Но он так ничего и не заподозрил. Его ни разу не удивило, почему она ему не отвечает, он не подумал, что за ее молчанием скрыта какая-то причина.
Гизела вздохнула с облегчением, а когда горничная поставила возле кровати элегантно сервированный поднос с утренним чаем, ей сразу бросился в глаза большой белый конверт с надписью «Графине Гогенемз».
Ее охватил минутный приступ отчаяния. А вдруг все-таки что-то случилось? А вдруг после бурной беседы вчерашним вечером лорд Куэнби решил бросить ей, новый вызов, а потом в точности как она, вспоминая их разговор, заподозрил что-то неладное? Почему она не сумела ответить ему? Почему она не сумела опровергнуть позорные обвинения в свой адрес? Чувство облегчения исчезло без следа. Она почувствовала, что дрожит, но, взяв себя в руки, не подала и виду.
— Как себя сегодня чувствует графиня? — поинтересовалась Гизела.
Мария, услышав, что к ней обратились, сделала быстрый реверанс.
— Ее по-прежнему лихорадит, фройляйн, — ответила она по-немецки, — а в остальном, как она говорит, ей немного лучше.
— Если лихорадка не прошла, ей не следует вставать, — сказала Гизела. — Передайте ей, что я позже зайду навестить ее.
Камеристка слегка смутилась.
— Было бы лучше, фройляйн, если бы графиня зашла к вам, — предложила она.
— Нет, нет, — решительно запротестовала Гизела. — Ей нельзя подниматься с постели. Я сама приду к ней.
Мария еще раз присела в реверансе и вышла из спальни. Теперь, наконец, Гизела осталась одна. Она протянула дрожащую руку к белому конверту.
Почерк очень характерный для него, подумала она. Четкий, прямой, все буквы выведены удивительно высокомерно. Было в нем все-таки что-то очень положительное, решила Гизела. Качество, которое она раньше никогда не встречала ни у одного мужчины. Можно возненавидеть его, но не заметить, проигнорировать — никогда.
Гизела развернула листок, слова расплывались у нее перед глазами, так она нервничала, так боялась. Потом прочитала:
«Мадам,
Мне кажется, вчера вечером я потерял рассудок, когда разговаривал с Вами. Быть может, Вы уже отдали распоряжение готовиться к отъезду, ведь я так плохо справился со своими обязанностями хозяина. Но позвольте мне просить Вас дать мне еще один шанс. Мне так много нужно Вам сказать.
Остаюсь преданным слугой Вашего Величества,
Куэнби».
Гизела дважды прочитала письмо, прежде чем до нее дошел его смысл. Затем она откинулась на подушку. Ей казалось, что она провела отчаянное сражение, из которого совершенно неожиданно для себя вышла полным и абсолютным победителем.
Что произошло? Почему вдруг такая перемена? Почему, обрушив на нее гнев и ненависть, теперь он готов был принести извинения, принизить себя так, как, казалось, совершенно для него неприемлемо?
Гизела снова перечитала послание. Да, это так. Она неожиданно улыбнулась. Впервые в жизни она сумела достигнуть того, чего хотела всем сердцем. Впервые в жизни она вступила в единоборство с изощренным мужским умом и при этом не чувствовала себя маленькой и ничтожной. Теперь она знала, что действовала даже лучше, чем могла надеяться. Только мысль об императрице поддерживала ее, заставляла невольно правильно себя вести, позволила быть не робкой и застенчивой, какой она себя обычно чувствовала, а спокойной, зрелой женщиной, которую все, даже самые злобные домыслы, оставляли равнодушной.
Гизела вдруг поняла, что должна не мешкая встать, одеться и спуститься вниз к лорду Куэнби и выяснить, что же все-таки произошло. Вместо страха она вдруг ощутила радостное волнение. Таких дней в ее жизни никогда не было, да и вряд ли, подумала она, они когда-нибудь наступят. Она должна, прочувствовать каждую минуту, насладиться каждой секундой.
Выпив чаю из тонкой фарфоровой чашки, она позвонила в колокольчик и вскочила с кровати. Прибежали Мария и Фанни.
— Вы ничуть не лучше императрицы, — проворчала Фанни с фамильярностью служанки, пользующейся полным доверием. — Из-за вас мы даже не успели поесть как следует. Еще слишком рано, в доме пока не готовы к вашему выходу.
— Я уверена, что ее величество уже была бы на ногах, будь она здесь.
— Она, занималась бы гимнастикой, — согласилась Фанни. — Но вам физические упражнения ни к чему. Посмотри, Мария, какая прелестная фигура у нашей маленькой фройляйн! Изящная грация юности! Боже, как быстро она исчезает!
