Я знал, что одно из них делал Хеминг.
— Почему только два? — сердито спросила она.
— У нас их достаточно, но мы не хотели приносить сейчас все, — ответил Хеминг.
Королева удовлетворилась этим объяснением и потребовала, чтобы более красивое ложе, на котором будет покоиться она сама, поставили в курган. Потом она пожелала лечь на него для пробы. Многие в страхе закачали головами. Гюрд осмелилась выступить вперед и сказать, что при ее ломоте этого делать не следует.
— Лучше подожди, пока не придет твое время.
Королева ее ударила.
— Я ведь не собираюсь раздеваться, — сказала она, прыснув от смеха, словно ее щекотала мысль, что все эти люди могли бы увидеть ее голой. Гюрд и Одни помогли ей лечь. До самой шеи ее укрыли богатым покрывалом.
— Поставьте рядом второе ложе, — приказала королева.
Ложе поставили, мы кольцом окружили королеву, над нею держали факел, все молчали.
— Ложитесь по очереди на второе ложе, — приказала королева.
Она приподнялась на локте, улыбка у нее была почти добродушная.
— Я еще не решила, кто ляжет рядом со мной. Остальные будут лежать вокруг. А тот кто рядом — этого я еще не решила. — Давай ты первая, — предлагает она Гюрд.
Вздрогнув, Гюрд забирается на ложе. Одни расправляет над ней покрывало.
— Тебе удобно? — спрашивает королева.
— Да. — Гюрд кивает.
Ей разрешается встать.
— Теперь Одни!
Одни чуть не впадает в беспамятство. Хеминг подхватывает ее и шепчет на ухо, чтобы успокоить:
— Это всего лишь глупая игра!
Тогда Одни ложится. Она лежит не двигаясь. Королева кричит:
— Тебе удобно? Почему ты молчишь?
— Да, да, удобно! — заикаясь, отвечает Одни.
Она встает, у нее на губах мимолетная счастливая улыбка, все, один за другим, ложатся, пробуют ложе, которое, когда умрет королева, может оказаться для них последним.
Королева встает, эта игра явно взбодрила ее. Хаке помогает ей выйти из кургана.
Выбравшись на дневной свет, она интересуется, где помощница смерти будет убивать тех, кого королева возьмет с собой.
Арлетта выступает вперед. Волосы у нее, как обычно, неприбраны. Лицо Арлетты безобразно, но тело красиво — сильное, мускулистое, с покатыми плечами и стройной спиной, красивый изгиб который не может скрыть даже ее одежда.
— Здесь, — говорит она останавливаясь.
— Покажи, как это будет выглядеть, — требует королева.
Арлетта перебирает взглядом людей, не решаясь кого-нибудь подозвать к себе. Тогда королева с явным удовольствием называет Лодина. У него дрожат колени, он, колдун, должно быть, не слишком доверяет своему искусству, раз оказался не в силах сделать так, чтобы жребий, предназначенный ему, пал на другого. Лодин становится перед Арлеттой.
Она решительно хватает его за горло, откидывает ему назад голову и поднимает руку с воображаемым ножом.
— Вот так, — говорит Арлетта.
Королева благодарит ее.
Со страху Лодин обмочился.
Королева со своей свитой возвращается в усадьбу.
На каменном крыльце она оборачивается к нам и, прокашлявшись, громко благодарит всех, кто нынче сопровождал ее. Она говорит, что сердце ее еще далеко до последнего удара, но все-таки дней остается все меньше и меньше.
— Когда боги предупредят меня, что пора собираться в путь, я назову тех, кто ляжет со мною в курган.
И она с достоинством склоняет голову в знак благодарности, что ее выслушали.
Потом поворачивается и уходит.
Мы остаемся.
Кое-кто не сводит глаз с Хеминга.
Той же ночью Хеминг явился ко мне. Мы пошли к кургану и забрались внутрь. Он сказал, что только здесь мы можем чувствовать себя в безопасности. Моросил дождь, в кургане было сухо, пряно пахло землей, корнями и бревнами. Свежая щепа, оставшаяся после работы плотников, белела у наших ног.
— Ее надо убить, — сказал Хеминг. — Другого выхода нет. Нельзя ждать ее смерти, но сделать это надо так, чтобы все думали, что она умерла сама. Тогда мы похороним ее в кургане и дадим ей в провожатые двух рабов. А когда Хальвдан, ее сын, вернется из похода, мы скажем, что она сама так велела. Одно затруднение: она уже объявила, что с нею в курган должны лечь двенадцать человек. Поверят ли люди, что она перед смертью изменила свое решение?
И что, если убийство не удастся? Надо, чтобы все выглядело как заговор рабов, пусть вина падет на них. И мы их зарубим. Тогда возможно, хотя я в это и не верю, она согласиться взять с собой уже убитых рабов.
В одиночку этого не осуществить, мне нужны помощники. Но я не знаю, на кого можно положиться.
Мы вышли из кургана.
