Потому королева и не разрешает сейчас стричь и подпиливать себе ногти. Она поджимает под себя ноги, когда к ней приходит рабыня с ножницами и пилочкой, прячет руки и смеется, как непослушный ребенок. Рабыня не трогается с места, тогда королева гневно кричит, шарит, но не находит палку, рабыня убегает, королева зовет телохранителей, и тут же один из них появляется у нее за спиной.
Вскоре слышатся крики рабыни, она уже получила свое.
Нет, больше никто не будет стричь королеве ногти, пока она жива. Хеминг размышляет над этим, он знает многочисленные законы Одина,
хотя и не испытывает к ним никакого почтения, и я подозреваю, что, когда ему нужно, он сам придумывает новые. Решение, к которому он пришел, просто и разумно. Он говорит:
— Не будем стричь ей ногти, пока не настанет время класть ее в курган.
Я с удивлением гляжу на него.
— А тогда, — говорит он, преодолевая отвращение, — я сам это сделаю и после ее погребения пойду в баню.
Я уже говорил, что в Усеберг пришел человек из Борре. Никто не знает, кто посылал за ним. Должно быть, сама королева, но когда и кого — это нам неизвестно. У него такой вид, словно он одноглазый. Но порой он ненадолго открывает и второй глаз и, наверное, успевает что-нибудь им увидеть.
Обитателям Усеберга известны все местные обычаи. Они известны также и телохранителям. И поэтому все пребывают в относительном покое — или беспокойстве — и все катится по привычной колее и подчиняется привычным законам. Но этот человек здесь чужой. Он не знает местных обычаев. Он пришел издалека. И может оказаться опасным для всех.
Королева радостно улыбается, когда ей утром приносят еду. Она ест больше, чем обычно, и зовет наказанную рабыню: пусть придет к ней с пилочкой и ножницами и подстрижет ей ногти.
Рабыня приходит. Королева заливается смехом и прогоняет рабыню прочь. Хеминг слишком умен, чтобы попытаться завести дружбу с человеком из
Борре. Но он и не относится к нему враждебно. Он в последний раз проводит резцом по повозке королевы. Его внимание сосредоточено лишь на одном: охранять жизнь королевы, пока она жива, и способствовать ее славе, когда она в недалеком будущем ляжет в курган.
Он встречается с Лодином.
К ним тут же присоединяется Хаке.
Я стою у них за спиной, они разговаривают шепотом.
Гюрд рассказала, что, когда Хеминг спал, человек из Борре подошел к повозке и удостоверился, что она уже готова. Зачем же Хеминг часто стоит, склонившись над ней, и делает вид, будто продолжает работу? Одни сказала:
— Этот человек спросил у меня, кто отрезал Лодину мочку уха. Он хотел знать, кто в Усеберге осмелился на такое дело.
Лодин шипит сквозь изуродованные губы.
Но все-таки эти трое держатся вместе. Утром человека из Борре находят мертвым.
Если на нем и была рана от ножа, никто ее не заметил — гостя нашли в загородке для жеребца. Жеребец не выносит людей, особенно чужих. Человек из Борре по ошибке зашел к нему в стойло. Он не знал этого жеребца. Не подозревал, что тот такой злобный, или в полумраке принял его за кобылу, жеребец затоптал гостя. Ведь он мог обезуметь от запаха крови.
Покойника с трудом вытащили из стойла.
Об этом сообщают королеве.
Но кто знает, что у нее на уме?
До полнолуния осталось шесть дней, скоро осенние жертвоприношения. Сегодня королева осматривает белье и платье, в которых ей хочется лежать в кургане. Женщины все разложили перед ней: три верхние юбки и две нижние, самая нижняя — полотняная. Лиф из чужеземной ткани, легко скользящей между пальцами, платок, чтобы накинуть на плечи, и телогрея, цвет которой показался королеве слишком мрачным, и потому ее заменяют другой, более светлой. Гюрд сказала, что королеве следует надеть на телогрею еще и меховую накидку, а то она может замерзнуть. Королева рассердилась и закричала, что после смерти к ней вернется не только молодость, но и ее горячая кровь. Она даже подумывает, не надеть ли ей что-нибудь полегче, однако все-таки выбирает теплую одежду и, поддавшись на уговоры Одни, разрешает, чтобы ей в сундук положили камень-грелку, сундук вместе с жаровней для углей будет стоять на корабле рядом с ложем королевы.
Устав от своего занятия, королева легла спать. Она спала долго и, проснувшись, пожаловалась на головную боль. Ей дали питье, от которого она захмелела и весь вечер пела непристойные песни. Пока королева спала, рабыни украдкой примеряли ее платье и белье.