Гизела раскраснелась. Она никогда раньше не думала о своей фигуре. По правде говоря»в бесформенных, плохо сшитых платьях, которые ей приходилось носить дома, трудно было разглядеть, что у нее вообще была фигура. Но когда на Гизелу надели изумительный утренний наряд из изумрудного шелка, который Мария достала из гардероба, девушка увидела, что талия у нее такая же тонкая, как у императрицы, а плавные линии груди красиво подчеркнуты облегающим корсажем. Фанни прикрепила шляпку с зелеными перьями к ее искусно уложенным волосам. Кроме того, в уши ей вдели изумрудные серьги с бриллиантами, а к платью прикололи такую же брошь.
— Теперь вы готовы, фройляйн, — сказала Фанни, отступая назад, чтобы полюбоваться на свою работу.
— Ты думаешь, я выгляжу как надо? — забеспокоилась Гизела. — Помни, что лорд видел меня всего лишь при свете свечей. Возможно, днем…
Она не закончила фразу, но Фанни покачала головой.
— Вы очень похожи на ее величество, — заверила она. — Но… — смею ли я сказать? — ее величество пятнадцать лет тому назад.
— Императрица сейчас еще прекрасней, чем была тогда, — резко оборвала ее Мария. — Тебя в то время с ней не было, вот ты и не знаешь. Ты, как все недалекие люди, считаешь, что красота с возрастом проходит. А я говорю тебе, она становится более глубокой, так что красивая женщина с годами может быть еще красивей.
Гизеле нравилась преданность Марии.
— Императрица не могла быть прекрасней, чем сейчас, — сказала она, и Мария тепло улыбнулась в ответ.
— Завтрак накрыт в будуаре, — объявила Фанни.
— Я буду есть одна? — по-детски разочарованно спросила Гизела. Фанни кивнула.
— Ее величество всегда завтракает одна. Она очень мало ест и не переносит поэтому обильные, пышные церемонии у себя дома в Австрии, да и в Англии тоже. Фрукты, молоко и иногда, очень, очень редко, одно яйцо — все, что ей нужно по утрам.
— Мне тоже этого будет достаточно, — улыбнулась Гизела.
— О, они уже успели выставить на стол с десяток блюд на выбор, — сообщила Фанни. — Вы не останетесь голодной, фройляйн.
— Конечно, нет, — ответила Гизела и расхохоталась, когда увидела, какая вереница блюд ожидает ее в будуаре. Однако она была слишком возбуждена, чтобы испытывать голод, и меньше чем через десять минут вернулась в спальню к Марии и Фанни.
— Теперь я должна навестить графиню Фестетич, — объявила им Гизела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Гизела вздохнула с облегчением, а когда горничная поставила возле кровати элегантно сервированный поднос с утренним чаем, ей сразу бросился в глаза большой белый конверт с надписью «Графине Гогенемз».
Ее охватил минутный приступ отчаяния. А вдруг все-таки что-то случилось? А вдруг после бурной беседы вчерашним вечером лорд Куэнби решил бросить ей, новый вызов, а потом в точности как она, вспоминая их разговор, заподозрил что-то неладное? Почему она не сумела ответить ему? Почему она не сумела опровергнуть позорные обвинения в свой адрес? Чувство облегчения исчезло без следа. Она почувствовала, что дрожит, но, взяв себя в руки, не подала и виду.
— Как себя сегодня чувствует графиня? — поинтересовалась Гизела.
Мария, услышав, что к ней обратились, сделала быстрый реверанс.
— Ее по-прежнему лихорадит, фройляйн, — ответила она по-немецки, — а в остальном, как она говорит, ей немного лучше.
— Если лихорадка не прошла, ей не следует вставать, — сказала Гизела. — Передайте ей, что я позже зайду навестить ее.
Камеристка слегка смутилась.
— Было бы лучше, фройляйн, если бы графиня зашла к вам, — предложила она.
— Нет, нет, — решительно запротестовала Гизела. — Ей нельзя подниматься с постели. Я сама приду к ней.
Мария еще раз присела в реверансе и вышла из спальни. Теперь, наконец, Гизела осталась одна. Она протянула дрожащую руку к белому конверту.
Почерк очень характерный для него, подумала она. Четкий, прямой, все буквы выведены удивительно высокомерно. Было в нем все-таки что-то очень положительное, решила Гизела. Качество, которое она раньше никогда не встречала ни у одного мужчины. Можно возненавидеть его, но не заметить, проигнорировать — никогда.
Гизела развернула листок, слова расплывались у нее перед глазами, так она нервничала, так боялась. Потом прочитала:
«Мадам,
Мне кажется, вчера вечером я потерял рассудок, когда разговаривал с Вами. Быть может, Вы уже отдали распоряжение готовиться к отъезду, ведь я так плохо справился со своими обязанностями хозяина. Но позвольте мне просить Вас дать мне еще один шанс. Мне так много нужно Вам сказать.
Остаюсь преданным слугой Вашего Величества,
Куэнби».