Занимался новый день.
Я сидел на берегу в ольшанике, на расстоянии двух полетов стрелы от меня был привязан корабль. К реке подошла женщина. Я знал ее, но раньше никогда не оставался с нею наедине. Это была крепкая, цветущая женщина с высокой грудью и добрым умным лицом — Гюрд — та, что выткала красивый и странный ковер, висевший на стене королевских покоев в Усеберге. В узор этого ковра вплетались повешенные. Гюрд принесла сюда котят, завязанных в узелок. Ей велели их утопить. Но я видел, что ей это не по душе.
Я предложил ей сесть, теперь мы были совсем рядом. Она дышала прерывисто, хотя шла небыстро. Развязав узелок, она показала мне пятерых котят, глаза у них уже открылись. Она сказала, что ей бы легче утопить их, если б они были слепые и еще ничего не понимали.
— Думаешь, они сейчас что-нибудь понимают? — спросил я.
— Кто знает? — Она подняла на меня глаза и улыбнулась — полушутливо, полусерьезно.
Мне захотелось погладить ее по щеке, но я понимал: все равно она так далеко от меня, что мне до нее не дотянуться.
Вода в речке поднималась, и я сказал об этом Гюрд.
— Как ты думаешь, вода когда-нибудь возвращается обратно? — спросил я.
Она засмеялась, но не ответила, взяв в руки котенка, она поцеловала его и прижала к щеке, слегка покачиваясь и чуть не плача.
— Почему я должна их убить? Может, ты? — Она вдруг воодушевилась, даже привстала. — Тогда я пока убегу, а потом вернусь… — Она смутилась и покраснела. — Если хочешь, мы можем побеседовать. Окажешь мне эту услугу?
— Боюсь, у меня не хватит смелости, — ответил я.
— Завяжи узелок веревкой, тогда они не выползут. И брось его в реку, ладно?
— Я слишком слаб для такого дела, — признался я.
— Хеминг тоже отказался.
Солнечный луч, пробившись через листву ольхи, упал ей на волосы, и они вспыхнули золотом. Она не была красивой. Но вся так и светилась сердечностью и добротой и умела держаться с большим достоинством, хотя и без малейшего высокомерия.
Мне вдруг стало грустно.
— Ты войдешь в число тех двенадцати? — спросил я.
Слова нечаянно сорвались у меня с языка, и я тут же горько пожалел о них; она медленно обернулась ко мне.
— Наверно…
К нам прибежала кошка. Она повсюду искала своих котят и наконец нашла их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Почему только два? — сердито спросила она.
— У нас их достаточно, но мы не хотели приносить сейчас все, — ответил Хеминг.
Королева удовлетворилась этим объяснением и потребовала, чтобы более красивое ложе, на котором будет покоиться она сама, поставили в курган. Потом она пожелала лечь на него для пробы. Многие в страхе закачали головами. Гюрд осмелилась выступить вперед и сказать, что при ее ломоте этого делать не следует.
— Лучше подожди, пока не придет твое время.
Королева ее ударила.
— Я ведь не собираюсь раздеваться, — сказала она, прыснув от смеха, словно ее щекотала мысль, что все эти люди могли бы увидеть ее голой. Гюрд и Одни помогли ей лечь. До самой шеи ее укрыли богатым покрывалом.
— Поставьте рядом второе ложе, — приказала королева.
Ложе поставили, мы кольцом окружили королеву, над нею держали факел, все молчали.
— Ложитесь по очереди на второе ложе, — приказала королева.
Она приподнялась на локте, улыбка у нее была почти добродушная.
— Я еще не решила, кто ляжет рядом со мной. Остальные будут лежать вокруг. А тот кто рядом — этого я еще не решила. — Давай ты первая, — предлагает она Гюрд.
Вздрогнув, Гюрд забирается на ложе. Одни расправляет над ней покрывало.
— Тебе удобно? — спрашивает королева.
— Да. — Гюрд кивает.
Ей разрешается встать.
— Теперь Одни!
Одни чуть не впадает в беспамятство. Хеминг подхватывает ее и шепчет на ухо, чтобы успокоить:
— Это всего лишь глупая игра!
Тогда Одни ложится. Она лежит не двигаясь. Королева кричит:
— Тебе удобно? Почему ты молчишь?
— Да, да, удобно! — заикаясь, отвечает Одни.
Она встает, у нее на губах мимолетная счастливая улыбка, все, один за другим, ложатся, пробуют ложе, которое, когда умрет королева, может оказаться для них последним.
Королева встает, эта игра явно взбодрила ее. Хаке помогает ей выйти из кургана.
Выбравшись на дневной свет, она интересуется, где помощница смерти будет убивать тех, кого королева возьмет с собой.
Арлетта выступает вперед. Волосы у нее, как обычно, неприбраны. Лицо Арлетты безобразно, но тело красиво — сильное, мускулистое, с покатыми плечами и стройной спиной, красивый изгиб который не может скрыть даже ее одежда.
