Я ходил под башнями дирдиров, бродил по садам синих кешей и знаю города вонков. Я знаю эти народы и их человеческих союзников. Я объездил все шесть континентов Чая. Я подружился с тысячами людей, любил тысячи женщин, убил тысячи врагов. Я знаю йао, бинтов, валалукианцев, шемолеев, степных кочевников, маршевых людей, островитян, каннибалов из Раха и Кослована. Я вижу их отличия и схожесть. Все в своем существовании стремятся получить как можно больше выгод, но, в конце концов, все умирают. А уже там никто не может быть лучше другого. Мой собственный бог? Это добрый старый «Варгаз»! Конечно, Адаму Рейту известно, что мой корабль — это я сам. Если мой корабль со стоном и скрипом борется со штормом, я страдаю вместе с ним и скриплю зубами. Если мы скользим по спокойному морю под розовой и голубой луной, я играю на флейте и надеваю на голову красную повязку. Я и мой корабль — мы служим друг другу. И если в один прекрасный день «Варгаз» пойдет на дно, я утону вместе с ним.
— Браво! — воскликнул Пало Барба — человек шпаги, который, впрочем, выпил слишком много вина. — Я тоже в это верю!
Он высоко поднял меч, так что свет фонаря отражался на стальном лезвии.
— То, что для капитана представляет корабль, для меня — вот этот меч.
— Отец! — воскликнула его дочь Эдва. — А мы тебя всегда считали рассудительным пансогматиком!
— Пожалуйста, убери отсюда меч, — сказала Вал Дал Барба, — иначе в своем воодушевлении ты отрубишь кому-нибудь ухо.
— Что? Я? Старый опытный фехтовальщик? Каким образом? Ну, хорошо, если ты так считаешь... Я отложу меч, чтобы выпить следующий стакан вина.
Таким образом они разговаривали еще долго. Дордолио прошелся по палубе и подошел к Рейту.
— Меня удивляет, — снисходительно произнес он, — что кочевник может так изысканно и точно выражать свои мысли.
Рейт улыбнулся Трезу.
— Кочевники не обязательно должны быть дураками.
— Ты меня удивляешь. В какой степи твоя родина? К какому племени ты принадлежишь? — спросил Дордолио.
— Моя степь находится очень далеко. А племя мое рассеяно во всех направлениях. Дордолио задумчиво подергал себя за усы.
— Дирдир-человек уверен, что ты страдаешь потерей памяти. А Принцессе Голубых Йадов ты рассказывал, что ты, будто бы, человек с другой планеты. Молодой кочевник, который знает тебя лучше всех, молчит. А я, между прочим, очень любопытен.
— Значит у тебя активный дух, — заметил Рейт.
— Да, конечно. Я хочу задать тебе абсурдный вопрос. Считаешь ли ты себя сам человеком с другой планеты? Рейт засмеялся.
— Здесь для ответа имеются четыре возможности. Если я действительно с другой планеты, то я могу сказать «да» или «нет». То же самое я могу сказать, если я не прилетел с другой планеты. В первом случае могут возникнуть неприятности, во втором — затрагивается мое достоинство, в третьем — это просто глупость, а в четвертом — могла бы возникнуть такая ситуация, которую ты сам счел бы ненормальной. Так что вопрос, как ты сам выразился, абсурдный.
Дордолио сердито теребил бороду.
— Значит, ты принадлежишь к Культу? Это мое предположение.
— Кажется, нет. Но о каком Культе ты говоришь?
— О Культе Кающихся Беглецов, разрушившем два наших прекрасных города.
— Я склоняюсь все-таки к мысли, что это сделала какая-нибудь другая сила.
— Все равно. В любом случае, нападение было вызвано Культом.
Рейт покачал головой.
— Мне это непонятно. Враги разрушают ваши города, но ваше негодование и горечь направляются не против этих врагов, а против довольно серьезных и рассудительных представителей вашего же собственного народа. Мне кажется, что вы идете на поводу эмоций. Я ничего не знаю о вашем Культе. Но что касается места моего рождения — тут я предпочитаю потерю памяти.
— Но тем не менее, ты всегда придерживался четко определяемых мнений.
— Ну ладно. Что бы ты сказал, если бы я стал утверждать, что я действительно прибыл с далеких планет?
Дордолио сжал губы и посмотрел вверх на фонарь.
— Об этом я еще не думал. Во всяком случае, это страшная идея: старая планета с людьми.
— Почему же страшная?
Дордолио неуверенно засмеялся.
