливое...»
— А как вы поступали с теми, кто не платил вовремя?
— Ругалась с ними, грозилась подать в суд... Вначале меня это даже развлекало, но теперь я предпочитаю покой. Нет ничего хорошего в ссорах, честное слово!
«Разумеется, что уж тут хорошего? И Ананич предпочел ни с кем не ссориться. Он вежливо извинился и написал объяснительную записку, что „дневник задерживается для дополнительных исследований в связи с вновь открывшимися обстоятельствами...“ Серьезное обстоятельство — прочитать удосужился! Но это уже архиву безразлично... Кстати, в этой же записке проскальзывает упоминание о перстне — что он задерживается вместе с дневником. Ну, это естественно! А потом... Потом судьба дневника и перстня описаны одной короткой фразой в очередной записке в архив: „данные предметы возвращены в общину „Лиловый лотос“ такого-то числа согласно плану дополнительных исследований...“ Только не сказано, что это на самом деле был за план! Подсунуть Сэму фальсификацию, сделанную с таким расчетом, чтобы он счел своих лучших друзей подлецами: они выгнали Тонечку из общины! Узнавший это Сэм остается совершенно одиноким и глубоко несчастным, менталитет „Лотоса“ больше не защищает его, и можно попытаться как-то „выцарапать“ его из общины. Да, такому замыслу и инквизиторы позавидуют...»
— У вас что-то случилось, господин Миллер?
— С чего вы взяли?
«Разумеется, случилось. То, что сотворил Ананич — это даже хуже преступления! Однако остается непонятным: зачем он это сделал?! Просто потому, что любым способом захотел добиться сотрудничества с каким-нибудь эспером, а тут представилась возможность? Или все-таки Сэм и Тонечка вели какое-то интересное исследование, и Ананича заинтересовало конкретно оно? Непонятно... Да и неважно, на самом-то деле! В любом случае вначале надо защитить Сэма от дальнейших атак зарвавшегося „экспериментатора“, а потом уже выяснять все обстоятельства...»
— Что вы на меня так смотрите, госпожа Василевская?
— Вы плохо выглядите, — вздохнула та. — Что, никак не придете в себя после погрома? В городе ходят такие слухи... Если бы вы хотели, могли бы каждый вечер бесплатно угощаться в любом баре!
— Какая досада! Кто любит выпить — плохо водит вертолет, а кто хорошо водит вертолет, равнодушен к выпивке... Нет в мире гармонии!
— Вы хоть о чем-то можете говорить серьезно?!
«Могу, еще как могу. И похоже, Ананичу придется поговорить со мной более чем серьезно! Гад паршивый... Из-за того, что ему приспичило что-то узнать — не важно что, пусть хоть рецепт философского камня! — он считает себя вправе искалечить человеческую душу! Каково пришлось Сэму, когда он прочитал эту мерзость? Впрочем, на то ведь и было рассчитано... Только вот какая закавыка получается: подлости на такое дело у Ананича хватило бы с избытком, но вот насчет умения — увы! Чувствуется присутствие кого-то еще, на порядок более квалифицированного, чем он. Только и этот „кто-то“ ошибся, если рассчитывал на сотрудничество Сэма — при любых условиях, как бы плохо ему не было, каким бы одиноким он себя не чувствовал! Прежде чем пытаться наносить удар, следовало бы посмотреть в словаре слово „гордость...“
— Вы что-то спросили, госпожа Василевская?
— Я спросила, хотите ли вы еще кофе.
— Нет, спасибо, это будет уже слишком...
«Черт возьми, а в работе с техотделом по поводу подделки тоже чувствуется чужой стиль, властный и лаконичный. Ананич явно действовал под чьим-то руководством! В техотделе он побывал всего четыре раза, причем безо всяких недоразумений и путаницы. Первый раз — принес дневник с уже вырванными страницами и напечатанный текст вставок. Потом — забрал готовый заказ, а через день вернул его с „изменениями“ — похоже, просто карандашными правками на некоторых страницах. Техотдел „внес требуемые изменения“, при этом, естественно, страницы заменялись целиком... И это прекрасно! Конечно, „брак“ техотдела должен немедленно уничтожаться, но всем известно, что это делается весьма неаккуратно, и есть хороший шанс, что страницы сохранились. Это, конечно, будет не подлинник — но зато прекрасное доказательство подделки! Если показать Сэму...»
Евгений улыбнулся, поднимаясь из-за стола:
— Спасибо вам, госпожа Василевская! Вы даже не представляете, как помогли мне... Я улетаю в столицу дневным самолетом, ключ оставлю вам, если у вас, конечно, не пропало желание здесь прибираться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73