долг оказался мне не по силам. Свою вину я могу искупить только смертью.
Мне нечем заплатить Вам, и я умираю.
Прощайте!»
– Добились своего! – задыхающимся голосом произнес судья, вырывая письмо из рук Виктории.
Схватив горничную за плечи, он закричал так громко, словно надеялся, что его услышит кто-то еще:
– Слушайте! Не позволяйте ей умереть! Я побежден, я знаю! Я прошу пощады! Наказывайте меня и только меня! Я сдаюсь! Вы сильнее и я прошу пощады!
«Сошел с ума!» решила про себя Виктория и в полный голос добавила:
– Господин д'Аркс, не кричите на меня, я тут совершенно ни при чем!
Сделав огромное усилие, чтобы сосредоточиться, Реми спросил:
– Давно она ушла?
– Четверть часа назад, – с обидой в голосе ответила горничная.
– Куда? – спросил Реми.
Задавая этот вопрос, он бросил на стол кошелек.
– Я знаю совершенно точно, куда, ведь это я провожала ее до фиакра. Она еле держалась на ногах и без меня навряд ли смогла бы спуститься с лестницы. Так вот, она говорила так тихо, что я вынуждена была повторить адрес кучеру: улица Анжу-Сент-Оноре, номер двадцать восемь.
– К нему! – воскликнул Реми, голос его уже не дрожал.
Он выпрямился и довольно спокойно промолвил:
– Надо спешить к нему! К Морису Паже! И быстрым шагом вышел из комнаты.
Неведомо откуда взявшийся полковник Боццо, словно кот, подстерегавший мышь, незамеченный крался следом за ним по лестнице. У ворот полковник столкнулся с Лекоком, который сказал, указывая на стоявший по другую сторону дороги экипаж:
– Господа там, они ожидают вас.
Это была бедная комната на четвертом этаже старого дома по улице Анжу. Окно выходило в большой, но уже увядший сад, печально освещенный осенним солнцем.
Они были тут, вдвоем, Морис и Валентина, они сидела рядом, взявшись за руки.
Валентина бросила накидку на стул, голова ее была непокрыта, распущенные волосы роскошными волнами струились по плечам.
Она была так прекрасна, что восхищенный Морис не мог оторвать от нее глаз.
Губы их молча соединились в поцелуе.
– Я хочу помолиться! – промолвила Валентина. – Я верю, что Бог простит нас, ведь мы так страдали!
На столе рядом с ними стоял бокал, наполненный золотисто искрящейся жидкостью; такой цвет бывает у вин с испанских островов.
Бокал стоял в одиночестве, рядом с ним не было никакого флакона.
Морис и Валентина избегали смотреть на бокал.
Валентина опустилась на колени, Морис же молиться не стал; он был очень бледен, но держался твердо. Решение было принято ими вместе и единодушно.
Закончив свою краткую молитву, Валентина сказала:
– Надо спешить, сюда могут прийти.
Она закинула руки Морису на шею, они снова поцеловались, но это был уже скорбный поцелуй прощания.
Затем влюбленные одновременно протянули руки к бокалу.
Но никто из них не успел взять его – за дверью послышался шум, кто-то пытался открыть ее. Дверь не поддавалась, она была заперта на ключ, но замок был старенький, казалось, он вот-вот выскочит из гнезда. Наконец, не выдержав очередного мощного удара, дверь рывком распахнулась.
На пороге появился похожий на призрак Реми д'Аркс.
Он никак не мог отдышаться, вид у него был совсем обессиленный, он с ужасом глядел на Валентину, прижавшуюся к Морису. Она сказала своему избраннику:
– Не защищайся, мы принадлежим ему.
Реми молча пересек комнату, хватаясь за мебель, словно пьяный, который боится упасть.
Подойдя к столу, он с минуту стоял недвижно. Затем, взглянув на Валентину, он сказал Морису:
– Я вас прощаю, постарайтесь быть счастливы. И, взяв бокал, залпом осушил его.
Реми тут же упал мертвым, но виной тому было не содержимое бокала – господин д'Аркс за один этот последний час полностью исчерпал весь запас своих жизненных сил.
Морис и Валентина едва успели перенести его на кровать, когда позади них послышался шум. Они оглянулись: в комнату ворвались полицейские, предводительствуемые Лекоком и полковником Боццо.
Доктор Самюэль, прибывший вместе с ними, первым делом бросился к бокалу и обнюхал его. Отчаянный жест и скорбное выражение лица свидетельствовали о результатах его проверки.
– Мы прибыли слишком поздно, – объявил полковник, – нам уже не спасти моего несчастного друга.