— У человечества есть плохая сторона, которая похожа на камень, спрессованный в определенную форму. Верхняя часть, направленная к солнцу и обдуваемая воздухом, чистая. Но если под него заглянуть, то там оказывается грязь, копошатся насекомые... Мы, урожденные йао, знаем это очень хорошо. Ничто не сможет завершить Эвайлию. Но хватит об этом! Ты действительно решил ехать с нами в Кат? Что ты собираешься там делать?
— Я еще не знаю. Должен же я где-нибудь жить. Почему бы и не в Кате?
— Для чужестранца это не так уж просто. Самое сложное, это найти связи в одном из дворцов.
— Странно, что это говоришь ты. Цветок Ката заявила, что ее отец с благодарностью пригласит нас во Дворец Голубых Йадов.
— Конечно, он окажет вам вежливый и достойный прием, но поселиться во дворце вам удастся так же и с такой же гарантией, как и на дне Драшады, если бы какая-нибудь рыбка пригласила вас туда погостить.
— Ну, а все-таки, что мне могло бы в этом помешать?
— Ну во-первых, никто не захочет, чтобы из него делали дурака. Положение — это в жизни все. Но что может кочевник знать о положении в обществе?!
Рейт на это ничего не ответил.
— Жизнь Кавалера сопровождают тысячи вещей, — продолжал Дордолио. — В Академии нас учили формам обращения, постановке речи и обходительности, в чем я, к сожалению, не особенно блистал. Мы изучали фехтование, теорию и практику дуэлей, генеалогию и геральдику, а также украшение одежды и сотни других вещей. Возможно, ты считаешь все это несущественным или утрированным?
— Тривиальным. Это было бы подходящим словом, — вставил Анахо.
Рейт ожидал холодного ответа, но Дордолио лишь безразлично пожал плечами.
— А что, твоя жизнь более значительна? Или этого купца? Фехтовальщика? Не забывай, что йао — это раса пессимистов. Эвайлия — это постоянная угроза. Возможно, мы еще более мрачные, чем кажемся. Мы видим всю незначительность существования, но именно поэтому совершенно умышленно раздуваем малейшие искры жизненной силы, пытаемся из всего происходящего взять самое лучшее лишь потому, что живем формами. Тривиальность? Упадничество? Но кто может жить лучше?
— Все это прекрасно, — ответил Рейт, — но почему же обязательно надо биться в пессимизме? Почему бы не расширить горизонт? Мне кажется, что вы воспринимаете разрушение ваших собственных городов с удивительным равнодушием. Месть — это, конечно, не самая благородная реакция. Но бездеятельная подчиненность судьбе — это намного хуже.
— Ба! Как варвар вообще может понять несчастье со всеми его последствиями? Многие отчаявшиеся находили выход в Эвайлии. Несчастье стоило нашей стране больших усилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
— Браво! — воскликнул Пало Барба — человек шпаги, который, впрочем, выпил слишком много вина. — Я тоже в это верю!
Он высоко поднял меч, так что свет фонаря отражался на стальном лезвии.
— То, что для капитана представляет корабль, для меня — вот этот меч.
— Отец! — воскликнула его дочь Эдва. — А мы тебя всегда считали рассудительным пансогматиком!
— Пожалуйста, убери отсюда меч, — сказала Вал Дал Барба, — иначе в своем воодушевлении ты отрубишь кому-нибудь ухо.
— Что? Я? Старый опытный фехтовальщик? Каким образом? Ну, хорошо, если ты так считаешь... Я отложу меч, чтобы выпить следующий стакан вина.
Таким образом они разговаривали еще долго. Дордолио прошелся по палубе и подошел к Рейту.
— Меня удивляет, — снисходительно произнес он, — что кочевник может так изысканно и точно выражать свои мысли.
Рейт улыбнулся Трезу.
— Кочевники не обязательно должны быть дураками.
— Ты меня удивляешь. В какой степи твоя родина? К какому племени ты принадлежишь? — спросил Дордолио.
— Моя степь находится очень далеко. А племя мое рассеяно во всех направлениях. Дордолио задумчиво подергал себя за усы.
— Дирдир-человек уверен, что ты страдаешь потерей памяти. А Принцессе Голубых Йадов ты рассказывал, что ты, будто бы, человек с другой планеты. Молодой кочевник, который знает тебя лучше всех, молчит. А я, между прочим, очень любопытен.
— Значит у тебя активный дух, — заметил Рейт.
— Да, конечно. Я хочу задать тебе абсурдный вопрос. Считаешь ли ты себя сам человеком с другой планеты? Рейт засмеялся.
