незнакомец уже стоял прямо перед ней и умоляющим голосом говорил:
– Ради Бога, не бойтесь! Сжальтесь надо мной, я вовсе не бандит!
Быть может, обезумевшая Валентина и не услышала этих слов.
Она потеряла способность различать, она видела только то, что рисовало ей потрясенное воображение – убийцу, запятнанного человеческой кровью.
Испустив душераздирающий крик – нахлынувшие в особняк люди подумали, что произошло второе убийство, – она, пятясь, стала отступать к двери и наконец прислонилась к ней спиной. Какое-то мгновение она молчала, а затем распахнула дверь с криком:
– На помощь! Скорее! Он здесь!
Коридор моментально осветился. На помощь девушке спешили все обитатели особняка во главе с полковником Боццо, державшим в руке лампу. Рядом с полковником вышагивал мужчина в трехцветном шарфе; невозмутимое выражение лица этого человека являло собой разительный контраст всеобщему возбуждению.
Это был комиссар полиции.
Он вошел в комнату первым в тот самый момент, когда люди, забравшиеся по лестнице из сада, с шумом спрыгнули на балкон.
– Где он? – спросил комиссар полиции. Валентина указала в сторону кабинета, но в этом не было нужды: там уже началась схватка, и через несколько секунд убийца, пытавшийся стряхнуть с себя нападавших, показался в спальне. Наконец он освободился от них и оглядел окружавших его со всех сторон врагов. Он уже не пытался бежать; скрестив руки на груди, он ждал, ярко освещенный множеством свечей.
– Лейтенант Морис Паже, – произнес комиссар, делая шаг к нему, – вы арестованы именем короля.
Конец этой фразу утонул в пронзительном крике: мадемуазель де Вилланове, спрятавшая было лицо на груди полковника, открыла глаза и устремила взгляд на бледного молодого человека, стоявшего посреди комнаты.
– Морис! – простонала она. – Морис!
– Флоретта!
Подбежав к юноше, она кинулась ему на шею со словами:
– Ты невиновен! Я уверена, ты не виновен!
– Да, – ответил Морис, целуя ее, – клянусь тебе: я невиновен!
Комиссар полиции выкрикнул две фамилии:
– Господин Мегень и господин Бадуа!
Двое мужчин из тех, что забрались на балкон, приблизились; притаившийся за ними Лекок, боясь оказаться на виду, стремительно отступил в кабинет.
Руки Валентины опустились, она упала на колени и умоляющим голосом убеждала:
– Послушайте! Морис невиновен! Он поклялся в этом, и я тоже клянусь!
Подручные комиссара уже подошли к Морису.
– И это я, – в отчаянии простонала Валентина, – это я предала его... предала... Отправила на смерть!
Морис отвернулся, чтобы скрыть слезы.
Валентина попыталась подняться, чтобы обнять своего возлюбленного и не дать агентам полиции увести его, но тут силы оставили ее и она потеряла сознание.
XIV
ПРОБУЖДЕНИЕ
Начинался рассвет. Валентину давно уже перенесли в постель, но она все еще не приходила в себя. Доктор Самюэль, весьма ученый эскулап, которого полковник ввел недавно в особняк д'Орнан, объявил, что кризис обещает быть затяжным. Вокруг постели Валентины, лицо которой казалось особенно бледным на фоне ее разметавшихся на подушке роскошных волос, собрались доктор, полковник и маркиза д'Орнан.
Доктор, стоявший у изголовья кровати, был занят своими профессиональными обязанностями, полковник и маркиза, усевшись чуть поодаль, о чем-то тихонько беседовали. Почтенная дама пребывала в крайней степени возбуждения, в то время как полковник умеренно взволнованный, рассматривал портрет русского императора на крышке своей золотой табакерки.
– Она без сознания уже четыре часа, – тревожилась маркиза, – такой долгий обморок наверняка очень опасен.
– Вы – добрейшая из женщин, моя дорогая, – ответил полковник.
– Но это не мешает мне испытывать чувство крайнего раздражения, или, лучше сказать, отчаяния. Конечно, прошлое нашей бедной малышки давало повод ждать сюрпризов дурного тона – я имею в виду молодых людей, – и я все время опасаюсь появления какого-нибудь офицерика или коммивояжера. Но в то, что случилось, просто невозможно поверить!.. – негодовала маркиза. – Признаюсь вам, друг мой: как только она придет в себя, я залягу в постель на двадцать четыре часа, а может быть, и на всю неделю... вы представить себе не можете, какой больной становлюсь я после подобных потрясений.
– Вам надо обратиться к нашему другу Самюэлю, – не теряя спокойствия, ответил полковник.
– И вы можете посоветовать мне только это, дорогой Боццо? Вы делаетесь чуточку эгоистом, – упрекнула старика маркиза.
