ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

для этого он страшно вращал глазами и скалил белые зубы.
— Куда они девались? — сказал один из всадников. — Дождь не заставит себя нынче долго ждать.
— Конечно, нет! — ответил другой. — Небо сегодня серо, как мой старый войлок. И только мы въедем в лес, дождь непременно начнется.
— И так уж моросит.
— Больше всего я не люблю такой сырой и холодной погоды.
— Застегни покрепче пистолетные кобуры. Чемодан за седлом у молодого господина лежит не совсем прямо. Так. Наполнила ли кухарка твою фляжку?
— Темным испанским. Я ее спрятал здесь.
— Ну, тогда можно отправляться. Если у человека мокро внутри, то ему и внешняя влага нипочем.
— Подведи коней к дверям. Я слышу шаги господина.
Всадник не ошибался. Раньше, чем его приятелям удалось заставить стоять на месте того жеребца, который был повыше, внизу послышались голоса его хозяина, господина Матенессе ван Вибисма, и его сына Николая.
Они дружески простились с молодой девушкой, у которой был более низкий голос, чем у мальчика подростка.
Когда старший ван Вибисма ухватился уже за гриву коня и занес ногу, чтобы перекинуть ее через луку, к нему подошла девушка, стоявшая до тех пор в прихожей. Она положила свою руку на руку Вибисмы и сказала:
— Еще слово, дядя, но только тебе одному.
Не выпуская из своей руки гривы коня, барон произнес с любезной улыбкой:
— Если только это не будет слишком тяжело для коня: тайна из прелестных уст имеет большой вес!
С этими словами он нагнул ухо к племяннице. Но та, казалось, вовсе не имела намерения говорить шепотом. Она не подошла к нему ближе и сказала, только слегка понизив голос, по-итальянски:
— Объяви, пожалуйста, отцу, что я здесь не останусь.
— Но, Хенрика…
— Скажи ему, что я не сделаю этого ни в коем случае.
— Кузина тебя не отпустит.
— Коротко и решительно: я здесь не останусь!
— Я исполню твое желание, если тебе угодно, но только в несколько смягченной форме.
— Как хочешь. Итак, скажи, что я поручила тебе просить его взять меня отсюда. Если он сам не может являться в это еретическое гнездо, за что я вовсе не хочу осуждать его, то он должен по крайней мере прислать мне лошадей или карету.
— А твои основания?
— Они так вески, что я не хочу еще более отягчать твой багаж. Отправляйтесь, иначе седло станет мокрое, прежде чем вы отъедете.
— Итак, я могу обещать Гогстратену?
— Нет, таких вещей нельзя писать, да и не нужно. Скажи отцу, что я не останусь у тети и хочу домой. Прощай, Ника! Высокие сапоги и зеленая суконная куртка идут тебе гораздо больше, чем шелковые тряпки.
Хенрика послала воздушный поцелуй юноше, который уже вскочил в седло, и поспешила в дом.
Ее дядя пожал плечами, вскочил на жеребца, завернулся плотнее в темный плащ, сделал знак Николаю подъехать к нему и поехал с ним вперед, в сопровождении слуг.
Пока дорога шла городом, они не обменялись ни одним словом; но перед воротами Вибисма сказал:
— Хенрике скучно в Лейдене, ей хотелось бы назад к отцу.
— Да, нелегко, должно быть, ужиться с тетей, — ответил юноша.
— Она стара и больна, и ее жизнь прошла невесело.
— Но ведь она была когда-то красива? От прежней красоты теперь немного осталось, но глаза ее до сих пор такие же, как на портрете, и притом она так богата!
— Богатство не делает счастливым.
— Почему же она все-таки осталась старой девой? Барон пожал плечами и ответил:
— Разумеется, здесь дело не в женихах, которыми она мало интересовалась.
— Почему же она тогда не пошла в монастырь?
— Кто знает! Понять женское сердце еще труднее, чем твои греческие книги. Ты позже и сам в этом убедишься. О чем ты разговаривал с кузиной, когда я вошел?
— Видишь ли, — ответил мальчик и, взяв в рот уздечку, снял с левой руки перчатку. — Она надела мне на палец это кольцо!
— Благородный изумруд! Вообще она неохотно расстается с подобными вещами.
— Сначала она мне предложила другое кольцо и сказала, что она дарит его мне, чтобы загладить удар, который я получил вчера, как верный приверженец короля. Не смешно ли?
— Я думаю, больше чем смешно!
— И не в моем характере принимать подарки за синяки, поэтому я быстро отдернул руку и сказал, что ученики унесли домой и от меня кое-что на память и что в награду за это я мог бы, пожалуй, взять простое кольцо.
— Правильно, Ника, правильно!
— И она так сказала; спрятала маленькое колечко снова в ящик, отыскала это, и вот оно у меня на руке.
— Дорогая штука! — пробормотал барон и подумал про себя: «Этот подарок тоже хороший знак. Он и Гогстратены ее ближайшие наследники, и если глупая девочка не выдержит у нее, то может быть…»
Но он не успел додумать своих соображений, как юноша перебил его восклицанием:
— Вот уже начинается дождь. Не правда ли, эти испарения на лугу очень похожи на облака, упавшие с неба? Я замерзаю!
— Натяни же плащ!
— Какой дождь и изморось! Можно подумать, что опять настала зима. Вода в канавах кажется совершенно черной, а там… Взгляни-ка, что это такое?
На дороге была расположена корчма, а перед ней рос совершенно особняком очень высокий старый вяз. Его ствол, нагой, как мачта, возвышался прямо, словно свеча, и разветвлялся только на высоте дома. Весна не повесила еще ни одного листочка на ветви, но все-таки было на что взглянуть на обнаженной вершине дерева. К одной из веток был прикреплен небольшой флаг цветов Оранского дома, на другой же висела большая кукла, которую издали легко было принять за человека, одетого в черное, на третьей качалась старая шляпа, а на четвертой ветке торчал кусок белого картона, на котором большими черными буквами, которые дождь уже начинал стирать, было написано:
«Оранскому Божья помощь, испанцам смерть! Вот завет Питера Кватгелата!»
Это пестро разукрашенное дерево в сером и холодном тумане дождливого апрельского утра вовсе не производило приятного впечатления. Рядом с куклой, качавшейся от ветра в разные стороны, уселись на ветке вороны, принимая ее, вероятно, за повешенного человека. Должно быть, это были не слишком понятливые птицы, так как вот уже несколько лет, с тех самых пор как в Голландии водворились испанцы, места казни никогда не оставались пустыми. Вороны каркали, словно досадуя, но все-таки оставались на дереве, которое они, вероятно, принимали за виселицу. Прочее убранство дерева и мысль о ловком смельчаке, взобравшемся на такую высоту, чтобы подвесить куклу, резко и оскорбительно дисгармонировало с пародией на казнь.
Тем не менее Николай громко рассмеялся, увидя на вершине вяза все эти чудеса, и, указывая вверх пальцем, сказал:
— Вот так плоды там висят!
Но тотчас же у него пробежал мороз по спине: он увидел, что ворон сел на черную куклу и так сильно ударил в нее своим крепким клювом, что она тут же закачалась, как маятник, вместе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88