— Здесь для ответа имеются четыре возможности. Если я действительно с другой планеты, то я могу сказать «да» или «нет». То же самое я могу сказать, если я не прилетел с другой планеты. В первом случае могут возникнуть неприятности, во втором — затрагивается мое достоинство, в третьем — это просто глупость, а в четвертом — могла бы возникнуть такая ситуация, которую ты сам счел бы ненормальной. Так что вопрос, как ты сам выразился, абсурдный.
Дордолио сердито теребил бороду.
— Значит, ты принадлежишь к Культу? Это мое предположение.
— Кажется, нет. Но о каком Культе ты говоришь?
— О Культе Кающихся Беглецов, разрушившем два наших прекрасных города.
— Я склоняюсь все-таки к мысли, что это сделала какая-нибудь другая сила.
— Все равно. В любом случае, нападение было вызвано Культом.
Рейт покачал головой.
— Мне это непонятно. Враги разрушают ваши города, но ваше негодование и горечь направляются не против этих врагов, а против довольно серьезных и рассудительных представителей вашего же собственного народа. Мне кажется, что вы идете на поводу эмоций. Я ничего не знаю о вашем Культе. Но что касается места моего рождения — тут я предпочитаю потерю памяти.
— Но тем не менее, ты всегда придерживался четко определяемых мнений.
— Ну ладно. Что бы ты сказал, если бы я стал утверждать, что я действительно прибыл с далеких планет?
Дордолио сжал губы и посмотрел вверх на фонарь.
— Об этом я еще не думал. Во всяком случае, это страшная идея: старая планета с людьми.
— Почему же страшная?
Дордолио неуверенно засмеялся.
— У человечества есть плохая сторона, которая похожа на камень, спрессованный в определенную форму. Верхняя часть, направленная к солнцу и обдуваемая воздухом, чистая. Но если под него заглянуть, то там оказывается грязь, копошатся насекомые... Мы, урожденные йао, знаем это очень хорошо. Ничто не сможет завершить Эвайлию. Но хватит об этом! Ты действительно решил ехать с нами в Кат? Что ты собираешься там делать?
— Я еще не знаю. Должен же я где-нибудь жить. Почему бы и не в Кате?
— Для чужестранца это не так уж просто. Самое сложное, это найти связи в одном из дворцов.
— Странно, что это говоришь ты. Цветок Ката заявила, что ее отец с благодарностью пригласит нас во Дворец Голубых Йадов.
— Конечно, он окажет вам вежливый и достойный прием, но поселиться во дворце вам удастся так же и с такой же гарантией, как и на дне Драшады, если бы какая-нибудь рыбка пригласила вас туда погостить.
— Ну, а все-таки, что мне могло бы в этом помешать?
— Ну во-первых, никто не захочет, чтобы из него делали дурака. Положение — это в жизни все. Но что может кочевник знать о положении в обществе?!
Рейт на это ничего не ответил.
— Жизнь Кавалера сопровождают тысячи вещей, — продолжал Дордолио. — В Академии нас учили формам обращения, постановке речи и обходительности, в чем я, к сожалению, не особенно блистал. Мы изучали фехтование, теорию и практику дуэлей, генеалогию и геральдику, а также украшение одежды и сотни других вещей. Возможно, ты считаешь все это несущественным или утрированным?
— Тривиальным. Это было бы подходящим словом, — вставил Анахо.
Рейт ожидал холодного ответа, но Дордолио лишь безразлично пожал плечами.
— А что, твоя жизнь более значительна? Или этого купца? Фехтовальщика? Не забывай, что йао — это раса пессимистов. Эвайлия — это постоянная угроза. Возможно, мы еще более мрачные, чем кажемся. Мы видим всю незначительность существования, но именно поэтому совершенно умышленно раздуваем малейшие искры жизненной силы, пытаемся из всего происходящего взять самое лучшее лишь потому, что живем формами. Тривиальность? Упадничество? Но кто может жить лучше?
— Все это прекрасно, — ответил Рейт, — но почему же обязательно надо биться в пессимизме? Почему бы не расширить горизонт? Мне кажется, что вы воспринимаете разрушение ваших собственных городов с удивительным равнодушием. Месть — это, конечно, не самая благородная реакция. Но бездеятельная подчиненность судьбе — это намного хуже.
— Ба! Как варвар вообще может понять несчастье со всеми его последствиями? Многие отчаявшиеся находили выход в Эвайлии. Несчастье стоило нашей стране больших усилий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169