До полнолуния осталось четыре дня, скоро осенние жертвоприношения. Сегодня рабы накидали на курган еще земли — пусть будет потяжелее, чтобы покойники не смогли из него выбраться. Во время работы один из рабов сломал ручку лопаты. Он решил отнять лопату у более слабого раба, завязалась драка. Прибежал Лодин, руководящий всеми работами в усадьбе, и сильными тумаками разнял дерущихся. Одному из рабов выбили зуб, теперь он молча кидал землю на курган.
Вечером я нашел этот зуб, он был здоровый, по краям чуть синеватый, на нем еще виднелась кровь. Я бросил зуб в пустой курган и слышал, как он упал там на землю. Но я туда не вошел.
До полнолуния осталось четыре дня, скоро осенние жертвоприношения. Эйнриде, резчик по дереву из Уппсалы, старый и мудрый, хочет поговорить с Хемингом, но Хеминг пытается избежать этого разговора. Не знаю почему.
До полнолуния осталось три дня, скоро осенние жертвоприношения.
Быки, стоя, пережевывали свою жвачку, я пересчитал их — дюжина, бока у них лоснились, они были белые с рыжими пятнами. Я знал, что этих быков зарежут и положат в курган вместе с королевой. Один из быков поднял голову и протяжно замычал на луну, которая висела над белым туманом, затянувшем болота вокруг Усеберга. Бык за быком поднимали головы и протяжно мычали, над рекой плыл туман, казалось, будто мертвые и одинокие головы быков, отделившись от туловищ, плывут на белом воздушном одеяле.
Когда быки перестали мычать, до меня донесся голос реки, спешившей к морю.
До полнолуния осталось три дня, скоро осенние жертвоприношения.
Арлетта точит нож.
Арлетта некрасива, но, когда она, стоя на коленях у ручья, быстрыми и точными движениями водит оселком по лезвию ножа, в ее безразличном лице появляется что-то мягкое и теплое. Она не любит причесывать волосы. Другие женщины в Усеберге стараются причесаться как можно красивее. Они тщательно моют волосы и накручивают их на раскаленные железные прутики. Арлетта этим не занимается. Похоже, она вообще не моется. Я ни разу не видел ее голой, потому что она не ходит в баню. Но мне кажется, она способна плакать. Хеминг считает, что способна.
Арлетта, помощница смерти в Усеберге, точит свой нож.
Я подхожу к ней и прошу разрешения потрогать лезвие.
Она протягивает мне нож.
— Кто ты? — спрашивает она.
Я возвращаю ей нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Вскоре слышатся крики рабыни, она уже получила свое.
Нет, больше никто не будет стричь королеве ногти, пока она жива. Хеминг размышляет над этим, он знает многочисленные законы Одина,
хотя и не испытывает к ним никакого почтения, и я подозреваю, что, когда ему нужно, он сам придумывает новые. Решение, к которому он пришел, просто и разумно. Он говорит:
— Не будем стричь ей ногти, пока не настанет время класть ее в курган.
Я с удивлением гляжу на него.
— А тогда, — говорит он, преодолевая отвращение, — я сам это сделаю и после ее погребения пойду в баню.
Я уже говорил, что в Усеберг пришел человек из Борре. Никто не знает, кто посылал за ним. Должно быть, сама королева, но когда и кого — это нам неизвестно. У него такой вид, словно он одноглазый. Но порой он ненадолго открывает и второй глаз и, наверное, успевает что-нибудь им увидеть.
Обитателям Усеберга известны все местные обычаи. Они известны также и телохранителям. И поэтому все пребывают в относительном покое — или беспокойстве — и все катится по привычной колее и подчиняется привычным законам. Но этот человек здесь чужой. Он не знает местных обычаев. Он пришел издалека. И может оказаться опасным для всех.
Королева радостно улыбается, когда ей утром приносят еду. Она ест больше, чем обычно, и зовет наказанную рабыню: пусть придет к ней с пилочкой и ножницами и подстрижет ей ногти.
Рабыня приходит. Королева заливается смехом и прогоняет рабыню прочь. Хеминг слишком умен, чтобы попытаться завести дружбу с человеком из
Борре. Но он и не относится к нему враждебно. Он в последний раз проводит резцом по повозке королевы. Его внимание сосредоточено лишь на одном: охранять жизнь королевы, пока она жива, и способствовать ее славе, когда она в недалеком будущем ляжет в курган.
Он встречается с Лодином.
К ним тут же присоединяется Хаке.
Я стою у них за спиной, они разговаривают шепотом.