Гизела дважды прочитала письмо, прежде чем до нее дошел его смысл. Затем она откинулась на подушку. Ей казалось, что она провела отчаянное сражение, из которого совершенно неожиданно для себя вышла полным и абсолютным победителем.
Что произошло? Почему вдруг такая перемена? Почему, обрушив на нее гнев и ненависть, теперь он готов был принести извинения, принизить себя так, как, казалось, совершенно для него неприемлемо?
Гизела снова перечитала послание. Да, это так. Она неожиданно улыбнулась. Впервые в жизни она сумела достигнуть того, чего хотела всем сердцем. Впервые в жизни она вступила в единоборство с изощренным мужским умом и при этом не чувствовала себя маленькой и ничтожной. Теперь она знала, что действовала даже лучше, чем могла надеяться. Только мысль об императрице поддерживала ее, заставляла невольно правильно себя вести, позволила быть не робкой и застенчивой, какой она себя обычно чувствовала, а спокойной, зрелой женщиной, которую все, даже самые злобные домыслы, оставляли равнодушной.
Гизела вдруг поняла, что должна не мешкая встать, одеться и спуститься вниз к лорду Куэнби и выяснить, что же все-таки произошло. Вместо страха она вдруг ощутила радостное волнение. Таких дней в ее жизни никогда не было, да и вряд ли, подумала она, они когда-нибудь наступят. Она должна, прочувствовать каждую минуту, насладиться каждой секундой.
Выпив чаю из тонкой фарфоровой чашки, она позвонила в колокольчик и вскочила с кровати. Прибежали Мария и Фанни.
— Вы ничуть не лучше императрицы, — проворчала Фанни с фамильярностью служанки, пользующейся полным доверием. — Из-за вас мы даже не успели поесть как следует. Еще слишком рано, в доме пока не готовы к вашему выходу.
— Я уверена, что ее величество уже была бы на ногах, будь она здесь.
— Она, занималась бы гимнастикой, — согласилась Фанни. — Но вам физические упражнения ни к чему. Посмотри, Мария, какая прелестная фигура у нашей маленькой фройляйн! Изящная грация юности! Боже, как быстро она исчезает!
Гизела раскраснелась. Она никогда раньше не думала о своей фигуре. По правде говоря»в бесформенных, плохо сшитых платьях, которые ей приходилось носить дома, трудно было разглядеть, что у нее вообще была фигура. Но когда на Гизелу надели изумительный утренний наряд из изумрудного шелка, который Мария достала из гардероба, девушка увидела, что талия у нее такая же тонкая, как у императрицы, а плавные линии груди красиво подчеркнуты облегающим корсажем. Фанни прикрепила шляпку с зелеными перьями к ее искусно уложенным волосам. Кроме того, в уши ей вдели изумрудные серьги с бриллиантами, а к платью прикололи такую же брошь.
— Теперь вы готовы, фройляйн, — сказала Фанни, отступая назад, чтобы полюбоваться на свою работу.
— Ты думаешь, я выгляжу как надо? — забеспокоилась Гизела. — Помни, что лорд видел меня всего лишь при свете свечей. Возможно, днем…
Она не закончила фразу, но Фанни покачала головой.
— Вы очень похожи на ее величество, — заверила она. — Но… — смею ли я сказать? — ее величество пятнадцать лет тому назад.
— Императрица сейчас еще прекрасней, чем была тогда, — резко оборвала ее Мария. — Тебя в то время с ней не было, вот ты и не знаешь. Ты, как все недалекие люди, считаешь, что красота с возрастом проходит. А я говорю тебе, она становится более глубокой, так что красивая женщина с годами может быть еще красивей.
Гизеле нравилась преданность Марии.
— Императрица не могла быть прекрасней, чем сейчас, — сказала она, и Мария тепло улыбнулась в ответ.
— Завтрак накрыт в будуаре, — объявила Фанни.
— Я буду есть одна? — по-детски разочарованно спросила Гизела. Фанни кивнула.
— Ее величество всегда завтракает одна. Она очень мало ест и не переносит поэтому обильные, пышные церемонии у себя дома в Австрии, да и в Англии тоже. Фрукты, молоко и иногда, очень, очень редко, одно яйцо — все, что ей нужно по утрам.
— Мне тоже этого будет достаточно, — улыбнулась Гизела.
— О, они уже успели выставить на стол с десяток блюд на выбор, — сообщила Фанни. — Вы не останетесь голодной, фройляйн.
— Конечно, нет, — ответила Гизела и расхохоталась, когда увидела, какая вереница блюд ожидает ее в будуаре. Однако она была слишком возбуждена, чтобы испытывать голод, и меньше чем через десять минут вернулась в спальню к Марии и Фанни.
— Теперь я должна навестить графиню Фестетич, — объявила им Гизела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56