Я задумался: концы с концами все же не сходились. Заглянув в записную книжку, уточнил: Паула в последний раз заплатила за квартиру шестого июля, Флоренс Эддерлинг зашла к ней в комнату пятнадцатого, а Джорджия Прайс въехала восемнадцатого июля. Получалось, что, выехав из квартиры, Паула выжидала как минимум пять дней, прежде чем позвонила на телефонную станцию. Почему она так с этим медлила и почему вообще решила это сделать? А уж если все-таки позвонила, то почему не сообщила новый адрес?
— Эта дата не вписывается в мои данные, — сказал я. — А не могло случиться так, что она обратилась к вам раньше, но прошло несколько дней, пока ее просьбу удовлетворили?
— Обычно, получив заявление об отключении, мы выполняем просьбу клиента немедленно. Это делается очень быстро, даже посылать мастера не приходится, поскольку общий пульт находится на станции.
— Странно! Я знаю, что к тому времени она уже несколько дней как выехала из этого дома.
— Минутку! Я верну данные на дисплей и еще раз их просмотрю.
Мне не пришлось долго ждать.
— Я проверила, — сказала она. — Телефон действительно работал до двадцатого июля, а затем мы получили указание об отключении. Конечно, компьютеры тоже иногда ошибаются...
* * *
Выпив чашку кофе, я снова пролистал свои записи. Затем позвонил Уоррену Хольдтке в выставочный зал, предупредив, что оплатить разговор придется ему. Затем я сказал:
— Тут у меня небольшая неувязка. Хочу разобраться, хотя не думаю, что это имеет большое значение. Мне надо знать, какого числа вы в последний раз позвонили Пауле.
— Дайте подумать... Где-то в конце июня.
— Тогда вы в последний раз с ней разговаривали. Но ведь позднее вы снова не раз ей звонили, не так ли?
— Да, пока нам не сообщили, что телефон отключен.
— А до этого вам отвечал ее автоответчик. Вот я и хочу знать, когда вы услышали его запись впервые.
— Понятно, — произнес он. — М-м-да, боюсь, у меня не настолько хорошая память. Мы отправились в поездку в конце июля, а по возвращении сразу же ей позвонили. Тогда-то и узнали, что телефон отключен. Вероятно, это было в середине прошлого месяца. Но, думаю, это я вам уже рассказывал.
— Да.
— Когда же мы в последний раз слышали автоответчик? Вероятно, прямо перед отъездом на Черные холмы. Точную дату, впрочем, назвать не могу.
— Вероятно, вы регистрируете телефонные звонки?
— Что вы имеете в виду?
— Вы сохраняете телефонные счета?
— Конечно. Моему счетоводу стало бы дурно, если бы я выбросил хоть один. Да, теперь понял. Я подумал, что раз мы не разговаривали с Паулой, этот звонок не зафиксирован. Но ведь мы слышали автоответчик, а значит, формально разговор состоялся, и мы получили за него счет.
— Совершенно верно.
— Боюсь, у меня под рукой сейчас нет оплаченных счетов. Но вам поможет моя жена. У вас есть номер моего домашнего телефона?
Я ответил, что, конечно, есть.
— Только сначала я ее предупрежу, — сказал он. — Когда вы позвоните, у нее все уже будет готово.
— Пожалуйста, сообщите ей, что я звоню из города, поэтому ей придется оплатить разговор.
— Само собой. У меня есть предложение получше: продиктуйте мне номер вашего телефона-автомата, и она сама вам позвонит.
Я разговаривал из уличного автомата, и мне не хотелось никому его уступать. После того, как Хольдтке отключился, я продолжал некоторое время стоять с прижатой к уху трубкой, делая вид, что все еще разговариваю. Я дал ему время на звонок жене, выждал еще пару минут, чтобы она могла просмотреть телефонные счета. Все еще держа трубку в руке, я нажал на рычаг, чтобы она смогла дозвониться. Прохожие то и дело начинали топтаться у кабины в надежде воспользоваться автоматом после того, как я закончу разговор. Я снова и снова извинялся перед ними, объясняя, что займу телефон еще на несколько минут.
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда меня стали раздражать мои упражнения в сценическом искусстве. Я поздоровался и услышал уверенный женский голос:
— Здравствуйте, говорит Беттина Хольдтке. Мне нужен Мэттью Скаддер.
Я представился, и она сообщила о своем разговоре с мужем.
— Передо мной июльский счет, — сказала она, — в нем отмечены три звонка к Пауле. Два из них — двухминутные, а один почему-то длился три минуты. Мне не совсем понятно: неужели мы целых три минуты просили ее, нам перезвонить? Конечно, сначала нужно было выслушать автоответчик, но все же у меня складывается впечатление, что компьютер телефонной компании завышает продолжительность разговоров.
— Госпожа Хольдтке, на какие числа приходятся эти три звонка?
— На пятое, двенадцатое и семнадцатое июля. Я проверила также июньские счета. Мы разговаривали с самой Паулой девятнадцатого июня. Звонок включен в наш счет, потому что после того, как она связалась с нами, мы сразу же перезвонили ей.
— Да, ваш муж рассказывал мне о вашей маленькой хитрости.
— Я чувствую себя немного неловко, но, право, мы не хотели что-то выгадать, хотя выглядит, наверное, это так.
— Госпожа Хольдтке, какого числа вы сами в последний раз звонили Пауле?
— Семнадцатого июля. Обычно она звонила по воскресеньям. Пятое июля было воскресеньем. Неделей позже воскресенье пришлось на двенадцатое. А вот семнадцатое... Дайте сообразить... Семнадцатого была пятница, и...
— Семнадцатого июля вы услышали автоответчик?
— Должно быть, так. Разговор продолжался три минуты, потому что я оставила ей сообщение подлиннее. Я рассказала о нашем отъезде в Дакоту и попросила обязательно нам перезвонить.
— Позвольте, я кое-что запишу, — сказал я, внося в блокнот новые сведения. Концы с концами по-прежнему не сходились. Скорее всего происходило это только потому, что кто-то ошибся в датах. Но, подобно банковскому счетоводу, который, не раздумывая, потратит три часа, чтобы найти пропавшие в балансе десять центов, я не пожалею времени, чтобы выяснить, отчего появилась эта неувязка.
— Господин Скаддер, что случилось с Паулой?
— Пока не знаю, госпожа Хольдтке.
— Чувствую, произошло что-то страшное. Не могу избавиться от мысли, что она... — молчание затягивалось, — ...мертва, — наконец выговорила она.
— Я не нашел ничего, что подтверждало бы это предположение.
— А есть ли у вас подтверждение тому, что она жива?
— Я знаю только, что она собрала вещи и съехала с квартиры по собственной воле. Это хороший признак. Я был бы настроен пессимистически, если бы она оставила одежду в шкафу.
— Да, конечно. Понимаю, что вы хотите сказать.
— Есть у меня, впрочем, два вопроса, на которые никак не найду ответа: куда она направилась и как жила в последние несколько месяцев, продолжая снимать комнату на Западной Сорок четвертой улице. Может, она хотя бы намекала, чем занята? Не упоминала она о каком-либо приятеле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60