— Здесь, — говорит она останавливаясь.
— Покажи, как это будет выглядеть, — требует королева.
Арлетта перебирает взглядом людей, не решаясь кого-нибудь подозвать к себе. Тогда королева с явным удовольствием называет Лодина. У него дрожат колени, он, колдун, должно быть, не слишком доверяет своему искусству, раз оказался не в силах сделать так, чтобы жребий, предназначенный ему, пал на другого. Лодин становится перед Арлеттой.
Она решительно хватает его за горло, откидывает ему назад голову и поднимает руку с воображаемым ножом.
— Вот так, — говорит Арлетта.
Королева благодарит ее.
Со страху Лодин обмочился.
Королева со своей свитой возвращается в усадьбу.
На каменном крыльце она оборачивается к нам и, прокашлявшись, громко благодарит всех, кто нынче сопровождал ее. Она говорит, что сердце ее еще далеко до последнего удара, но все-таки дней остается все меньше и меньше.
— Когда боги предупредят меня, что пора собираться в путь, я назову тех, кто ляжет со мною в курган.
И она с достоинством склоняет голову в знак благодарности, что ее выслушали.
Потом поворачивается и уходит.
Мы остаемся.
Кое-кто не сводит глаз с Хеминга.
Той же ночью Хеминг явился ко мне. Мы пошли к кургану и забрались внутрь. Он сказал, что только здесь мы можем чувствовать себя в безопасности. Моросил дождь, в кургане было сухо, пряно пахло землей, корнями и бревнами. Свежая щепа, оставшаяся после работы плотников, белела у наших ног.
— Ее надо убить, — сказал Хеминг. — Другого выхода нет. Нельзя ждать ее смерти, но сделать это надо так, чтобы все думали, что она умерла сама. Тогда мы похороним ее в кургане и дадим ей в провожатые двух рабов. А когда Хальвдан, ее сын, вернется из похода, мы скажем, что она сама так велела. Одно затруднение: она уже объявила, что с нею в курган должны лечь двенадцать человек. Поверят ли люди, что она перед смертью изменила свое решение?
И что, если убийство не удастся? Надо, чтобы все выглядело как заговор рабов, пусть вина падет на них. И мы их зарубим. Тогда возможно, хотя я в это и не верю, она согласиться взять с собой уже убитых рабов.
В одиночку этого не осуществить, мне нужны помощники. Но я не знаю, на кого можно положиться.
Мы вышли из кургана.
Занимался новый день.
Я сидел на берегу в ольшанике, на расстоянии двух полетов стрелы от меня был привязан корабль. К реке подошла женщина. Я знал ее, но раньше никогда не оставался с нею наедине. Это была крепкая, цветущая женщина с высокой грудью и добрым умным лицом — Гюрд — та, что выткала красивый и странный ковер, висевший на стене королевских покоев в Усеберге. В узор этого ковра вплетались повешенные. Гюрд принесла сюда котят, завязанных в узелок. Ей велели их утопить. Но я видел, что ей это не по душе.
Я предложил ей сесть, теперь мы были совсем рядом. Она дышала прерывисто, хотя шла небыстро. Развязав узелок, она показала мне пятерых котят, глаза у них уже открылись. Она сказала, что ей бы легче утопить их, если б они были слепые и еще ничего не понимали.
— Думаешь, они сейчас что-нибудь понимают? — спросил я.
— Кто знает? — Она подняла на меня глаза и улыбнулась — полушутливо, полусерьезно.
Мне захотелось погладить ее по щеке, но я понимал: все равно она так далеко от меня, что мне до нее не дотянуться.
Вода в речке поднималась, и я сказал об этом Гюрд.
— Как ты думаешь, вода когда-нибудь возвращается обратно? — спросил я.
Она засмеялась, но не ответила, взяв в руки котенка, она поцеловала его и прижала к щеке, слегка покачиваясь и чуть не плача.
— Почему я должна их убить? Может, ты? — Она вдруг воодушевилась, даже привстала. — Тогда я пока убегу, а потом вернусь… — Она смутилась и покраснела. — Если хочешь, мы можем побеседовать. Окажешь мне эту услугу?
— Боюсь, у меня не хватит смелости, — ответил я.
— Завяжи узелок веревкой, тогда они не выползут. И брось его в реку, ладно?
— Я слишком слаб для такого дела, — признался я.
— Хеминг тоже отказался.
Солнечный луч, пробившись через листву ольхи, упал ей на волосы, и они вспыхнули золотом. Она не была красивой. Но вся так и светилась сердечностью и добротой и умела держаться с большим достоинством, хотя и без малейшего высокомерия.
Мне вдруг стало грустно.
— Ты войдешь в число тех двенадцати? — спросил я.
Слова нечаянно сорвались у меня с языка, и я тут же горько пожалел о них; она медленно обернулась ко мне.
— Наверно…
К нам прибежала кошка. Она повсюду искала своих котят и наконец нашла их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53