— Разгоняйте этих великомучеников по постелям, приберём сами.
Мы пытались было протестовать, но нас силой выдворили из кают-компании и уложили на койки.
«Возьмём мы швабры новые…»
Мы остались одни. И снова непогода: едва самолёты со старой сменой приземлились в Мирном, как замела пурга.
Никак не хочет Антарктида позволить Востоку начать нормальную жизнь. Половина наших товарищей все ещё волнуется в переполненном Мирном и у моря Дейвиса проклинает погоду.
Мы одни, и многие из нас слабы, как мухи. Особенно тяжело Саше Дергунову. Он единственный на станции метеоролог, и ему замены нет. Четыре раза в сутки Саша должен хоть ползком, но добраться до метеоплощадки, снять с приборов показания, обработать их и передать радисту. Но у Саши оказался твёрдый характер, и он самолюбив: ни одной жалобы от него не услышишь. Валерий по нескольку раз в день заставляет его дышать кислородом и сам понемногу вникает в метеорологию: на Востоке всякое может случиться, а дублёра взять будет неоткуда.
Дышат кислородом тоже незаменимые Гера Флоридов и повар Павел Смирнов. И даже Иван Луговой: поработал на свежем воздухе без подшлемника… Остальные держатся, хотя спим мы плохо и не проявляем присущей полярникам активности за обеденным столом. И лишь на двоих из нашей смены приятно смотреть.
Ни минуты не сидит без дела Борис Сергеев, добывает водород, вместе с Фищевым запускает аэрозонды, следит за их полётом по локатору, помогает механикам, монтирует радиопеленгатор и, когда нужно, перевоплощается в грузчика.
— Побереги своё красноречие, док, — ухмыляется Борис, когда Валерий обвиняет его в возмутительном нарушении режима. — Я же говорил, что на мне с первого дня можно будет возить воду. Как и на тебе, Валера. Чем мы с тобой не пара гнедых?
В самом деле, на этой парочке отдыхает глаз: молодые, крепкие, полные жизни ребята. Борис высок и аскетически худ, в нём нет ни единого грамма лишнего жира. «На мыло не гожусь», — пошучивает он. Такие люди часто бывают на редкость выносливыми, и к Борису это относится в полной мере: своей самоотверженной работоспособностью он поражал даже видавших виды полярников.
Валерий Ельсиновский ниже ростом, но широк в плечах и превосходно сложен физически. В прошлом альпинист-разрядник, он легче других справился с горной болезнью и, как всякий врач на полярной станции, вечно «на подхвате» — главным образом в роли грузчика. Валерий очень красивый брюнет, и бородка а-ля Ришелье, которую он начинает отращивать, очень ему идёт. Весёлый и общительный «док» обладает стихийной центробежной силой, к нему вечно тянутся, и медпункт, в котором мы с ним живём, неизменно заполнен посетителями, отнюдь не только пациентами. К последним, кстати, Валерий относится своеобразно. Его медицинское кредо — заставить пациента ухмыляться по поводу собственного недомогания.
По себе знаю, что это помогает куда лучше, чем сочувствие, которое может до слез растрогать больного и преисполнить его жалостью к своему прохудившемуся организму. Помню, что, когда жена, напевая что-то про себя, выслушивала мои жалобы и равнодушно роняла: «Сделай хорошую зарядку — пройдёт», я выздоравливал от ярости.
Наши недомогания, вызванные акклиматизацией, Валерия не смущали, их само собой вылечит время. И лишь к одному больному он отнёсся со всей профессиональной серьёзностью.
Серьёзно простудился Василий Семёнович Сидоров. Переполненный энергией и планами расширения станции начальник никак не хотел примириться со своей болезнью. Оп подолгу и тяжело кашлял, трудно дышал, но согласился лечь в постель лишь тогда, когда консилиум в составе Ельсиновского и Коляденко без колебаний поставил диагноз: воспаление лёгких.
Этот диагноз мог ошеломить кого угодно. На станции, где малейшая простуда излечивалась мучительно долго, он неумолимо требовал немедленной, пока есть такая возможность, эвакуации в Мирный.
Нужно знать Сидорова, четырежды начальника Востока, чтобы понять, как подействовала на него такая перспектива.
— По инструкции я должен поставить об этом в известность начальника экспедиции и главного врача, — сказал Валерий.
— Что ж, поставь, — согласился Сидоров.
— Боюсь, что они потребуют эвакуации, — тихо добавил Валерий.
— Наверное, потребуют, — вновь согласился Сидоров. — Но я этого не боюсь. И знаешь почему?
— Почему же? — спросил Валерий.
— А потому, — весело сказал Сидоров, — что воспаление лёгких на Востоке не излечивается по теории. А на практике — это мы ещё посмотрим! Ты ж специалист по грудной хирургии, неужели упустишь такой случай?
— Не хотелось бы упускать, — улыбнулся Валерий.
— Тогда, чёрт возьми, коли меня на полную катушку, хоть в решето превращай!
— Начнём, пожалуй, — заполняя шприц, кивнул Валерий.
Василий Семёнович оказался трудным пациентом. Прикованный к постели в самое напряжённое для станции время, он мучительно переживал свою беспомощность, как это вообще свойственно энергичным и сильным людям. Мирный настойчиво требовал его эвакуации, но — не было счастья, да несчастье помогло — до пятого января непогода держала самолёты на приколе. А когда полёты начались, болезнь миновала кризисную точку, и Сидоров, выдышав два баллона кислорода, начал медленно, но верно вставать на ноги. Уверенный, что могучий организм Семеныча одолевает болезнь, Валерий с чистым сердцем саботировал приказы высокого начальства: то под предлогом «нетранспортабельности» больного, то успокаивающими сводками о его состоянии. Так Сидоров и остался на станции благодаря смелости и самоотверженной заботе своего хирурга.
Но я забежал далеко вперёд а возвращаюсь к началу этой главы.
Утром, после разгрузки самолётов и проводов старой смены, я вернулся домой, рухнул на койку и пришёл к выводу, что являю собой самого жалкого неудачника, который когда-либо добывал пером хлеб насущный.
Востока я не выдержал. Нужно признавать своё поражение и улетать в Мирный.
Груз был тяжёлый — детали щитовых домиков, доски, ящики с арматурой, и после очередного «раз, два — взяли!» я впервые в жизни почувствовал ужас удушья. С бешеной скоростью отбивало чечётку сердце, глаза застилал розовый туман, и я, забыв про все предупреждения, сорвал подшлемник и стал жадно глотать воздух. К счастью, шёл лёгкий, увлажняющий снежок, и все обошлось благополучно, но бдительный Валерий тут же выпроводил меня в помещение. И я ушёл в самом угнетённом настроении, сознавая, что такую работу пока выполнять не в силах. Но ведь при моей специальности разнорабочего другой-то на станции не было!
Василий Семёнович и все ребята хором уверяли, что отлично обойдутся без моей помощи, что моя миссия иная. Наверное, они говорили это искренне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110