Уходя на приличной скорости по трассе, Кей радовался, что прикинутый под байкера дурень, увлекшись погоней, не успел прикончить его выстрелом в спину.
В придорожной забегаловке Кей купил стакан кофе в пластмассовом стаканчике с крышкой и пирожок с мясом. Хотел съесть сразу, но помешала подступившая тошнота, когда взгляд случайно задержался на заднем колесе ХаДэ. В глаза бросились серые пятна, о происхождении которых не хотелось думать.
Кей бросил еду в седельную сумку и долго скреб резину ветками.
Наверное, это была просто пыль. Пыль и дорожная грязь…
Накручивая километр за километром, посматривая в зеркало, Кей искал белую машину. Она исчезла.
Своим решил ничего не говорить.
Можно, разумеется, зарыться в Нору – надежное местечко, служащее укрытием для всей Стаи. Но, поразмыслив, Кей решил не рисковать. Чтобы попасть в Нору, пришлось бы пересечь весь Город.
Кей притормозил на въезде в мегаполис и выбрал уединенное местечко. Следующий час провел на скамейке, заставив себя съесть пирожок и выпить кофе. Оба отдавали горелым.
…Темнота свалилась внезапно, как всегда. В сезон ее неистово ждешь, а она как будто не понимает и, вместо того чтобы потомить, падает мгновенно. Ты не успел опомниться, а уже включаешь дальний свет.
Кей услышал ровный гул, когда собирался закурить очередную сигарету. Аккуратно вернув пачку в карман косухи, он поднял руки, потрогал пальцами воздух, как будто проверяя его плотность. Привычка, над которой вечно посмеивается Барон: «Ты бы, – говорит, – прежде чем ехать, еще лизнул его, воздух-то!» Кей положил ладони на рукоятки руля, пробежался по ним пальцами, как по фортепианным клавишам, и крепко вцепился в ребристые грани, не оторвешь. Сейчас мы тебе, Город, устроим концерт!
Церемония началась.
Гул нарастал. Его сравнивают и с хором печальных ангелов, и с грохочущим весельем ада. Так говорят те, кто побывал и там, и там. Байкеры.
Больше не с чем сравнивать. Рой обезумевших шершней? Ржавые танки на марше? Раздраженный рев проснувшегося вулкана? Слабо. Не тянет. А все потому, что на земле таких звуков нет. Вслушайтесь.
О, этот звук харлеевской двойки, будоражащий слух! Биение двухцилиндрового четырехтактного двигателя вызывает мгновенный прилив крови. Ты поднимаешь потяжелевшую голову и покрасневшими глазами выискиваешь источник звука. А он не один. Их несколько! Их все больше и больше! Несть им числа!
Они пришли…
Чопперы: роскошные длинные байки, с выдвинутыми на волшебное количество градусов вилками, торчащими, как подводные тараны эскадренных броненосцев и заставляющими всех встречных очумело пялиться на рычащее мотостадо. Число байков растет, и наступает момент, когда уже не воспринимаешь механических животных поодиночке, а поглощаешь глазами, ушами и душой всю Стаю. Одновременно.
Кей потрогал узел банданы на затылке, гуднул Стае в знак приветствия и медленно, с достоинством, вписался в строй, заняв свое место.
В Стае у каждого свое место. Никто не претендует на чужое. Быть в Стае – и так уже неслыханный почет.
Место Кея – рядом с вожаком. Кей – второй после Трибунала. Это знают все, и никто с этим не спорит.
Стая катит по проспекту целеустремленно и на одной скорости. Отстать или рвануть вперед не то чтобы нельзя. Это невозможно. Потерять строй – потерять лицо. Кто хочет терять лицо?
Ночной воздух прохладен и свеж. На светофорах байкеры переглядываются и перебрасываются ничего не значащими репликами. Впрочем, для этого им и останавливаться незачем. У Кея попросили зажигалку, он на ходу передал ее и получил обратно. Просто так. Это не выпендреж. Незачем останавливаться из-за мелочи.
Байки издают сдержанный рокот, демонстрируя готовность в любой момент предъявить мощь и заполнить ревом двигателей округу, заставить вздрогнуть дома и вынудить водителей автомобилей встревожено вытягивать шеи из окон пыльных жестяных раковин. Чопперы пришли!
Полночь первой субботы апреля.
Воробьевы горы, Смотровая площадка.
Открытие сезона. Байки выстроились в три ряда вдоль дороги, но прибывают новые и новые, пытаясь вмылиться в просвет между аппаратами догадавшихся прикатить раньше.
Опоздавшие медленно крейсируют ниже, до церквушки под медной крышей и далее, подставляя правый бок байка взглядам выстроившихся на асфальте зрителей. По роскошному сиянию массивного хромированного корпуса воздухофильтра сразу догадаешься о степени крутизны хозяина.
