Гюрд развязала узелок, кошка прыгнула на колени к женщине, которая должна была утопить ее детей, и расположилась кормить их. Котята стали сосать, я нагнулся к ним и коснулся волосами волос Гюрд.
— Как ты думаешь, речная вода возвращается обратно? — спросил я, чтобы что-то сказать.
— Да, — ответила она очень серьезно.
— Давай спрячем котят в сене? — предложил я.
Она сразу поняла мою мысль и засмеялась.
— Правильно. Они не прибегут на усадьбу, пока не вырастут, а тогда они разбредутся по амбарам, где полно мышей. Давай! Ты мне поможешь?
— Конечно, — ответил я.
Она завернула котят в узелок, взяла кошку на руки и впереди меня пошла через ольшаник, но не прямо к усадьбе, а делая большой крюк.
— Только бы Лодин нас не увидел, — сказала она.
Юбка доходила ей до середины голени и туго обтягивала бедра, походка у нее была легкая и красивая.
— А ведь она не такая уж и злая, — тихо сказала Гюрд, и я понял, что она давно носит это на сердце.
— Не злая?
— Да. Она разрешила мне ткать. Она сказала: ты должна использовать свое умение, не трать времени на то, что другие сделают не хуже тебя! Но тот ковер мне все-таки хотелось сделать совсем другим.
— Правда?
— Сперва я нарисовала его углем, и она меня похвалила. Только повесь на ветки несколько человек, сказала она. Я возразила, но она настаивала и сама пририсовала людей, висевших на деревьях. Мне пришлось признать, что они хорошо вплелись в узор. Но я по глупости сказала, что никогда в жизни не видела повешенных и потому вряд ли смогу хорошо их изобразить. Этому легко помочь, сказала она. Я вскрикнула, она засмеялась, но отговорить ее было уже невозможно. Да ведь его все равно повесят, сказала она. Наши люди как раз поймали в горах бродягу, который крал овец. Она заставила меня присутствовать при казне, меня вырвало, но ковер получился красивый…
Мне захотелось прикоснуться к ее платью — на ткани был изящный узор, и я понял, что она сама ткала ее. Но Гюрд держалась с таким достоинством, что я на это не осмелился.
Она первая скользнула на сеновал через отверстие в стене, там, внутри, мы соорудили для кошки и ее котят настоящий дом. Три полена прикрыли сверху сеном, оставив для входа отверстие. Котята начали сосать кошку. Нам следовало уходить.
Или не следовало?
— Скажи, — попросила она, обернувшись ко мне и приоткрыв рот так, что я увидел ее крупные белые зубы. — Скажи: Гюрд, ты не попадешь в их число.
Я сказал:
— Гюрд, ты не попадешь в их число.
Потом нагнулся и поцеловал ее — вернулись вспять и ушедшая тысяча лет, и речная вода, женщина в вечном странствии по жизни, мужчина, задержавшийся возле нее.
Мы долго так стояли.
Мы стоим так до сих пор.
Я пошел к королеве Усеберга и сказал, что хочу поговорить с нею с глазу на глаз.
— Я верю: твои похороны будут великолепными и люди надолго запомнят их, но задумывалась ли ты, что будет через много лет, когда грядущие поколения твоего рода тоже лягут в могилу?
Королева посмотрела на меня, в ее глазах мелькнуло любопытство, она кивнула на невысокий стул и предложила мне сесть. Руки ее покоились на коленях. Старая женщина почувствовала, что молодой человек пришел, чтобы оказать ей честь.
Однако я пришел не только ради того, чтобы оказать ей честь.
— Я думаю, — сказал я, — вернее, знаю, что, покуда твой род и твой бог господствует в Усеберге, ты и все, кого ты возьмешь с собой, будете спокойно лежать в земле. Но когда придет другой бог, у людей не будет причин бояться Одина и его власти, и они, движимые тою же жаждой богатства, что ты и твои современники, разграбят твой курган. Они украдут все, что найдут, даже кольца с твоих мертвых пальцев.
Она глядела мне в глаза, но не отвечала.
— И еще я думаю, — продолжал я, — вернее, знаю, что грядущие поколения разроют твой курган. Ученые мужи найдут на то благородные причины, а неученые будут только посмеиваться. Но ты все равно еще раз окажешься жертвой грабителей: они будут драться за право на твой курган. Человек, считающий, что курган стоит на земле, которая принадлежит ему, потребует за него денег и задержит работы, он будет требовать все больше и больше серебра и получит его. И тебя вынесут из кургана на свет не в твоей белой наготе, нет, дневной свет увидят твои почерневшие, высохшие кости. Ученые разложат их на полотне, чтобы обмерить и изучить, некоторых костей королевы Усеберга будет недоставать. Ученые начнут гадать, как тебя звали. Но кто знает, правильно ли они угадают твое имя?
