Какая досадная помеха так хорошо задуманному плану…
В молчании прошло несколько минут. Наконец Али-Магомет, крякнув, нарушил тишину:
– И ты, гм, гм, говоришь, что она заболела от волнения?
Вчера она была здорова, как серна в горах. Зачем же ты так напугал свою дочь, Панайот Зуриди? Ты же вчера мог слышать, как умело я вел с ней беседу? Брал бы пример!.. Меня никогда не боялись женщины. Очевидно, ее взволновала оказанная ей честь…
– И твое величие, блеск твоего оружия и имени, сардар! – поспешил добавить староста.
– Да, возможно, возможно! – согласился Али-Магомет. – Так когда же она, по-твоему, может поправиться? Я страдаю от любви к ней! – добавил он как бы в задумчивости.
– Бакалум, сардар! – на турецкий лад отвечал староста.
– Керим Аллах! Но, послушай, старик: может быть, она не понимает, что ее ждет высокая судьба? Может, она сомневается, что я возьму ее в жены, и боится остаться простой рабыней, наложницей? Скажи, она верит в свой счастливый жребий?
– Она… еще боится верить в него, сардар.
– Успокой ее. Твою дочь ждет почетной ложе, и судьба ее поистине будет высокой, слышишь? Зою ждет богатство, скажи ей.
А лечить ее я пришлю знаменитого эмира, знахаря из санджака Чаталджи. Он будет у тебя не позднее завтрашнего дня. Когда он вылечит ее, я озолочу его. Ступай, успокой и обрадуй мою будущую супругу.
***
Поп Иоанн нахмурился, узнав, что Али-Магомет обещал прислать лекаря-эмира.
– Он чует обман и хочет проверить, серьезна ли болезнь.
Натрите Зое лицо лимонным соком, держите лук у ее глаз, чтобы они распухли. Если не сумеете обмануть знахаря – все пропало, и Зое останется только наложить на себя руки.
Родители выполнили этот совет, и, когда щуплый старый турок в огромной чалме и широком халате прибыл во двор, приготовления были закончены. Знахарь слез с ишака и с важностью направился прямо в светелку девушки.
В светелке резко пахло камфарой и ладаном, теплилась свечка перед иконой и в углу дремал греческий поп в рясе. Эмира так и передернуло от негодования и отвращения.
Очень недовольный присутствием «муллы неверных», знахарь сперва потребовал, чтобы мать показала на себе, в какой части тела гнездится болезнь страдалицы. Анастасия подняла палец к собственному лбу, показывая, что пристанище болезни – голова дочери.
Знахарь понимающе кивнул и подошел к ложу больной. Он гадливо коснулся холодной руки, лежавшей поверх одеяла, и мельком глянул на болезненной желтое лицо с закрытыми опухшими глазами.
– Какого уроды выбрал себе глупый забит! – подумал знахарь. – Поистине мужская страсть слепа и неразборчива!
Двумя пальцами правой руки знахарь притронулся ко лбу больной, прошептал заклинание и стал медленно водить пальцами от переносицы к вискам. Закончив этим таинство врачевания, лекарь небрежно опустил в бездонный карман золотую монету, врученную ему Панайотом, и проследовал во двор.
– Как ты думаешь, есть ли надежда? – по-турецки спросил его Панайот.
– Бакалум! – пожал плечами знахарь, сел на своего ишака и отправился прямо к Али-Магомету.
…Старик писец Сулейман из приемной забита слышал весь доклад лекаря-эмира. Писец давно знал Панайота, благоволил к нему, и, когда тот появился под окнами канцелярии, турок поманил его к себе.
– Ах, ах, какое горе посетило твой дом, Панайот Зуриди!
Эмир только что сказал забиту, что твоя дочь Зоя обязательно умрет, хотя он сделал все для ее выздоровления.
– Да, добрый человек, эмир и мне открыл, что нет никакой надежды! – вздохнул староста. – Он говорит, что дочь моя не доживет и до конца недели.
– Иншаллах! – согласился добрый турок, – что же поделаешь, Панайот, как говорится:
«буюн бана иссе, ярын сана дыр!» Явившись с этими вестями домой, Панайот даже подивился, как они обрадовали попа Иоанна.
На следующее утро весь поселок услыхал о кончине дочери старосты, прекрасной Зои. Многих опечалила весть о безвременной смерти юной красавицы. Когда слух дошел до канцелярии забита, Али-Магомет с досады закрыл присутствие и велел подать себе коня, чтобы уехать домой. Он не пожелал видеть печальную процессию, которая должна была проследовать под окнами канцелярии: греки хоронили своих покойников обязательно в самый день смерти; к вечеру их несли отпевать в часовню, а земле предавали в темноте ночи.
Телохранитель, поддерживающий стремя, осторожно ввел в него носок мягкого сафьянового сапожка, а затем пособил Али-Магомету поднять в седло грузное тело.
