Я очень ценю вашу помощь, но это — как бы сказать — сугубо частное дело. Я еще увижу вас, когда буду уходить.
Она еще раз чарующе улыбнулась и, переваливаясь, пошла через холл к лестничной площадке. Ступеньки застонали под ее тяжелой поступью.
Я вынул из заветного чехла мой тридцативосьмикалиберный и приставил его дулом к двери. Левой рукой я постучал еще раз. За дверью мужской голос спросил:
— Хэтти? Это вы, Хэтти? — И дверь на один дюйм приоткрылась.
Я быстро вставил в щель нос револьвера, на расстоянии дюйма от опухших глаз Зэркла.
— Потихоньку да полегоньку, — сказал я. — Не шуми, приятель.
Я протолкнулся в комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Зэркл попятился к кровати, и я подошел к нему и дохнул пивным ароматом ему в лицо.
— Спокойно, друг, — сказал я. — Одевайтесь.
На нем были полосатые трусы, из которых с одного конца торчали его тощие ноги, а с другого — худощавый торс. Хэтти была права: лицо его было сильно разбито. Вокруг глаз багровели уродливые круги, нижняя губа была рассечена. На левой скуле вздулся яркий синяк, и вся левая щека и уголок рта распухли и превратились в неровную рыхлую массу. Его действительно здорово обработали.
Он бессильно опустился на край кровати и, с трудом шевеля распухшими губами, проговорил:
— Одеваться? Зачем? В чем дело? — Он был явно испуган. Я ненавидел свою роль, но другого выхода не было.
— Дрэг хочет тебя видеть, — прорычал я. — Хочет поговорить с тобой еще немного.
Он тоненько заскулил:
— Я уже говорил с ним. Ничего не утаил. Честно!
— Он думает, что ты обманул его насчет себя и Джо. Ведь ты обманул его, Зэркл? Может, с тобой стукнулся кто-то другой, а ты назвал Джо, потому что Джо не может сказать «нет»?
— Честно, мистер, я сказал ему правду. — Слова вырвались из него, — он конечно же не хотел новой встречи с Драгуном. Глядя на его лицо, я его не осуждал. Он продолжал: — Джо и я, мы были только вдвоем, как я ему говорил. Мы провернули это дело десять или двенадцать раз, когда были приличные ставки. Я подходил к окошечку, и Джо выплачивал мне деньги. Потом мы встречались, и я делился с ним. Вот и все. Клянусь, это все, что мы делали. Больше никто — только мы двое. Я же сказал Дрэгу — зачем повторять одно и то же? — Он нервно потирал руки; на лбу блестели капельки пота.
— Ничего не знаю. Дрэг велел привезти тебя к нему.
— Пожалуйста, мистер, — заскулил он, — не везите меня к нему. Он убьет меня. — Голос его срывался. — На этот раз наверняка убьет.
Я спросил:
— И ты не можешь сказать ему, как погиб Джо? Ведь в тот вечер, когда он попал под машину, вы договорились встретиться.
Он отрицательно покачал головой.
— Я ничего не знаю о смерти Джо. Зачем он теперь хочет это знать? Почему не спросил меня, когда я у него был? Джо сказал, что, может, придет, а может, нет. Он не пришел, и я решил, что он просто передумал. — Его лицо искривилось; казалось, он вот-вот заплачет. — Меня допрашивала полиция. Они без конца меня спрашивали, и я сказал, что был дома. Я и в самом деле был дома. Я ничего не знаю про Джо. Ничего, ничего. — Он застонал: — Я сказал ему про Джо и про себя все, все. Оставьте меня в покое!
Я смотрел на него: он был таким маленьким и жалким, сжавшись в комок на кровати среди скомканных простыней.
— О'кей, Зэркл, — сказал я. — Успокойтесь. Никуда я вас не повезу. Драгун вовсе не посылал меня за вами. Я сам пришел.
Он поднял голову и недоверчиво уставился на меня. Я продолжал:
— Я хотел узнать у вас правду и боялся, что вы не скажете, если я просто спрошу вас, как было дело. Это был гнусный розыгрыш. Простите меня, но я должен был узнать правду. — Я спрятал револьвер в чехол.
Чувство облегчения выразилось на его лице, и он прошептал:
— Вы — не от Дрэга? Он в самом деле не хочет меня видеть? Я покачал головой.
— Мне жаль, что я не мог иначе. Меня зовут Скотт. Шелл Скотт. Я частный сыщик. Если я когда-нибудь смогу вам быть полезным, найдите меня, и мы будем квиты. Мой адрес есть в книге.
Лицо его по-прежнему выражало облегчение, но по мере того, как до него доходил смысл моих слов, глаза его разгорались гневом; и вдруг он зарычал:
— Шпион! Грязная вонючая ищейка! Негодяй! Подлый сукин сын!
Его лицо дергалось и кривилось, когда он выкрикивал эти слова, нижняя губа снова треснула, и струйка крови окрасила рот. Он почти вопил, выкрикивая грязные ругательства; я его не прерывал. У меня было такое чувство, будто он заслужил на это право.