Байкеров великое множество. С каждым годом число желающих умчаться от самого себя прибавляется. Но все равно их меньше, чем в любом другом большом Городе мира.
Увеличились также количество и длина трещин на асфальте, на тумбах гранитного парапета, на широких ступенях каменных лестниц. Трещины стремительно растут. На манер паутины они накрыли Смотровую, сливаясь с многочисленными ложбинками и овражками, процарапанными на склонах холмов, получивших от равнинных жителей Московии необоснованное название «горы». Трещины похожи на крупноячеистую сеть, забытую рыбаком, который отгреб в туман в поисках более щедрых на добычу омутов.
Бешеные заняли крохотное кафе, притулившееся у гранитного заборчика, отделяющего асфальт Смотровой площадки от крутого речного обрыва.
Кей лениво развалился в жестком пластмассовом кресле. Он курит и рассматривает плещущееся там, внизу, мотоморе. Остальные Бешеные застыли вокругстола черными изваяниями. Они молчат. Тишина за столом иногда прерывается резким скрипом мертвой кожи, когда кто-то тянется к пиву или вытаскивает зиппо.
Стая с явным безразличием рассматривает широкую полосу разноцветного металла, вытянувшуюся вдоль дороги и теряющуюся в скудно освещенной дали. Полоса беспокойна, она движется и волнуется как море, по ней пробегают большие и маленькие волны, с грохотом накатывающие и мгновенно затихающие: группки байков прибывают, чтобы занять место других, исчезающих в ночи.
Прибой бьет о Смотровую, к удовольствию праздной публики выбрасывая на прибрежный асфальт живописных байкеров и их долгоногих подружек.
Металл байков, как радуга над прибоем, всеми цветами сверкает в бледном свете уличных фонарей и ослепительном сиянии фар. Если встать спиной к реке, то слева все больше темные, черные, с редкими вкраплениями ярких пятен, чем правее – тем цветовая гамма разнообразнее.
Слева – зона отечественной техники, оппозитов и производных от них. Это порождения травяных миражей, клонированные безумными мастерами в дебрях мастерских, в которые не отважится заглянуть даже самый отпетый бродяга. Оппозиция оппозитов всем и всему неизменна и только крепнет с годами, как черное вино нечистой силы.
Справа прочно обосновались те, для кого жизнь – сакэ с медом и гейша с пухлыми губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
В придорожной забегаловке Кей купил стакан кофе в пластмассовом стаканчике с крышкой и пирожок с мясом. Хотел съесть сразу, но помешала подступившая тошнота, когда взгляд случайно задержался на заднем колесе ХаДэ. В глаза бросились серые пятна, о происхождении которых не хотелось думать.
Кей бросил еду в седельную сумку и долго скреб резину ветками.
Наверное, это была просто пыль. Пыль и дорожная грязь…
Накручивая километр за километром, посматривая в зеркало, Кей искал белую машину. Она исчезла.
Своим решил ничего не говорить.
Можно, разумеется, зарыться в Нору – надежное местечко, служащее укрытием для всей Стаи. Но, поразмыслив, Кей решил не рисковать. Чтобы попасть в Нору, пришлось бы пересечь весь Город.
Кей притормозил на въезде в мегаполис и выбрал уединенное местечко. Следующий час провел на скамейке, заставив себя съесть пирожок и выпить кофе. Оба отдавали горелым.
…Темнота свалилась внезапно, как всегда. В сезон ее неистово ждешь, а она как будто не понимает и, вместо того чтобы потомить, падает мгновенно. Ты не успел опомниться, а уже включаешь дальний свет.
Кей услышал ровный гул, когда собирался закурить очередную сигарету. Аккуратно вернув пачку в карман косухи, он поднял руки, потрогал пальцами воздух, как будто проверяя его плотность. Привычка, над которой вечно посмеивается Барон: «Ты бы, – говорит, – прежде чем ехать, еще лизнул его, воздух-то!» Кей положил ладони на рукоятки руля, пробежался по ним пальцами, как по фортепианным клавишам, и крепко вцепился в ребристые грани, не оторвешь. Сейчас мы тебе, Город, устроим концерт!
Церемония началась.
Гул нарастал. Его сравнивают и с хором печальных ангелов, и с грохочущим весельем ада. Так говорят те, кто побывал и там, и там. Байкеры.
Больше не с чем сравнивать. Рой обезумевших шершней? Ржавые танки на марше? Раздраженный рев проснувшегося вулкана? Слабо. Не тянет. А все потому, что на земле таких звуков нет. Вслушайтесь.