Хмурясь и не глядя по сторонам, покачивался в мягком покойном седле Али-Магомет, сопровождаемый на почтительном расстоянии двумя конными слугами. Вдруг один из них пришпорил коня – и догнал своего господина. Тот сердито взглянул на дерзкого, осмелившегося нарушить раздумье властелина. Слуга же указал рукоятью плети на море. К причалу приближалась шлюпка с тремя иностранными матросами-гребцами. Али-Магомет разглядел название корабля «Валетта», обозначенное на носу шлюпки, и чело его прояснилось. Он заметил, что на корме примостилась маленькая фигурка, с ног до головы укутанная в белую одежду, похожую на арабский бурнус.
– Скачи на пристань, – приказал Али-Магомет слуге. – Пусть все, кто прибыл на шлюпке, направляются прямо ко мне в канцелярию. Никого к ним не допускать, кроме моего личного писца и… Метью Глена. Сказать, что сам я прибуду позднее. Поспеши!
Сопровождаемый вторым слугою, Али-Магомет свернул с тропы на проезжую дорогу и галопом поскакал в сторону Стамбула.
Вскоре он придержал разгоряченного коня, отдал поводья слуге и вошел в кофейню села Бакырей. Каведжи Ахмет быстро провел гостя в особую потайную комнату. Здесь, в нетерпеливом ожидании, прохаживался человек в дорожной одежде – доверенное лицо Али-Магомета, снискавшее за сравнительно недолгое знакомство, всего за несколько месяцев, полное расположение сардара. Это был тот самый гяур, которому Али-Магомет доверил свое деликатное поручение – подыскать подарок, достойный капудана-паши. Он же обратил внимание сардара на злополучную дочь стефанского старосты.
– Селям алейкюм, эффенди! – радостно приветствовал этот человек Али-Магомета. – Рад сообщить тебе, друг, что просьбу твою выполнил! Привез такой цветок, что твой высокий покровитель будет доволен! Чудесный цветок, итальянский…
Изумительная девушка, клянусь нашей дружбой! Я отправил ее к тебе на шлюпке, видел? Хороша?
Турок не выразил ничем своего удовольствия. Ему претила суетливость и фамильярность европейца. Он молча кивнул, показывая, что принял к сведению сообщение своего поставщика.
– Я вижу, Али-Магомет, – заговорил тот другим тоном, – что ты не особенно рад моим стараниям? Значит, у тебя пошло на лад с дочкой стефанского старосты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
В молчании прошло несколько минут. Наконец Али-Магомет, крякнув, нарушил тишину:
– И ты, гм, гм, говоришь, что она заболела от волнения?
Вчера она была здорова, как серна в горах. Зачем же ты так напугал свою дочь, Панайот Зуриди? Ты же вчера мог слышать, как умело я вел с ней беседу? Брал бы пример!.. Меня никогда не боялись женщины. Очевидно, ее взволновала оказанная ей честь…
– И твое величие, блеск твоего оружия и имени, сардар! – поспешил добавить староста.
– Да, возможно, возможно! – согласился Али-Магомет. – Так когда же она, по-твоему, может поправиться? Я страдаю от любви к ней! – добавил он как бы в задумчивости.
– Бакалум, сардар! – на турецкий лад отвечал староста.
– Керим Аллах! Но, послушай, старик: может быть, она не понимает, что ее ждет высокая судьба? Может, она сомневается, что я возьму ее в жены, и боится остаться простой рабыней, наложницей? Скажи, она верит в свой счастливый жребий?
– Она… еще боится верить в него, сардар.
– Успокой ее. Твою дочь ждет почетной ложе, и судьба ее поистине будет высокой, слышишь? Зою ждет богатство, скажи ей.
А лечить ее я пришлю знаменитого эмира, знахаря из санджака Чаталджи. Он будет у тебя не позднее завтрашнего дня. Когда он вылечит ее, я озолочу его. Ступай, успокой и обрадуй мою будущую супругу.
***
Поп Иоанн нахмурился, узнав, что Али-Магомет обещал прислать лекаря-эмира.
– Он чует обман и хочет проверить, серьезна ли болезнь.
Натрите Зое лицо лимонным соком, держите лук у ее глаз, чтобы они распухли. Если не сумеете обмануть знахаря – все пропало, и Зое останется только наложить на себя руки.
Родители выполнили этот совет, и, когда щуплый старый турок в огромной чалме и широком халате прибыл во двор, приготовления были закончены. Знахарь слез с ишака и с важностью направился прямо в светелку девушки.
В светелке резко пахло камфарой и ладаном, теплилась свечка перед иконой и в углу дремал греческий поп в рясе. Эмира так и передернуло от негодования и отвращения.
Очень недовольный присутствием «муллы неверных», знахарь сперва потребовал, чтобы мать показала на себе, в какой части тела гнездится болезнь страдалицы. Анастасия подняла палец к собственному лбу, показывая, что пристанище болезни – голова дочери.