– Я всегда был эгоистом, мадам, – согласился с ее мнением полковник, – но я всегда старался, чтобы мои друзья от этого не страдали.
Маркиза протянула ему руку, все еще почти белоснежную, и полковник галантно поднес ее к губам.
– Ну как, доктор? – спросила она. – Что вы нам скажете?
– Продолжительный обморок на нервной почве, – ответил доктор. – К сожалению, столбнячное сжатие челюстей не позволяет ввести внутрь нужное количество микстуры. Тем не менее антиспазматическое средство, которое мне все же удалось ввести, начинает оказывать благотворное действие: пульс все еще слабый, но не такой прерывистый. Ей немного лучше.
– Серьезной опасности вы не видите? – расспрашивала доктора маркиза.
– Опасности никакой, если избегать ситуаций, подобных той, что вызвала...
– Значит, – перебил его полковник, – ей нужен покой, не так ли?
– Полный покой, – подтвердил доктор. – Прежде всего – покой!
– Но как обеспечить этот самый покой бедной девочке! – вздохнула маркиза. – Его в аптеках не продают.
Полковник приложил палец к губам и тихонько предупредил:
– Дорогая, доктор не знает ничего, кроме придуманного мною объяснения. Бесполезно посвящать его в это дело, тем более что Реми д'Аркс тоже его клиент.
– Неужели у вас остались еще какие-то надежды на этот счет? – с удивлением спросила маркиза.
– Разумеется, остались. Я же просил вас позаботиться о свадебных подарках.
– После всего того, что случилось?
Полковник открыл свою золотую табакерку и, не взяв оттуда ни понюшки, захлопнул; так он поступал частенько, будучи принципиальным противником всяческих излишеств.
– Я, знаете ли, очень странный эгоист, – наконец промолвил он, – и не могу забросить все свои дела ради того, чтобы вывести друзей из затруднения.
– Мадемуазель де Вилланове, – прервал их тихую беседу доктор, возвращаясь к вопросу о желательности покоя, – не привыкла к потрясениям, выпавшим на ее долю в эту ночь: убийцы в особняк Орнан заглядывают нечасто.
– Что верно, то верно, – поддакнула маркиза. – Нечасто, слава Богу.
И, адресуясь к полковнику, добавила негромко:
– Мадемуазель де Вилланове! Дочь моей сестры и – убийца! Нет, это непостижимо, мне кажется, это просто дурной сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– Ради Бога, не бойтесь! Сжальтесь надо мной, я вовсе не бандит!
Быть может, обезумевшая Валентина и не услышала этих слов.
Она потеряла способность различать, она видела только то, что рисовало ей потрясенное воображение – убийцу, запятнанного человеческой кровью.
Испустив душераздирающий крик – нахлынувшие в особняк люди подумали, что произошло второе убийство, – она, пятясь, стала отступать к двери и наконец прислонилась к ней спиной. Какое-то мгновение она молчала, а затем распахнула дверь с криком:
– На помощь! Скорее! Он здесь!
Коридор моментально осветился. На помощь девушке спешили все обитатели особняка во главе с полковником Боццо, державшим в руке лампу. Рядом с полковником вышагивал мужчина в трехцветном шарфе; невозмутимое выражение лица этого человека являло собой разительный контраст всеобщему возбуждению.
Это был комиссар полиции.
Он вошел в комнату первым в тот самый момент, когда люди, забравшиеся по лестнице из сада, с шумом спрыгнули на балкон.
– Где он? – спросил комиссар полиции. Валентина указала в сторону кабинета, но в этом не было нужды: там уже началась схватка, и через несколько секунд убийца, пытавшийся стряхнуть с себя нападавших, показался в спальне. Наконец он освободился от них и оглядел окружавших его со всех сторон врагов. Он уже не пытался бежать; скрестив руки на груди, он ждал, ярко освещенный множеством свечей.
– Лейтенант Морис Паже, – произнес комиссар, делая шаг к нему, – вы арестованы именем короля.
Конец этой фразу утонул в пронзительном крике: мадемуазель де Вилланове, спрятавшая было лицо на груди полковника, открыла глаза и устремила взгляд на бледного молодого человека, стоявшего посреди комнаты.
– Морис! – простонала она. – Морис!
– Флоретта!
Подбежав к юноше, она кинулась ему на шею со словами:
– Ты невиновен! Я уверена, ты не виновен!
– Да, – ответил Морис, целуя ее, – клянусь тебе: я невиновен!
Комиссар полиции выкрикнул две фамилии:
– Господин Мегень и господин Бадуа!
Двое мужчин из тех, что забрались на балкон, приблизились; притаившийся за ними Лекок, боясь оказаться на виду, стремительно отступил в кабинет.