И когда на одной простыне будешь лежать ты, а на другой — твоя рабыня, уже никто не поймет, кто из вас королева, а кто рабыня. Ты, всемогущая, окажешься лишь камешком в мозаике, кости твои и будут этими самыми камешками. И некоторых будет недоставать. Ученый муж возьмет твой череп — вернее, то, что от него останется, — постучит по нему и улыбнется: интересно, была ли она умна? А его помощник угодливо засмеется, чтобы польстить ученому мужу, но мысли его будут витать далеко, мысленно он будет с другой женщиной, потемневшие кости которой в свое время тоже будут лежать в земле, подобно твоим.
Ты — всемогущая королева. И рядом — твоя рабыня. Кто же из них королева? — станут гадать ученые мужи, вглядываясь в твои пустые глазницы. Да, кто же из них королева, а кто рабыня? А больше от тебя не останется ничего.
Но корабль твой не умрет. Он поплывет перед глазами новых людей по всей своей дерзкой и дикой красе, точно лебедь в синем море. И когда твой безобразный прах снова зароют в землю, корабль останется с людьми. И каждый, кто увидит его, скажет: человек бессмертен.
А она была тленна.
Тут королева улыбнулась мне, сделавшись почти красивой.
— Правильно, так все и должно кончиться, — сказала она и прибавила: — Но я не стану менять свое решение.
Я поклонился королеве Усеберга и покинул ее.
Я предложил Хемингу пойти со мной в Фоссан, где мне были знакомы каждый камень и каждая тропинка. Мы вышли рано утром. Осень уже тронула горы и светлое небо. Длинноногий и поджарый Хеминг шел легко, у нас было чувство, что мы оставили за спиной смерть. Мы слышали мычание коров на выгоне и видели жирных овец. Старая лошадь, жуя траву, невозмутимо и важно поглядела на нас. По едва заметной тропе мы прошли через болото. Приятно идти с человеком, который тебе под стать, идти молча, в ногу, вместе перепрыгивая через ямы с водой. Мы видели и слышали одно и то же. Я уже хорошо знал Усеберг и его обитателей — если случится, что Хемингу придется бежать и понадобится тайное прибежище в дальних усадьбах, этот путь уведет его отсюда.
Днем мы пришли в Клупп. Нас приветливо встретили молодые брат и сестра, которые вели там небольшую торговлю. Их звали Хельга и Карл. В очаге под пеплом тлели угли, и Хельга быстро развела огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Как ты думаешь, речная вода возвращается обратно? — спросил я, чтобы что-то сказать.
— Да, — ответила она очень серьезно.
— Давай спрячем котят в сене? — предложил я.
Она сразу поняла мою мысль и засмеялась.
— Правильно. Они не прибегут на усадьбу, пока не вырастут, а тогда они разбредутся по амбарам, где полно мышей. Давай! Ты мне поможешь?
— Конечно, — ответил я.
Она завернула котят в узелок, взяла кошку на руки и впереди меня пошла через ольшаник, но не прямо к усадьбе, а делая большой крюк.
— Только бы Лодин нас не увидел, — сказала она.
Юбка доходила ей до середины голени и туго обтягивала бедра, походка у нее была легкая и красивая.
— А ведь она не такая уж и злая, — тихо сказала Гюрд, и я понял, что она давно носит это на сердце.
— Не злая?
— Да. Она разрешила мне ткать. Она сказала: ты должна использовать свое умение, не трать времени на то, что другие сделают не хуже тебя! Но тот ковер мне все-таки хотелось сделать совсем другим.
— Правда?
— Сперва я нарисовала его углем, и она меня похвалила. Только повесь на ветки несколько человек, сказала она. Я возразила, но она настаивала и сама пририсовала людей, висевших на деревьях. Мне пришлось признать, что они хорошо вплелись в узор. Но я по глупости сказала, что никогда в жизни не видела повешенных и потому вряд ли смогу хорошо их изобразить. Этому легко помочь, сказала она. Я вскрикнула, она засмеялась, но отговорить ее было уже невозможно. Да ведь его все равно повесят, сказала она. Наши люди как раз поймали в горах бродягу, который крал овец. Она заставила меня присутствовать при казне, меня вырвало, но ковер получился красивый…
Мне захотелось прикоснуться к ее платью — на ткани был изящный узор, и я понял, что она сама ткала ее. Но Гюрд держалась с таким достоинством, что я на это не осмелился.
Она первая скользнула на сеновал через отверстие в стене, там, внутри, мы соорудили для кошки и ее котят настоящий дом. Три полена прикрыли сверху сеном, оставив для входа отверстие. Котята начали сосать кошку. Нам следовало уходить.
Или не следовало?
