– Это тебе для промывания третьего глаза, чтоб коростой не зарос!
Махатма жалобно икнул и сел возле двери прямо в натекшую с него лужу.
Аленка подошла к нему, выдернула из безвольной руки скипетр и, приподняв голову Брахмы за подбородок, осведомилась:
– Ну что, уйдешь от меня али моей воле покоришься?
– Шудра… – выдавил из себя Кумарис. Дай кальян. И ванну для омовения. И переодеться в чистое.
– Все будет тебе, махатмушка! – заверила его Аленка. Ты, главное, от законной жены не убегай.
Но, по-видимому, на сей день премудрый махатма исчерпал лимит своей мудрости и безопасности. Ибо кто, находясь в здравом уме и твердой памяти, решит сказать женщине, в гневе схожей с кровожадной богиней Кали, следующие слова:
– Какая ты мне законная жена, кобыла закумаренная? У меня таких жен – по сту штук в каждой провинции, начиная от Пенджоба и кончая Барамбеем!
– Ах ты, кобель полигамный! – взъярилась от таких откровений Аленка. Ах ты, жабра щучья! Да я тебя за энто всевеликое распутство привяжу к хвостам двух самых быстрых скакунов и пущу в чисто поле! Пусть потом, тебя твои жены по частям собирают!.. Ах, поганец! А я, дура, твоим словам паскудным верила, что я у тебя единственная и истинная просветленная! А знаешь ли ты, блоха вашнапупская, что я от тебя понесла?!– С этими словами Аленка одной рукой вздернула махатму за шиворот, а другой принялась его награждать полновесными оплеухами: – Ребятенка мне сделал, страну развалил, а сам в бега?!
– Дети – это побочные продукты организма, – выдал заученную фразу Кумарис. Они не должны мешать просветленным идти по указанному в сутрах пути.
– Ты мне словесами мудреными не отбрехивайся! – Еще одна оплеуха заставила вашнапупца дергаться, как от электрического разряда. Ты мою власть над собой признай, меня супругой поименуй, а ребеночек будет законным наследником…
– Отпусти ты меня в Гимнолаи! – взмолился тут махатма. Опостылел мне этот Кутеж, противно моей карме Тридевятое царство.
– Бона ты какими мантрами заговорил, губошлеп чернявый! – зашипела Аленка. Гимнолаев захотел! Шиш тебе с постным маслом, а не Гимнолаи! Будешь ты со мною пребывать здесь до победного конца!.. Или до постыдного поражения! Вместе кумарили – вместе и в самсару пойдем!
– Шудра! – опять заругался махатма, но Аленка на эти ругательства внимания не обращала.
Она кликнула своих служанок (тех самых, которые потом вылетели из дворца в чем мать родила), препоручила их заботам просветленного Кумариса, проследила за тем, чтобы его выкупали, постригли ногти, одели в белую просторную рубаху с длинными, до пят, рукавами, после чего собственноручно заперла взбунтовавшегося кармического супруга в главной царской кладовой и ключ повесила себе на шею,
И вот тут-то с чернокнижницей Аленкой и произошел тот взрыв неконтролируемой ярости, который сенные девицы охарактеризовали испуганным :словом:, «Перекосило!».
* * *
Когда звон, стук и гром в царских палатах прекратились, народ на площади насторожился.
– Видать, умаялась, многогрешная, – выдвинула версию одна из баб.
– Какой там умаялась! Просто, поди, в царских палатах все, что можно разбить да разорвать, закончилось.
– Тады, православные, она чичас обернется огнедышащей змеею рекомою аспидистрой, и вылетит из дворца попалять да пожигать все на пути попадающееся.
– Брехня энто! Сама знаю, сама видала: превращается царица в упыриху с очами алыми и зубами зело длинными. После чего отправляется кровь пить по всем селам да деревням. А ейный махатма днем во гробу спит, а по ночам в нетопыря перекидывается и всю скотину как есть с ног валит. Вот, третьего дня весть пришла из сельца Зажеваевка: все коровки пали незнамо отчего. А я так скажу и докажу: энто все махатмовы проделки, потому как имя его в переводе на наш язык и означает: Коровья Смерть.
– Да ну-у! Слушайте больше энту балаболку; она сто коробов наговорит, и все неправда! Как может Аленка быть упырихой, когда она всамделе русалка, а мужик ейный и не мужик вовсе, а вроде рыбы, и кличут его Ахтиандром! Муж мой позавчера своими глазами видал, как в Бухаловом пруду они плескалися и ныряли, да гоготали голосами нечеловечьими!
– Ничего такого нет и быть не может! – клялись-божились уже оклемавшиеся от своих страхов царицыны служанки. То, что царица – колдунья-чернокнижница, так это всякому известно. А какой силой махатма обладает, нам неведомо. Токмо и видали мы, что иногда спит он на доске, гвоздями утыканной, огонь изо рта выпущает да по потолку ногами ходит, ни за что не держась… Так ведь такие штуки и наш юродивый Игнаша Бессребреник делать может на Масленой седмице… И у него еще лучше получается.
– Нишкните, православные! Гляньте-ка: смугломордые на нас цельным войском движутся.
– С иголками своими серебряными проклятущими!
– Ах, кабы были с нами богатыри-заступнички, уж мы бы эту рать на раз одолели!
– Бегите от нехристей, православные! – истошно возопила какая-то баба, и вся толпа пришла в движение. Нешто вы не видите: не люди они и морды у них не человечьи!
Толпа вгляделась и ахнула от ужаса. И в самом деле, теперь ненавистные кутежанам интервенты походили, скорее, на каких-то гигантских уродливых насекомых. На месте лиц у них болтались многочисленные хоботки и присоски цвета засохшей крови, а глаза превратились в блестящие бездумные шары, в которых, дробясь и ломаясь, отражалось небо Тридевятого царства.
– Бежим! – И толпа зевак кинулась врассыпную, ощущая затылками дыхание непонятной, неотступной и уродливой смерти.
Спастись от уродов удалось не всем. Те, кого они настигали, падали под градом уколов, а потом в одно мгновение превращались в высохшие обескровленные мумии.
– Пришла новая напасть! – шептались попрятавшиеся по домам и овинам кутежане. Но прежнего страха в них, запуганных, забитых, лишенных всего царицей-злодейкой, уже не было. Потому что, вернувшись домой, многие мужики обнаружили в карманах кафтанов или штанов плотные душистые прямоугольнички – знаменитые кутежанские печатные пряники.
И на всех этих загадочно появившихся пряниках отпечатана была одна и та же надпись: «Ждут тебя в лесу Чертоногом на Растопыринской поляне». И ниже: «Кутежанские мстители».
* * *
– Василиса! Ты ли это?! Вот где привела судьба встретиться!
На меня несся, растопырив руки для приветственного объятия, мужчина, чем-то отдаленно напоминающий Ивана-царевича, старшего кошки Руфины сына… Господи! Да ведь это и впрямь Иван-царевич!
– Да уж, встреча так встреча, – согласилась я, чудом не задохнувшись в объятиях родственничка.
Не знаю, в чем у него были руки, но теперь мой новый, подаренный Марьей Моревной сарафан придется отстирывать в трех водах со щелоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90