Уходя, я кивнул хозяйке, сидевшей на крыльце.
— Думаю, я сделал все, что мне было нужно, — сказал я. — Большое спасибо, мадам.
Она, моргая, смотрела на меня.
— Все в порядке?
— Конечно, — сказал я, — все в порядке, Хэтти.
Было невыносимо жарко, градусов девяносто девять в тени. Я оставил верх кадиллака открытым, и теперь подушки припекали, как раскаленная сковорода. Глаза у меня горели, голова болела, спина ныла — фактически
каждая частица моей анатомии требовала ремонта. Проглотив чашку кофе в маленьком открытом ресторанчике, я поехал обратно к центру города.
В лавке новинок Генри показывал «художественные» слайды очередной паре туристов. Я прошел в дверь позади книжного шкафа и сразу окунулся в атмосферу кипучей деятельности.
Рядом со мной, прислонясь к стене, тучный, лысый человек изучал листок с какими-то заметками. Я спросил его:
— Какой забег сейчас в Голливуде? Он поднял глаза.
— Пятый. Через пару минут. Поставили? Я отрицательно качнул головой.
— Только что приехал. Как идут дела?
— Ужасно. Я очень рассчитывал на этого Фенси-Дэна. А он? Выползает из ворот; бежит, вихляя по всему треку; широко разбегается на поворотах — и проигрывает. А я остаюсь с носом. Представляете себе?
Я сочувственно пощелкал языком.
— Может быть, на следующей лошадке отыграетесь.
— Может быть. — В тоне его звучало сомнение. — Разве что на этой Джуди-Дрим. Но после последнего провала я, право, не знаю. А что, — сказал он, оживившись, — если еще раз попробовать Фэнси-Дэна? Цену они снизят, а он в конце концов должен же выиграть. Во всяком случае, надо подумать, на какую лошадь лучше поставить.
— Разумеется, — сказал я. Я подошел к висевшей на стене программе, посмотрел ту часть, что касалась пятого забега в Голливуд-парке, и выбрал Посланника. Это был трехгодовалый жеребец, соперничающий с более зрелыми лошадьми, что уже само по себе делало ставку сомнительной, но он был в хорошей форме. А кроме того, мне понравилась его кличка — Посланник.
В забеге будут участвовать десять лошадей и на все десять будут щедро ставить. Я уже давно понял, что можно выиграть в одном забеге и даже во многих забегах, но что единственный способ не проигрывать постоянно заключается в том, чтобы систематически вести записи, — или вообще оставить лошадей в покое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Она еще раз чарующе улыбнулась и, переваливаясь, пошла через холл к лестничной площадке. Ступеньки застонали под ее тяжелой поступью.
Я вынул из заветного чехла мой тридцативосьмикалиберный и приставил его дулом к двери. Левой рукой я постучал еще раз. За дверью мужской голос спросил:
— Хэтти? Это вы, Хэтти? — И дверь на один дюйм приоткрылась.
Я быстро вставил в щель нос револьвера, на расстоянии дюйма от опухших глаз Зэркла.
— Потихоньку да полегоньку, — сказал я. — Не шуми, приятель.
Я протолкнулся в комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Зэркл попятился к кровати, и я подошел к нему и дохнул пивным ароматом ему в лицо.
— Спокойно, друг, — сказал я. — Одевайтесь.
На нем были полосатые трусы, из которых с одного конца торчали его тощие ноги, а с другого — худощавый торс. Хэтти была права: лицо его было сильно разбито. Вокруг глаз багровели уродливые круги, нижняя губа была рассечена. На левой скуле вздулся яркий синяк, и вся левая щека и уголок рта распухли и превратились в неровную рыхлую массу. Его действительно здорово обработали.
Он бессильно опустился на край кровати и, с трудом шевеля распухшими губами, проговорил:
— Одеваться? Зачем? В чем дело? — Он был явно испуган. Я ненавидел свою роль, но другого выхода не было.
— Дрэг хочет тебя видеть, — прорычал я. — Хочет поговорить с тобой еще немного.
Он тоненько заскулил:
— Я уже говорил с ним. Ничего не утаил. Честно!
— Он думает, что ты обманул его насчет себя и Джо. Ведь ты обманул его, Зэркл? Может, с тобой стукнулся кто-то другой, а ты назвал Джо, потому что Джо не может сказать «нет»?
— Честно, мистер, я сказал ему правду. — Слова вырвались из него, — он конечно же не хотел новой встречи с Драгуном. Глядя на его лицо, я его не осуждал. Он продолжал: — Джо и я, мы были только вдвоем, как я ему говорил. Мы провернули это дело десять или двенадцать раз, когда были приличные ставки. Я подходил к окошечку, и Джо выплачивал мне деньги. Потом мы встречались, и я делился с ним. Вот и все. Клянусь, это все, что мы делали. Больше никто — только мы двое. Я же сказал Дрэгу — зачем повторять одно и то же? — Он нервно потирал руки; на лбу блестели капельки пота.