— Скажи, — попросила она, обернувшись ко мне и приоткрыв рот так, что я увидел ее крупные белые зубы. — Скажи: Гюрд, ты не попадешь в их число.
Я сказал:
— Гюрд, ты не попадешь в их число.
Потом нагнулся и поцеловал ее — вернулись вспять и ушедшая тысяча лет, и речная вода, женщина в вечном странствии по жизни, мужчина, задержавшийся возле нее.
Мы долго так стояли.
Мы стоим так до сих пор.
Я пошел к королеве Усеберга и сказал, что хочу поговорить с нею с глазу на глаз.
— Я верю: твои похороны будут великолепными и люди надолго запомнят их, но задумывалась ли ты, что будет через много лет, когда грядущие поколения твоего рода тоже лягут в могилу?
Королева посмотрела на меня, в ее глазах мелькнуло любопытство, она кивнула на невысокий стул и предложила мне сесть. Руки ее покоились на коленях. Старая женщина почувствовала, что молодой человек пришел, чтобы оказать ей честь.
Однако я пришел не только ради того, чтобы оказать ей честь.
— Я думаю, — сказал я, — вернее, знаю, что, покуда твой род и твой бог господствует в Усеберге, ты и все, кого ты возьмешь с собой, будете спокойно лежать в земле. Но когда придет другой бог, у людей не будет причин бояться Одина и его власти, и они, движимые тою же жаждой богатства, что ты и твои современники, разграбят твой курган. Они украдут все, что найдут, даже кольца с твоих мертвых пальцев.
Она глядела мне в глаза, но не отвечала.
— И еще я думаю, — продолжал я, — вернее, знаю, что грядущие поколения разроют твой курган. Ученые мужи найдут на то благородные причины, а неученые будут только посмеиваться. Но ты все равно еще раз окажешься жертвой грабителей: они будут драться за право на твой курган. Человек, считающий, что курган стоит на земле, которая принадлежит ему, потребует за него денег и задержит работы, он будет требовать все больше и больше серебра и получит его. И тебя вынесут из кургана на свет не в твоей белой наготе, нет, дневной свет увидят твои почерневшие, высохшие кости. Ученые разложат их на полотне, чтобы обмерить и изучить, некоторых костей королевы Усеберга будет недоставать. Ученые начнут гадать, как тебя звали. Но кто знает, правильно ли они угадают твое имя?
И когда на одной простыне будешь лежать ты, а на другой — твоя рабыня, уже никто не поймет, кто из вас королева, а кто рабыня. Ты, всемогущая, окажешься лишь камешком в мозаике, кости твои и будут этими самыми камешками. И некоторых будет недоставать. Ученый муж возьмет твой череп — вернее, то, что от него останется, — постучит по нему и улыбнется: интересно, была ли она умна? А его помощник угодливо засмеется, чтобы польстить ученому мужу, но мысли его будут витать далеко, мысленно он будет с другой женщиной, потемневшие кости которой в свое время тоже будут лежать в земле, подобно твоим.
Ты — всемогущая королева. И рядом — твоя рабыня. Кто же из них королева? — станут гадать ученые мужи, вглядываясь в твои пустые глазницы. Да, кто же из них королева, а кто рабыня? А больше от тебя не останется ничего.
Но корабль твой не умрет. Он поплывет перед глазами новых людей по всей своей дерзкой и дикой красе, точно лебедь в синем море. И когда твой безобразный прах снова зароют в землю, корабль останется с людьми. И каждый, кто увидит его, скажет: человек бессмертен.
А она была тленна.
Тут королева улыбнулась мне, сделавшись почти красивой.
— Правильно, так все и должно кончиться, — сказала она и прибавила: — Но я не стану менять свое решение.
Я поклонился королеве Усеберга и покинул ее.
Я предложил Хемингу пойти со мной в Фоссан, где мне были знакомы каждый камень и каждая тропинка. Мы вышли рано утром. Осень уже тронула горы и светлое небо. Длинноногий и поджарый Хеминг шел легко, у нас было чувство, что мы оставили за спиной смерть. Мы слышали мычание коров на выгоне и видели жирных овец. Старая лошадь, жуя траву, невозмутимо и важно поглядела на нас. По едва заметной тропе мы прошли через болото. Приятно идти с человеком, который тебе под стать, идти молча, в ногу, вместе перепрыгивая через ямы с водой. Мы видели и слышали одно и то же. Я уже хорошо знал Усеберг и его обитателей — если случится, что Хемингу придется бежать и понадобится тайное прибежище в дальних усадьбах, этот путь уведет его отсюда.
Днем мы пришли в Клупп. Нас приветливо встретили молодые брат и сестра, которые вели там небольшую торговлю. Их звали Хельга и Карл. В очаге под пеплом тлели угли, и Хельга быстро развела огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53