— Ты не все видел, брат мой, потому что слишком часто был в отлучках. Это я проводила с Лэйн целые дни и знаю, как много она работала, как старалась порадовать тебя. Она оставила прежние привычки и стала настоящей женщиной сну.
— Она не может стать женщиной сиу. Она белая и белой останется.
— В твоем вигваме она была сиу, брат мой! — И Утренняя Роса коснулась сжатым кулаком своего сердца.
— Не верь бледнолицым — и проживешь дольше. Если женщина, которую Красный Лук видел идущей за лошадью, и есть Лэйн, — было видно, что Черный Волк не верит в подобную возможность, — то почему Бегущий Кугуар ничего мне об этом не сказал?
— Может быть, он поклялся ей в молчании. Если ты спросишь, почему она просила его молчать, я скажу вот что, брат мой: может быть, она боится тебя…
Тот продолжал молча смотреть на сестру, но выражение его глаз сказало ей: ему не понравилось такое предположение. Черный Волк всегда старался показать жене, что не обидит ее ни при каких условиях, и надеялся, что она это поняла.
— …или мы ошибаемся, и вовсе не «костер твоего сердца» бродит по нашим землям без всякой защиты.
Черный Волк пронзил сестру взглядом, глубоко сожалея о том, что однажды в разговоре с ней назвал Лэйн так, как называл только мысленно. Девушка не дрогнула. Она и брат выросли вместе, и кому, как не ей, было знать, что Черный Волк беспощаден только с врагами.
— Быстрая Стрела считает, что эта женщина — не мать ребенку.
— Но ведь ты не примешь его слов на веру.
Это был не вопрос, а утверждение. Сказав это, Утренняя Роса продолжала упаковывать приготовленную провизию, потом затянула кожаный ремень и протянула мешок брату. Тот не сделал движения, чтобы взять его.
— Значит, ты не станешь помогать Бегущему Кугуару? — Девушка опустила мешок к ногам Черного Волка. — Разве Великие Духи улыбаются человеку только один раз в жизни? Разве не могло случиться, что они одарили тебя наследником?
И на этот раз ответа не последовало. Тогда она порылась под грудой бизоньих шкур и вытащила сильно поношенное детское одеяльце.
— Я сама вышила его, узнав, что Лэйн вынашивает малыша. В этом одеяле ты принес в свой вигвам ребенка, найденного в хижине Бегущего Кугуара.
Черный Волк выхватил одеяльце у нее из рук и начал разглядывать. Обычно нечувствительный к холоду, он вдруг покрылся «гусиной кожей»: как и каждая женщина племени, Утренняя Роса украшала свои изделия определенным, лично ей присущим орнаментом, который невозможно было перепутать с чужой работой. Значит, Лэйн захватила его с собой…
Внезапно он замер, прижимая к груди обветшавшее от стирки одеяльце. Почти забытое ощущение наполнило его душу: светлое, горячее ощущение полноты и правильности, часто посещавшее его в те дни, когда Лэйн жила в его вигваме. Оно сопровождало мысли о ней, о том, что она ожидает его дома, ожидает ночи, когда они окажутся на ложе и он коснется ее…
Он увидел мысленно прекрасную картину: Лэйн с ребенком на руках, прислонившаяся к стволу дерева, и он, Черный Волк, лежащий рядом на траве и не спускающий довольного взгляда с жены и сына.
А потом картина скомкалась и исчезла — он вспомнил описание, данное женщине Красным Луком. Судя по его словам, это была не Лэйн. Устыдившись недавнего приступа сентиментальности, Черный Волк пришел в раздражение.
— Это еще ничего не значит! — отрезал он, со злостью отбрасывая одеяльце. — Даже если это Лэйн, она уже могла найти себе другую пару. Она имеет на это право, по законам племени.
Он подумал о том, что «другой парой» может быть Бегущий Кугуар (иначе почему он так сторонился его?), и раздражение перешло в ярость.
— Ага-а, — протянула Утренняя Роса. — По законам племени? Ты же сказал, что Лэйн белая и белой останется! Я вижу, ты так и не решил для себя этот вопрос. Ты слишком горд, брат мой, слишком опасаешься уронить достоинство вождя. Почему ты не хочешь поверить, что Лэйн может снова войти в твой вигвам? А если твое недоверие сильнее твоих чувств к ней, не приводи ее сюда, даже если она того захочет. Ты только заставишь ее сердце кровоточить.
— У тебя нет права голоса на совете, женщина, — с холодной насмешкой ответил Черный Волк.
Утренняя Роса отвернулась и пошла к выходу, но обернулась через плечо, уже приготовившись откинуть шкуру:
— Не мне объяснять тебе, вождь, что взгляд женщины, которая несчастлива, сделает для мужа прогорклой самую свежую еду.
С этими словами она выскользнула наружу, услышав за спиной грохот раскатившейся утвари и проклятие бледнолицых, слетевшее с уст обычно сдержанного брата. Утренняя Роса улыбнулась краешками губ. Подхватив кожаное ведро, она не спеша пошла к ручью, кротко склонив голову, так что волосы, угольно-черные и прямые, двумя крыльями обрамляли лицо.
Она думала о том, что брат, конечно же, продолжает любить жену, как бы он ни старался это скрыть.
Барлоу вполглаза наблюдал за женской фигурой, скорчившейся в пыли. Она не двигалась, лежа на боку с подтянутыми к подбородку коленями. Его это не беспокоило: выносливость этой женщины была попросту необыкновенной.
В нескольких милях к северу виднелись горы. Барлоу время от времени бросал на них алчный взгляд, и тогда ладонь его начинала бессознательно поглаживать по карману, словно тот уже был набит золотыми слитками.
Отпив немного виски из почти опустошенной бутылки, он занялся больной ногой. Даже снять ботинок было теперь нелегко: боль так и пронзала ногу до самого паха. Стопа вместе с пальцами приобрела неживой вид, со времени последнего осмотра чернота успела подняться выше лодыжки. Барлоу поскреб в затылке и решил, что ошибся, что накануне нога выглядела точно так же и он просто забыл. Попробовав пошевелить пальцами, он обнаружил, что они никак не отвечают на его усилия. Пожалуй, самое время было показаться какому-нибудь докторишке.
Женщина шевельнулась, и Барлоу вздрогнул, выругав себя за такую реакцию. Впрочем, ему было чего опасаться: однажды она уже ухитрилась всадить лезвие ножа на целый дюйм ему в плечо. Как тут было не нервничать? Подлая сука держала нож в ботинке все это время, а он об этом даже не догадывался. К тому же, вместо того чтобы униженно умолять о глотке воды и куске пищи, она смотрела на него так, словно надеялась прожечь в нем взглядом дыру.
И она все время повторяла, что их наверняка уже разыскивает армия, что скоро какие-нибудь местные индейцы выйдут на их след, но самое главное, она сказала, что в хижине остался ребенок Черного Волка. Это последнее так перепугало Барлоу, что у него отвисла челюсть, и тогда женщина начала хохотать скрипучим смехом и хохотала до тех пор, пока он не ударил ее.
Вспомнив эту тревожную новость, Барлоу живо представил себе, что сделает с ним дикарь, когда выследит их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138