Знахарь понимающе кивнул и подошел к ложу больной. Он гадливо коснулся холодной руки, лежавшей поверх одеяла, и мельком глянул на болезненной желтое лицо с закрытыми опухшими глазами.
– Какого уроды выбрал себе глупый забит! – подумал знахарь. – Поистине мужская страсть слепа и неразборчива!
Двумя пальцами правой руки знахарь притронулся ко лбу больной, прошептал заклинание и стал медленно водить пальцами от переносицы к вискам. Закончив этим таинство врачевания, лекарь небрежно опустил в бездонный карман золотую монету, врученную ему Панайотом, и проследовал во двор.
– Как ты думаешь, есть ли надежда? – по-турецки спросил его Панайот.
– Бакалум! – пожал плечами знахарь, сел на своего ишака и отправился прямо к Али-Магомету.
…Старик писец Сулейман из приемной забита слышал весь доклад лекаря-эмира. Писец давно знал Панайота, благоволил к нему, и, когда тот появился под окнами канцелярии, турок поманил его к себе.
– Ах, ах, какое горе посетило твой дом, Панайот Зуриди!
Эмир только что сказал забиту, что твоя дочь Зоя обязательно умрет, хотя он сделал все для ее выздоровления.
– Да, добрый человек, эмир и мне открыл, что нет никакой надежды! – вздохнул староста. – Он говорит, что дочь моя не доживет и до конца недели.
– Иншаллах! – согласился добрый турок, – что же поделаешь, Панайот, как говорится:
«буюн бана иссе, ярын сана дыр!» Явившись с этими вестями домой, Панайот даже подивился, как они обрадовали попа Иоанна.
На следующее утро весь поселок услыхал о кончине дочери старосты, прекрасной Зои. Многих опечалила весть о безвременной смерти юной красавицы. Когда слух дошел до канцелярии забита, Али-Магомет с досады закрыл присутствие и велел подать себе коня, чтобы уехать домой. Он не пожелал видеть печальную процессию, которая должна была проследовать под окнами канцелярии: греки хоронили своих покойников обязательно в самый день смерти; к вечеру их несли отпевать в часовню, а земле предавали в темноте ночи.
Телохранитель, поддерживающий стремя, осторожно ввел в него носок мягкого сафьянового сапожка, а затем пособил Али-Магомету поднять в седло грузное тело.
Хмурясь и не глядя по сторонам, покачивался в мягком покойном седле Али-Магомет, сопровождаемый на почтительном расстоянии двумя конными слугами. Вдруг один из них пришпорил коня – и догнал своего господина. Тот сердито взглянул на дерзкого, осмелившегося нарушить раздумье властелина. Слуга же указал рукоятью плети на море. К причалу приближалась шлюпка с тремя иностранными матросами-гребцами. Али-Магомет разглядел название корабля «Валетта», обозначенное на носу шлюпки, и чело его прояснилось. Он заметил, что на корме примостилась маленькая фигурка, с ног до головы укутанная в белую одежду, похожую на арабский бурнус.
– Скачи на пристань, – приказал Али-Магомет слуге. – Пусть все, кто прибыл на шлюпке, направляются прямо ко мне в канцелярию. Никого к ним не допускать, кроме моего личного писца и… Метью Глена. Сказать, что сам я прибуду позднее. Поспеши!
Сопровождаемый вторым слугою, Али-Магомет свернул с тропы на проезжую дорогу и галопом поскакал в сторону Стамбула.
Вскоре он придержал разгоряченного коня, отдал поводья слуге и вошел в кофейню села Бакырей. Каведжи Ахмет быстро провел гостя в особую потайную комнату. Здесь, в нетерпеливом ожидании, прохаживался человек в дорожной одежде – доверенное лицо Али-Магомета, снискавшее за сравнительно недолгое знакомство, всего за несколько месяцев, полное расположение сардара. Это был тот самый гяур, которому Али-Магомет доверил свое деликатное поручение – подыскать подарок, достойный капудана-паши. Он же обратил внимание сардара на злополучную дочь стефанского старосты.
– Селям алейкюм, эффенди! – радостно приветствовал этот человек Али-Магомета. – Рад сообщить тебе, друг, что просьбу твою выполнил! Привез такой цветок, что твой высокий покровитель будет доволен! Чудесный цветок, итальянский…
Изумительная девушка, клянусь нашей дружбой! Я отправил ее к тебе на шлюпке, видел? Хороша?
Турок не выразил ничем своего удовольствия. Ему претила суетливость и фамильярность европейца. Он молча кивнул, показывая, что принял к сведению сообщение своего поставщика.
– Я вижу, Али-Магомет, – заговорил тот другим тоном, – что ты не особенно рад моим стараниям? Значит, у тебя пошло на лад с дочкой стефанского старосты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62