Затем, обращаясь к комиссару полиции и указывая пальцем на застывшую в оцепенении юную пару, он продолжил:
– Мне почти сто лет, но за всю свою долгую жизнь ни разу не испытывал я потрясения столь жестокого. Эту девушку я считал своей дочерью, ее приемная мать является моим лучшим другом, мое старое сердце разбито, но, собрав последние силы, я все-таки исполню свой долг. Эти молодые люди питают друг к другу нежные чувства. На завтра была назначена свадьба мадемуазель де Вилланове и Реми д'Аркса, но мадемуазель сбежала из особняка Орнан к своему любовнику – и что же мы находим в их гнездышке? Труп убитого ими господина д'Аркса!
Морис и Валентина, несмотря на свое смятение, хотели было опровергнуть слова полковника, но тут лежавший на постели труп пошевелился, и доктор Самюэль тотчас бросился к нему.
– Жизнь еще не угасла в нем, – объявил он. Полковник подавил дрожь ужаса, но доктор Самюэль добавил:
– Он отравлен беладонной и умрет безумцем.
– Валентина, – слабым голосом позвал умирающий, – сестра моя...
Девушка сделала шаг к кровати.
– Сестра моя... – повторил он, пытаясь сесть.
Он протянул к ней руки, но тут же сделал ими отталкивающее движение, вымолвив с неизъяснимым ужасом:
– Не приближайся, я все еще люблю тебя! Они убили меня, и их невидимым оружием стала ты!
Он упал.
Над ним склонился полковник; слышно было, как старик рыдает, прижимая умирающего к своему сердцу. Выпрямившись, полковник утер глаза и объявил:
– Я принял последний вздох бедного мальчика! Доктор Самюэль и Лекок были бледнее смерти.
Указывая на Мориса и Валентину, старец дрожащим голосом произнес:
– Я сделал все возможное, чтобы предотвратить катастрофу, я надеялся их спасти, но отныне они принадлежат закону. Господа, я считал ее своей дочерью, так позвольте же мне не присутствовать при исполнении ваших обязанностей.
Они были втроем в экипаже, отвозившем полковника Боццо в его особняк на улице Терезы.
И доктор Самюэль, и Лекок с полным правом могли считаться прожженными негодяями, тем не менее они с суеверным ужасом поглядывали на тщедушного старичка, зябко кутавшегося в меховое пальто.
– Целых семьдесят лет, – наконец заговорил полковник, – подобная участь постигает тех, кто пытается атаковать меня. Я опять вас спас, мои драгоценные, и вы должны сплести мне венок.
– Но они еще не осуждены, – возразил Лекок, – они могут заговорить...
– Навряд ли! С моей помощью они обретут заботливого друга, который доставит им все необходимое и избавит от позорной смерти на эшафоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Мне нечем заплатить Вам, и я умираю.
Прощайте!»
– Добились своего! – задыхающимся голосом произнес судья, вырывая письмо из рук Виктории.
Схватив горничную за плечи, он закричал так громко, словно надеялся, что его услышит кто-то еще:
– Слушайте! Не позволяйте ей умереть! Я побежден, я знаю! Я прошу пощады! Наказывайте меня и только меня! Я сдаюсь! Вы сильнее и я прошу пощады!
«Сошел с ума!» решила про себя Виктория и в полный голос добавила:
– Господин д'Аркс, не кричите на меня, я тут совершенно ни при чем!
Сделав огромное усилие, чтобы сосредоточиться, Реми спросил:
– Давно она ушла?
– Четверть часа назад, – с обидой в голосе ответила горничная.
– Куда? – спросил Реми.
Задавая этот вопрос, он бросил на стол кошелек.
– Я знаю совершенно точно, куда, ведь это я провожала ее до фиакра. Она еле держалась на ногах и без меня навряд ли смогла бы спуститься с лестницы. Так вот, она говорила так тихо, что я вынуждена была повторить адрес кучеру: улица Анжу-Сент-Оноре, номер двадцать восемь.
– К нему! – воскликнул Реми, голос его уже не дрожал.
Он выпрямился и довольно спокойно промолвил:
– Надо спешить к нему! К Морису Паже! И быстрым шагом вышел из комнаты.
Неведомо откуда взявшийся полковник Боццо, словно кот, подстерегавший мышь, незамеченный крался следом за ним по лестнице. У ворот полковник столкнулся с Лекоком, который сказал, указывая на стоявший по другую сторону дороги экипаж:
– Господа там, они ожидают вас.
Это была бедная комната на четвертом этаже старого дома по улице Анжу. Окно выходило в большой, но уже увядший сад, печально освещенный осенним солнцем.
Они были тут, вдвоем, Морис и Валентина, они сидела рядом, взявшись за руки.
Валентина бросила накидку на стул, голова ее была непокрыта, распущенные волосы роскошными волнами струились по плечам.
Она была так прекрасна, что восхищенный Морис не мог оторвать от нее глаз.
Губы их молча соединились в поцелуе.
– Я хочу помолиться! – промолвила Валентина. – Я верю, что Бог простит нас, ведь мы так страдали!
На столе рядом с ними стоял бокал, наполненный золотисто искрящейся жидкостью; такой цвет бывает у вин с испанских островов.