Гюрд рассказала, что, когда Хеминг спал, человек из Борре подошел к повозке и удостоверился, что она уже готова. Зачем же Хеминг часто стоит, склонившись над ней, и делает вид, будто продолжает работу? Одни сказала:
— Этот человек спросил у меня, кто отрезал Лодину мочку уха. Он хотел знать, кто в Усеберге осмелился на такое дело.
Лодин шипит сквозь изуродованные губы.
Но все-таки эти трое держатся вместе. Утром человека из Борре находят мертвым.
Если на нем и была рана от ножа, никто ее не заметил — гостя нашли в загородке для жеребца. Жеребец не выносит людей, особенно чужих. Человек из Борре по ошибке зашел к нему в стойло. Он не знал этого жеребца. Не подозревал, что тот такой злобный, или в полумраке принял его за кобылу, жеребец затоптал гостя. Ведь он мог обезуметь от запаха крови.
Покойника с трудом вытащили из стойла.
Об этом сообщают королеве.
Но кто знает, что у нее на уме?
До полнолуния осталось шесть дней, скоро осенние жертвоприношения. Сегодня королева осматривает белье и платье, в которых ей хочется лежать в кургане. Женщины все разложили перед ней: три верхние юбки и две нижние, самая нижняя — полотняная. Лиф из чужеземной ткани, легко скользящей между пальцами, платок, чтобы накинуть на плечи, и телогрея, цвет которой показался королеве слишком мрачным, и потому ее заменяют другой, более светлой. Гюрд сказала, что королеве следует надеть на телогрею еще и меховую накидку, а то она может замерзнуть. Королева рассердилась и закричала, что после смерти к ней вернется не только молодость, но и ее горячая кровь. Она даже подумывает, не надеть ли ей что-нибудь полегче, однако все-таки выбирает теплую одежду и, поддавшись на уговоры Одни, разрешает, чтобы ей в сундук положили камень-грелку, сундук вместе с жаровней для углей будет стоять на корабле рядом с ложем королевы.
Устав от своего занятия, королева легла спать. Она спала долго и, проснувшись, пожаловалась на головную боль. Ей дали питье, от которого она захмелела и весь вечер пела непристойные песни. Пока королева спала, рабыни украдкой примеряли ее платье и белье.
До полнолуния осталось четыре дня, скоро осенние жертвоприношения. Сегодня рабы накидали на курган еще земли — пусть будет потяжелее, чтобы покойники не смогли из него выбраться. Во время работы один из рабов сломал ручку лопаты. Он решил отнять лопату у более слабого раба, завязалась драка. Прибежал Лодин, руководящий всеми работами в усадьбе, и сильными тумаками разнял дерущихся. Одному из рабов выбили зуб, теперь он молча кидал землю на курган.
Вечером я нашел этот зуб, он был здоровый, по краям чуть синеватый, на нем еще виднелась кровь. Я бросил зуб в пустой курган и слышал, как он упал там на землю. Но я туда не вошел.
До полнолуния осталось четыре дня, скоро осенние жертвоприношения. Эйнриде, резчик по дереву из Уппсалы, старый и мудрый, хочет поговорить с Хемингом, но Хеминг пытается избежать этого разговора. Не знаю почему.
До полнолуния осталось три дня, скоро осенние жертвоприношения.
Быки, стоя, пережевывали свою жвачку, я пересчитал их — дюжина, бока у них лоснились, они были белые с рыжими пятнами. Я знал, что этих быков зарежут и положат в курган вместе с королевой. Один из быков поднял голову и протяжно замычал на луну, которая висела над белым туманом, затянувшем болота вокруг Усеберга. Бык за быком поднимали головы и протяжно мычали, над рекой плыл туман, казалось, будто мертвые и одинокие головы быков, отделившись от туловищ, плывут на белом воздушном одеяле.
Когда быки перестали мычать, до меня донесся голос реки, спешившей к морю.
До полнолуния осталось три дня, скоро осенние жертвоприношения.
Арлетта точит нож.
Арлетта некрасива, но, когда она, стоя на коленях у ручья, быстрыми и точными движениями водит оселком по лезвию ножа, в ее безразличном лице появляется что-то мягкое и теплое. Она не любит причесывать волосы. Другие женщины в Усеберге стараются причесаться как можно красивее. Они тщательно моют волосы и накручивают их на раскаленные железные прутики. Арлетта этим не занимается. Похоже, она вообще не моется. Я ни разу не видел ее голой, потому что она не ходит в баню. Но мне кажется, она способна плакать. Хеминг считает, что способна.
Арлетта, помощница смерти в Усеберге, точит свой нож.
Я подхожу к ней и прошу разрешения потрогать лезвие.
Она протягивает мне нож.
— Кто ты? — спрашивает она.
Я возвращаю ей нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53