В дверь снова постучали, и в комнату вошла графиня Фестетич, уже одетая в дорожный костюм. Выглядела она больной и довольно слабой.
— Доброе утро, — сказала Гизела. — Мне жаль, что вы еще не поправились.
— Мне уже лучше, — устало произнесла графиня. — Почему вдруг такая спешка? Что случилось?
— Марию это тоже удивило, — ответила Гизела. — Боюсь, письмо мало что объясняет. Можете сами прочесть.
Она протянула листок графине. Та пробежала по нему глазами и, подойдя к камину, бросила в огонь.
— Было бы неразумно оставить его здесь, — пояснила она. — Возможно, из Вены действительно пришли какие-то новости. Я очень надеюсь, что ее величеству не придется возвращаться. Она так давно ждала возможности приехать поохотиться.
— Я тоже надеюсь, — машинально повторила Гизела.
— Итак, вы готовы? — спросила графиня. — Кареты должны быть уже здесь. — Она посмотрела на Гизелу. — Вам нужно будет попрощаться с челядью. Пройдем вниз?
Гизела помедлила немного, прежде чем ответить.
— Я готова, — наконец сказала она, но знала, что говорит не правду.
Она не была готова. Она никогда не будет готова проститься с лордом Куэнби. Они медленно спустились вниз, шурша платьями по толстому ковру. Как и предупредила графиня, все слуги собрались в холле, выстроившись в шеренгу, все без исключения — от домоправительницы до младшей судомойки. Они хотели хотя бы одним глазком взглянуть напоследок на именитую гостью, которой прислуживали. Для них это было большим событием. И хотя их предупредили, что они должны беречь инкогнито вне замка, они для себя считали честью быть посвященными в тайну, которую собирались хранить, потому что им доверяли, им поверила сама императрица.
Когда Гизела сошла вниз, она подумала, что сейчас совершает, наверное, самый дурной поступок в своей жизни. Обмануть этих простодушных людей, разыгрывать перед ними спектакль было гораздо хуже, чем обмануть самого лорда Куэнби. Но тем не менее она в очередной раз решила не подводить императрицу.
Она прошла вдоль всего ряда, милостиво улыбаясь, грациозно протягивая руку старшим слугам, слегка кивая и даря улыбку младшим. Церемония вскоре закончилась. Прислуга разошлась по своим местам, а Гизела на секунду растерялась.
— Его милость еще не вернулся, мадам, — сообщил дворецкий.
— Тогда, я боюсь, нам придется ехать, — сказала Гизела, как ей самой показалось, тусклым и бесцветным голосом. — Передайте, пожалуйста, его милости, когда он вернется, что новости, поступившие из Вены, заставили меня немедленно отправиться в Истон Нестон.
— Слушаюсь, мадам.
Они подошли к входной двери. Ноги у Гизелы стали как свинцовые. Кареты ждали; в одной из них, в которой разместятся Фанни и Мария, лакеи устанавливали сундуки.
Неожиданно Гизела вздрогнула. По дороге навстречу им мчался лорд Куэнби, восседая на великолепном гнедом скакуне, который слегка взмок, как будто его долго и яростно гнали во весь опор.
Подъехав поближе, лорд Куэнби увидел кареты у дома. Он пришпорил коня и, как Гизела заметила, нахмурился.
— Чей это экипаж? — резко спросил лорд Куэнби.
Кучер на козлах ответил ему.
— Мадам уезжает, милорд.
Лорд Куэнби поравнялся с каретой, и теперь Гизела, наклонившись к окну, могла взглянуть ему в лицо.
— Мы должны ехать, — произнесла она немного неуверенно.
— Не сказав «до свидания»?
— Вас не было. А нам срочно нужно попасть в Истон Нестон.
Объяснение прозвучало довольно неубедительно, и она вдруг почувствовала себя как ребенок, застигнутый за шалостью.
— Не окажете ли вы мне любезность подарить несколько минут вашего времени, чтобы я мог проститься с вами подобающим образом? — спросил он.
Он смотрел прямо ей в глаза, и она согласилась не раздумывая.
— Нет, нет, — тихо возразила графиня, сидевшая рядом с ней. — Мы должны ехать немедленно.
Гизела уже не слушала ее.
— Я пройду в дом, чтобы попрощаться, — сказала она лорду Куэнби. — Это займет не более минуты.
Гизела не обратила внимания на испуганные протесты графини. Дверца кареты распахнулась, ступеньки были спущены, и она вышла без чьей-либо помощи, даже не дотронувшись до протянутой руки лакея. Лорд Куэнби к этому времени уже спешился и ждал ее на нижней ступеньке лестницы. Они вместе вошли в дом. Дворецкий поспешил распахнуть перед ними дверь в библиотеку. В камине пылал огонь. Аромат оранжерейных цветов смешивался с запахом сигар. В комнате было тепло и уютно, но Гизела не сводила глаз с человека, шагавшего рядом с ней. Он не проронил ни слова с того момента, как она покинула экипаж, и теперь, глядя на него, Гизела заметила на его лице не гнев, а боль. Его темные глаза смотрели тоже по-новому.
— Почему вы уезжаете? — отрывисто спросил он.
— Я получила известие из Вены, — почти машинально ответила Гизела. — Мне нужно срочно вернуться в Истон Нестон.
— Вы покидаете Англию?
— Не знаю. Я не могу принять решения, пока не посоветуюсь со своими друзьями.
С минуту стояло молчание, а потом он произнес почти с яростью:
— И вы думаете, я поверю в эту чепуху?
— Это правда, — сказала Гизела.
— Не лгите, — продолжал лорд. — Вы прекрасно знаете, — не хуже меня, что причина отъезда вовсе не в этом. Вы уезжаете из-за того, что произошло вчера вечером. Я признаю, что был не в себе; я признаю, что потерял рассудок. Но вы любому ударите в голову. Неужели вы не можете понять? И разве вы не женщина, чтобы простить?
— Дело совсем не в том, — уверила Гизела. — Пожалуйста, не нужно думать, что я разозлилась или оскорблена. Это не так. На рассвете приехал грум с письмом. Спросите любого, если хотите. Причина моего отъезда в письме, которое он привез. Я должна ехать.
— Позвольте мне взглянуть на письмо.
— Я… я не могу этого сделать, — пробормотала Гизела. — Оно сожжено.
Лорд Куэнби усмехнулся, но ему явно не было смешно.
— Итак, оно сожжено, — повторил он. — Но почему?
Потому, что в нем ничего не говорилось о необходимости срочного отъезда.
— Нет, говорилось, — запротестовала Гизела.
— Я не верю, — коротко сказал лорд Куэнби. Он прошелся по комнате. — Вы оказываете на меня какое-то воздействие. Мне казалось, я невосприимчив к женским чарам. Я думал, ни одна из женщин не в состоянии взволновать или околдовать меня. Я даже отказался от мысли о женитьбе, потому что рано или поздно любая женщина становилась мне неинтересной, теряла для меня привлекательность. Я всегда мысленно сравнивал ее с моим идеалом. Неизменно не в ее пользу. Вы знаете, кто был для меня идеалом?
Гизела промолчала, и он ответил сам:
— Им были вы. Тот портрет, который я видел в Вене. То, что рассказывал о вас Имре в своих письмах ко мне много лет тому назад. Вы можете не верить мне. Я и не жду, что поверите, но это так. Имре сочинял свои письма как поэт, и как поэт он нарисовал в моем воображении картину, которую я бережно храню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56