Бокал стоял в одиночестве, рядом с ним не было никакого флакона.
Морис и Валентина избегали смотреть на бокал.
Валентина опустилась на колени, Морис же молиться не стал; он был очень бледен, но держался твердо. Решение было принято ими вместе и единодушно.
Закончив свою краткую молитву, Валентина сказала:
– Надо спешить, сюда могут прийти.
Она закинула руки Морису на шею, они снова поцеловались, но это был уже скорбный поцелуй прощания.
Затем влюбленные одновременно протянули руки к бокалу.
Но никто из них не успел взять его – за дверью послышался шум, кто-то пытался открыть ее. Дверь не поддавалась, она была заперта на ключ, но замок был старенький, казалось, он вот-вот выскочит из гнезда. Наконец, не выдержав очередного мощного удара, дверь рывком распахнулась.
На пороге появился похожий на призрак Реми д'Аркс.
Он никак не мог отдышаться, вид у него был совсем обессиленный, он с ужасом глядел на Валентину, прижавшуюся к Морису. Она сказала своему избраннику:
– Не защищайся, мы принадлежим ему.
Реми молча пересек комнату, хватаясь за мебель, словно пьяный, который боится упасть.
Подойдя к столу, он с минуту стоял недвижно. Затем, взглянув на Валентину, он сказал Морису:
– Я вас прощаю, постарайтесь быть счастливы. И, взяв бокал, залпом осушил его.
Реми тут же упал мертвым, но виной тому было не содержимое бокала – господин д'Аркс за один этот последний час полностью исчерпал весь запас своих жизненных сил.
Морис и Валентина едва успели перенести его на кровать, когда позади них послышался шум. Они оглянулись: в комнату ворвались полицейские, предводительствуемые Лекоком и полковником Боццо.
Доктор Самюэль, прибывший вместе с ними, первым делом бросился к бокалу и обнюхал его. Отчаянный жест и скорбное выражение лица свидетельствовали о результатах его проверки.
– Мы прибыли слишком поздно, – объявил полковник, – нам уже не спасти моего несчастного друга.
Затем, обращаясь к комиссару полиции и указывая пальцем на застывшую в оцепенении юную пару, он продолжил:
– Мне почти сто лет, но за всю свою долгую жизнь ни разу не испытывал я потрясения столь жестокого. Эту девушку я считал своей дочерью, ее приемная мать является моим лучшим другом, мое старое сердце разбито, но, собрав последние силы, я все-таки исполню свой долг. Эти молодые люди питают друг к другу нежные чувства. На завтра была назначена свадьба мадемуазель де Вилланове и Реми д'Аркса, но мадемуазель сбежала из особняка Орнан к своему любовнику – и что же мы находим в их гнездышке? Труп убитого ими господина д'Аркса!
Морис и Валентина, несмотря на свое смятение, хотели было опровергнуть слова полковника, но тут лежавший на постели труп пошевелился, и доктор Самюэль тотчас бросился к нему.
– Жизнь еще не угасла в нем, – объявил он. Полковник подавил дрожь ужаса, но доктор Самюэль добавил:
– Он отравлен беладонной и умрет безумцем.
– Валентина, – слабым голосом позвал умирающий, – сестра моя...
Девушка сделала шаг к кровати.
– Сестра моя... – повторил он, пытаясь сесть.
Он протянул к ней руки, но тут же сделал ими отталкивающее движение, вымолвив с неизъяснимым ужасом:
– Не приближайся, я все еще люблю тебя! Они убили меня, и их невидимым оружием стала ты!
Он упал.
Над ним склонился полковник; слышно было, как старик рыдает, прижимая умирающего к своему сердцу. Выпрямившись, полковник утер глаза и объявил:
– Я принял последний вздох бедного мальчика! Доктор Самюэль и Лекок были бледнее смерти.
Указывая на Мориса и Валентину, старец дрожащим голосом произнес:
– Я сделал все возможное, чтобы предотвратить катастрофу, я надеялся их спасти, но отныне они принадлежат закону. Господа, я считал ее своей дочерью, так позвольте же мне не присутствовать при исполнении ваших обязанностей.
Они были втроем в экипаже, отвозившем полковника Боццо в его особняк на улице Терезы.
И доктор Самюэль, и Лекок с полным правом могли считаться прожженными негодяями, тем не менее они с суеверным ужасом поглядывали на тщедушного старичка, зябко кутавшегося в меховое пальто.
– Целых семьдесят лет, – наконец заговорил полковник, – подобная участь постигает тех, кто пытается атаковать меня. Я опять вас спас, мои драгоценные, и вы должны сплести мне венок.
– Но они еще не осуждены, – возразил Лекок, – они могут заговорить...
– Навряд ли! С моей помощью они обретут заботливого друга, который доставит им все необходимое и избавит от позорной смерти на эшафоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130