— Ничего не знаю. Дрэг велел привезти тебя к нему.
— Пожалуйста, мистер, — заскулил он, — не везите меня к нему. Он убьет меня. — Голос его срывался. — На этот раз наверняка убьет.
Я спросил:
— И ты не можешь сказать ему, как погиб Джо? Ведь в тот вечер, когда он попал под машину, вы договорились встретиться.
Он отрицательно покачал головой.
— Я ничего не знаю о смерти Джо. Зачем он теперь хочет это знать? Почему не спросил меня, когда я у него был? Джо сказал, что, может, придет, а может, нет. Он не пришел, и я решил, что он просто передумал. — Его лицо искривилось; казалось, он вот-вот заплачет. — Меня допрашивала полиция. Они без конца меня спрашивали, и я сказал, что был дома. Я и в самом деле был дома. Я ничего не знаю про Джо. Ничего, ничего. — Он застонал: — Я сказал ему про Джо и про себя все, все. Оставьте меня в покое!
Я смотрел на него: он был таким маленьким и жалким, сжавшись в комок на кровати среди скомканных простыней.
— О'кей, Зэркл, — сказал я. — Успокойтесь. Никуда я вас не повезу. Драгун вовсе не посылал меня за вами. Я сам пришел.
Он поднял голову и недоверчиво уставился на меня. Я продолжал:
— Я хотел узнать у вас правду и боялся, что вы не скажете, если я просто спрошу вас, как было дело. Это был гнусный розыгрыш. Простите меня, но я должен был узнать правду. — Я спрятал револьвер в чехол.
Чувство облегчения выразилось на его лице, и он прошептал:
— Вы — не от Дрэга? Он в самом деле не хочет меня видеть? Я покачал головой.
— Мне жаль, что я не мог иначе. Меня зовут Скотт. Шелл Скотт. Я частный сыщик. Если я когда-нибудь смогу вам быть полезным, найдите меня, и мы будем квиты. Мой адрес есть в книге.
Лицо его по-прежнему выражало облегчение, но по мере того, как до него доходил смысл моих слов, глаза его разгорались гневом; и вдруг он зарычал:
— Шпион! Грязная вонючая ищейка! Негодяй! Подлый сукин сын!
Его лицо дергалось и кривилось, когда он выкрикивал эти слова, нижняя губа снова треснула, и струйка крови окрасила рот. Он почти вопил, выкрикивая грязные ругательства; я его не прерывал. У меня было такое чувство, будто он заслужил на это право.
Уходя, я кивнул хозяйке, сидевшей на крыльце.
— Думаю, я сделал все, что мне было нужно, — сказал я. — Большое спасибо, мадам.
Она, моргая, смотрела на меня.
— Все в порядке?
— Конечно, — сказал я, — все в порядке, Хэтти.
Было невыносимо жарко, градусов девяносто девять в тени. Я оставил верх кадиллака открытым, и теперь подушки припекали, как раскаленная сковорода. Глаза у меня горели, голова болела, спина ныла — фактически
каждая частица моей анатомии требовала ремонта. Проглотив чашку кофе в маленьком открытом ресторанчике, я поехал обратно к центру города.
В лавке новинок Генри показывал «художественные» слайды очередной паре туристов. Я прошел в дверь позади книжного шкафа и сразу окунулся в атмосферу кипучей деятельности.
Рядом со мной, прислонясь к стене, тучный, лысый человек изучал листок с какими-то заметками. Я спросил его:
— Какой забег сейчас в Голливуде? Он поднял глаза.
— Пятый. Через пару минут. Поставили? Я отрицательно качнул головой.
— Только что приехал. Как идут дела?
— Ужасно. Я очень рассчитывал на этого Фенси-Дэна. А он? Выползает из ворот; бежит, вихляя по всему треку; широко разбегается на поворотах — и проигрывает. А я остаюсь с носом. Представляете себе?
Я сочувственно пощелкал языком.
— Может быть, на следующей лошадке отыграетесь.
— Может быть. — В тоне его звучало сомнение. — Разве что на этой Джуди-Дрим. Но после последнего провала я, право, не знаю. А что, — сказал он, оживившись, — если еще раз попробовать Фэнси-Дэна? Цену они снизят, а он в конце концов должен же выиграть. Во всяком случае, надо подумать, на какую лошадь лучше поставить.
— Разумеется, — сказал я. Я подошел к висевшей на стене программе, посмотрел ту часть, что касалась пятого забега в Голливуд-парке, и выбрал Посланника. Это был трехгодовалый жеребец, соперничающий с более зрелыми лошадьми, что уже само по себе делало ставку сомнительной, но он был в хорошей форме. А кроме того, мне понравилась его кличка — Посланник.
В забеге будут участвовать десять лошадей и на все десять будут щедро ставить. Я уже давно понял, что можно выиграть в одном забеге и даже во многих забегах, но что единственный способ не проигрывать постоянно заключается в том, чтобы систематически вести записи, — или вообще оставить лошадей в покое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46