О, этот звук харлеевской двойки, будоражащий слух! Биение двухцилиндрового четырехтактного двигателя вызывает мгновенный прилив крови. Ты поднимаешь потяжелевшую голову и покрасневшими глазами выискиваешь источник звука. А он не один. Их несколько! Их все больше и больше! Несть им числа!
Они пришли…
Чопперы: роскошные длинные байки, с выдвинутыми на волшебное количество градусов вилками, торчащими, как подводные тараны эскадренных броненосцев и заставляющими всех встречных очумело пялиться на рычащее мотостадо. Число байков растет, и наступает момент, когда уже не воспринимаешь механических животных поодиночке, а поглощаешь глазами, ушами и душой всю Стаю. Одновременно.
Кей потрогал узел банданы на затылке, гуднул Стае в знак приветствия и медленно, с достоинством, вписался в строй, заняв свое место.
В Стае у каждого свое место. Никто не претендует на чужое. Быть в Стае – и так уже неслыханный почет.
Место Кея – рядом с вожаком. Кей – второй после Трибунала. Это знают все, и никто с этим не спорит.
Стая катит по проспекту целеустремленно и на одной скорости. Отстать или рвануть вперед не то чтобы нельзя. Это невозможно. Потерять строй – потерять лицо. Кто хочет терять лицо?
Ночной воздух прохладен и свеж. На светофорах байкеры переглядываются и перебрасываются ничего не значащими репликами. Впрочем, для этого им и останавливаться незачем. У Кея попросили зажигалку, он на ходу передал ее и получил обратно. Просто так. Это не выпендреж. Незачем останавливаться из-за мелочи.
Байки издают сдержанный рокот, демонстрируя готовность в любой момент предъявить мощь и заполнить ревом двигателей округу, заставить вздрогнуть дома и вынудить водителей автомобилей встревожено вытягивать шеи из окон пыльных жестяных раковин. Чопперы пришли!
Полночь первой субботы апреля.
Воробьевы горы, Смотровая площадка.
Открытие сезона. Байки выстроились в три ряда вдоль дороги, но прибывают новые и новые, пытаясь вмылиться в просвет между аппаратами догадавшихся прикатить раньше.
Опоздавшие медленно крейсируют ниже, до церквушки под медной крышей и далее, подставляя правый бок байка взглядам выстроившихся на асфальте зрителей. По роскошному сиянию массивного хромированного корпуса воздухофильтра сразу догадаешься о степени крутизны хозяина.
Байкеров великое множество. С каждым годом число желающих умчаться от самого себя прибавляется. Но все равно их меньше, чем в любом другом большом Городе мира.
Увеличились также количество и длина трещин на асфальте, на тумбах гранитного парапета, на широких ступенях каменных лестниц. Трещины стремительно растут. На манер паутины они накрыли Смотровую, сливаясь с многочисленными ложбинками и овражками, процарапанными на склонах холмов, получивших от равнинных жителей Московии необоснованное название «горы». Трещины похожи на крупноячеистую сеть, забытую рыбаком, который отгреб в туман в поисках более щедрых на добычу омутов.
Бешеные заняли крохотное кафе, притулившееся у гранитного заборчика, отделяющего асфальт Смотровой площадки от крутого речного обрыва.
Кей лениво развалился в жестком пластмассовом кресле. Он курит и рассматривает плещущееся там, внизу, мотоморе. Остальные Бешеные застыли вокругстола черными изваяниями. Они молчат. Тишина за столом иногда прерывается резким скрипом мертвой кожи, когда кто-то тянется к пиву или вытаскивает зиппо.
Стая с явным безразличием рассматривает широкую полосу разноцветного металла, вытянувшуюся вдоль дороги и теряющуюся в скудно освещенной дали. Полоса беспокойна, она движется и волнуется как море, по ней пробегают большие и маленькие волны, с грохотом накатывающие и мгновенно затихающие: группки байков прибывают, чтобы занять место других, исчезающих в ночи.
Прибой бьет о Смотровую, к удовольствию праздной публики выбрасывая на прибрежный асфальт живописных байкеров и их долгоногих подружек.
Металл байков, как радуга над прибоем, всеми цветами сверкает в бледном свете уличных фонарей и ослепительном сиянии фар. Если встать спиной к реке, то слева все больше темные, черные, с редкими вкраплениями ярких пятен, чем правее – тем цветовая гамма разнообразнее.
Слева – зона отечественной техники, оппозитов и производных от них. Это порождения травяных миражей, клонированные безумными мастерами в дебрях мастерских, в которые не отважится заглянуть даже самый отпетый бродяга. Оппозиция оппозитов всем и всему неизменна и только крепнет с годами, как черное вино нечистой силы.
Справа прочно обосновались те, для кого жизнь – сакэ с медом и гейша с пухлыми губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97