Руки Валентины опустились, она упала на колени и умоляющим голосом убеждала:
– Послушайте! Морис невиновен! Он поклялся в этом, и я тоже клянусь!
Подручные комиссара уже подошли к Морису.
– И это я, – в отчаянии простонала Валентина, – это я предала его... предала... Отправила на смерть!
Морис отвернулся, чтобы скрыть слезы.
Валентина попыталась подняться, чтобы обнять своего возлюбленного и не дать агентам полиции увести его, но тут силы оставили ее и она потеряла сознание.
XIV
ПРОБУЖДЕНИЕ
Начинался рассвет. Валентину давно уже перенесли в постель, но она все еще не приходила в себя. Доктор Самюэль, весьма ученый эскулап, которого полковник ввел недавно в особняк д'Орнан, объявил, что кризис обещает быть затяжным. Вокруг постели Валентины, лицо которой казалось особенно бледным на фоне ее разметавшихся на подушке роскошных волос, собрались доктор, полковник и маркиза д'Орнан.
Доктор, стоявший у изголовья кровати, был занят своими профессиональными обязанностями, полковник и маркиза, усевшись чуть поодаль, о чем-то тихонько беседовали. Почтенная дама пребывала в крайней степени возбуждения, в то время как полковник умеренно взволнованный, рассматривал портрет русского императора на крышке своей золотой табакерки.
– Она без сознания уже четыре часа, – тревожилась маркиза, – такой долгий обморок наверняка очень опасен.
– Вы – добрейшая из женщин, моя дорогая, – ответил полковник.
– Но это не мешает мне испытывать чувство крайнего раздражения, или, лучше сказать, отчаяния. Конечно, прошлое нашей бедной малышки давало повод ждать сюрпризов дурного тона – я имею в виду молодых людей, – и я все время опасаюсь появления какого-нибудь офицерика или коммивояжера. Но в то, что случилось, просто невозможно поверить!.. – негодовала маркиза. – Признаюсь вам, друг мой: как только она придет в себя, я залягу в постель на двадцать четыре часа, а может быть, и на всю неделю... вы представить себе не можете, какой больной становлюсь я после подобных потрясений.
– Вам надо обратиться к нашему другу Самюэлю, – не теряя спокойствия, ответил полковник.
– И вы можете посоветовать мне только это, дорогой Боццо? Вы делаетесь чуточку эгоистом, – упрекнула старика маркиза.
– Я всегда был эгоистом, мадам, – согласился с ее мнением полковник, – но я всегда старался, чтобы мои друзья от этого не страдали.
Маркиза протянула ему руку, все еще почти белоснежную, и полковник галантно поднес ее к губам.
– Ну как, доктор? – спросила она. – Что вы нам скажете?
– Продолжительный обморок на нервной почве, – ответил доктор. – К сожалению, столбнячное сжатие челюстей не позволяет ввести внутрь нужное количество микстуры. Тем не менее антиспазматическое средство, которое мне все же удалось ввести, начинает оказывать благотворное действие: пульс все еще слабый, но не такой прерывистый. Ей немного лучше.
– Серьезной опасности вы не видите? – расспрашивала доктора маркиза.
– Опасности никакой, если избегать ситуаций, подобных той, что вызвала...
– Значит, – перебил его полковник, – ей нужен покой, не так ли?
– Полный покой, – подтвердил доктор. – Прежде всего – покой!
– Но как обеспечить этот самый покой бедной девочке! – вздохнула маркиза. – Его в аптеках не продают.
Полковник приложил палец к губам и тихонько предупредил:
– Дорогая, доктор не знает ничего, кроме придуманного мною объяснения. Бесполезно посвящать его в это дело, тем более что Реми д'Аркс тоже его клиент.
– Неужели у вас остались еще какие-то надежды на этот счет? – с удивлением спросила маркиза.
– Разумеется, остались. Я же просил вас позаботиться о свадебных подарках.
– После всего того, что случилось?
Полковник открыл свою золотую табакерку и, не взяв оттуда ни понюшки, захлопнул; так он поступал частенько, будучи принципиальным противником всяческих излишеств.
– Я, знаете ли, очень странный эгоист, – наконец промолвил он, – и не могу забросить все свои дела ради того, чтобы вывести друзей из затруднения.
– Мадемуазель де Вилланове, – прервал их тихую беседу доктор, возвращаясь к вопросу о желательности покоя, – не привыкла к потрясениям, выпавшим на ее долю в эту ночь: убийцы в особняк Орнан заглядывают нечасто.
– Что верно, то верно, – поддакнула маркиза. – Нечасто, слава Богу.
И, адресуясь к полковнику, добавила негромко:
– Мадемуазель де Вилланове! Дочь моей сестры и – убийца! Нет, это непостижимо, мне кажется, это просто дурной сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130