Джим Лестер легко, почти грациозно, все еще разворачивался к лестнице. Пальцы, сжимавшие пистолет, разжались, и он упал на пол. Лестер шагнул вперед, поставив ногу на первую ступеньку, как будто собирался спускаться. Но больше не сделал ни шагу. Он упал как-то странно. Сначала уронил руки, бессильно повисшие вдоль тела. Потом повалился лицом вперед, как подрубленное дерево. Он грохнулся с размаха и как бы продавил пол, ноги остались на второй или третьей ступеньке, а лицо — на ступеньку ниже. Он не покатился по лестнице. Спокойно лежал там, где упал. И не шевелился.
Мои преследователи замешкались. Но ненадолго. Мне все это не помогло. Все это уже было. Все повторилось, как в кошмарном сне, по моему телу пробежала холодная дрожь. Мысленно я обзывал себя идиотом, безмозглым дурнем, прежде всего, за то, что явился сюда. Ведь я знал, что отсюда не выбраться. Около сотни отпетых бандитов горят желанием убить меня, сквозь ограду вокруг поместья пропущен электрический ток. Я выругался. Во всем виновата эта чертова баба. Эта Дорис Миллер. Всегда ищи женщину, подумал я с отчаянием.
Но потом на секунду передо мной всплыло ее прекрасное лицо, чувственное тело, и это воспоминание немного успокоило мои разыгравшиеся нервы. По крайней мере, это видение несколько изменило направление моих мыслей, на одну-две секунды я перестал думать о том, что меня убьют, и стал думать, как остаться живым. Этого оказалось достаточно. Внезапно на меня снизошло озарение. Может, мне все же удастся выбраться. Может, я все же останусь живым. Ах, женщины — моя слабость. Ничего не поделаешь.
Я бросился в кабинет Квина и принялся сдирать с себя клоунский наряд, в спешке разрывая его на клочки. Потом выглянул за дверь. В конце коридора, по направлению к лестничной площадке, полз, как покалеченный краб, Малыш Хэл, тот бандит, которому я прострелил ногу. Кроме него, в коридоре маячили еще две фигуры, остальных не было видно. Меня такая ситуация устраивала.
Тщательно прицелившись в одного из тех, кто стоял на виду, я выстрелил. Всех как ветром сдуло, только раненый продолжал ползти к лестнице, потом исчез и он. Я стремглав влетел в кабинет. Барракуда начал подавать признаки жизни, а мне некогда было возиться с ним. Поэтому я стукнул его по голове. Его пистолет все еще валялся на полу около стены. Поскольку в моем револьвере оставались только две пули, я убрал свой кольт в кобуру, а за пояс засунул тридцать второй Барракуды. Потом принялся за его бесчувственное тело и поспешно стащил с него черный балахон. Подбежав к двери, я снова выглянул в коридор. За те несколько секунд, что я возился с Барракудой, два бандита начали осторожно подниматься по лестнице. Однако недостаточно осторожно. Я разрядил в них пистолет Барракуды. Один упал, другой убежал.
Еще пять секунд ушло на то, чтобы натянуть на себя черный балахон. Подняв с пола капюшон, который являлся частью костюма Палача, я надел его на голову. Теперь я видел все окружающее только сквозь прорези для глаз — не очень удобно, но, по крайней мере, этот капюшон скрывал мою размалеванную клоунскую физиономию и седые волосы. Кое-кто из них вскоре удивится, почему на мне маска, но в этой суматохе, даст бог, ни у кого не останется времени для логических построений. На этом и строился мой план — весьма неплохой план. Ко мне возвращалась надежда.
Ко мне отчасти вернулось даже хорошее настроение. Продрогший, потный и несчастный одновременно, я чувствовал такой прилив энергии, что еще немного, и распался бы на отдельные атомы. Выглянув из двери, я увидел еще одного храбреца — или безумца, — поднимавшегося по лестнице. За его спиной прятались двое не столь отважных. Прекрасно. Пусть поднимаются и стреляют в меня. Под черным капюшоном и слоем грима губы мои невольно расплылись в довольной улыбке; я прошел через кабинет в спальню, где все еще лежал мертвец. Мертвый клоун — Шелл Скотт.
Кто-то уже принял по ошибке его за меня; почему бы не ошибиться еще раз? Поначалу я сам принял его за свое зеркальное отражение, он отличался от меня только цветом носа и пуговиц, нашитых спереди на балахон; в остальном мы были похожи как две капли воды. А теперь на мне костюм Барракуды, черный балахон и капюшон. Прекрасная маскировка, подумал я, даже для меня.
К этому моменту в моей крови скопилось столько адреналина, тироксина, питуитрина и, наверное, овощного супа, что я легко взвалил себе на плечо мертвого клоуна, точно это был мешок картошки, и затрусил к двери спальни, выходившей на лестничную площадку. Я распахнул дверь и, покачнувшись, шагнул через порог, крепко обхватив за талию тело клоуна.
Его тело мешало мне осмотреться, я видел только троих мужчин, стоявших на лестничной площадке. У всех в руках были пистолеты, и двое навели их на нас с клоуном, но третий закричал им что-то, и они не стали стрелять. Больше я ничего не видел, так как, переступив порог, упал на пол и покатился к лестнице, крепко прижимая к бокам руки мертвого клоуна.
Докатившись до лестницы, я подобрал под себя ноги и приподнялся, таща за собой клоуна. Мышцы спины и плеч заныли от напряжения, но мне удалось удержать тело в вертикальном положении. Голова его безвольно откинулась назад, но я двигался так быстро, что, надеюсь, никто этого не заметил. В тот момент, когда голова его качнулась назад, я ударил его кулаком в подбородок. Клоун, как тряпичная кукла, опрокинулся на спину, перелетел через тело Джима Лестера и медленно покатился по ступенькам вниз.
Вся операция продолжалась от силы пять секунд. Не успел клоун упасть, как я выхватил свой кольт. В зале было шумно, как в преисподней, мешанина голосов, визг и крики; трое теперь стояли позади меня и больше дюжины с адским грохотом поднимались снизу. Я заорал, стараясь изо всех сил подражать резкому, хриплому голосу Барракуды и надеясь, что меня услышат хотя бы те, кто стоят рядом со мной:
— Убейте этого клоуна! Я говорил вам, что это Шелл Скотт!
И я разрядил пистолет в мертвое тело.
Но не успел я выпустить вторую пулю, как раздалось по меньшей мере шесть выстрелов. С такой готовностью бандиты помогали мне убить этого подонка, Шелла Скотта. Столько выстрелов прозвучало практически одновременно, что несколько секунд казалось, будто в зале стреляют из пулемета. Среди стрелявших оказалась даже женщина, разрядившая в тело свой пистолет 22-го калибра. «Ей-то что плохого я сделал?» — подумал я. И внезапно наступила звенящая тишина.
После треска и шума выстрелов тишина подействовала почти угнетающе, она показалась плотной и тяжелой. Тело мертвеца продолжало двигаться по инерции, немного повернулось, достигнув нижней ступеньки лестницы, и застыло в неподвижности. Со стороны казалось, что беднягу только что убили и он испустил последний вздох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55