Как только несостоявшийся аптекарь очутился на свежем воздухе, он перевел дыхание и снял фуражку, чтобы остудить разгоряченную голову.
– Если это и вправду он, то дела мои плохи, – пробормотал Эшалот. – Однако не могу же я доверить Амедею воспитание Саладена.
Едва он вспомнил о ребенке, как его тут же охватила нежность к малышу. Эшалот хотел было даже вернуться в балаган, но не осмелился.
– Я могу подраться с кем угодно, – пытался он оправдаться перед самим собой. – Если надо будет, то за Саладена и хозяйку я пойду и в огонь, и в воду... и все-таки, что ни говори, а я боюсь таких людей. Я чувствую себя совершенно обессиленным. Ладно, пока хозяйка там, за ребенка можно не опасаться. Я пока покараулю здесь и дождусь его ухода...
Эшалот решил прогуляться к улице Сен-Дени. Ноги почти не слушались его, словно он был пьян...
Эшалот сделал всего лишь несколько шагов, когда справа от улицы Рамбюто он увидел двухместную карету, в которую был впряжен вороной конь. Казалось, неподвижный кучер, одетый в меховую безрукавку, уснул.
Однако это было не так: время от времени его голову окутывало облачко дыма.
Когда Эшалот продолжил свой путь, его ноги больше не дрожали. Стараясь не производить лишнего шума, он приблизился к повозке и принялся внимательно разглядывать лошадь.
Затем кормилец Саладена вернулся на дорогу и пошел, заложив руки за спину, будто обычный прохожий. Через несколько секунд он тихо позвал:
– Эй! Джован-Баттиста!
Кучер вздрогнул, обернулся и молча посмотрел, на Эшалота.
– Что, у Приятеля-Тулонца есть дамочка в этом квартале? – спросил молодой человек.
На этот раз кучер ответил. В его речи был заметен сильный неаполитанский акцент.
– Ты, видать, ошибся, дружок. Иди своей дорогой.
– Прошу прощения, извините, пожалуйста! – проговорил на ходу Эшалот. – Я обознался.
Но вместо того чтобы продолжать свой путь по улице Сен-Дени, он свернул куда-то за балаган.
Внутри же в это время происходило следующее. Констанс, сидевший напротив хозяйки, говорил:
– В таких делах, сударыня, я не доверился бы ни брату, ни отцу. Сейчас вы поймете, почему все может пойти прахом из-за малейшей неосторожности. Доктор Самюэль – это такой человек, которого не выведет из равновесия и сам папа римский, и это понятно: его лечебница пользуется большой популярностью, клиентура у него из высших слоев общества. Казалось бы, что для него очередная пациентка! Но когда у нас появилась мадемуазель Валентина, он предоставил в распоряжение ее родственников свою собственную квартиру, и они приходят туда, как к себе домой. Он влюбился в эту девочку, как, впрочем, и все остальные; это судьба!
Сегодня среда, а в воскресенье вся семья собралась в спальне у доктора, чтобы выслушать его мнение. Я тоже был там. Я хорошо знаю господина Самюэля и не стал бы утверждать, что у него очень нежная душа, однако в тот вечер его голос дрожал. Он сказал им вот что: «Это бедное сердце ранено так глубоко, что ни лекарствами, ни заботой его не исцелить. Она любит, вся жизнь для нее в любви. Если она потеряет своего любимого, она умрет».
– Ах! – воскликнула жадно слушавшая собеседника госпожа Самайу. – Вы так хорошо рассказываете, что я словно вижу этого доктора своими собственными глазами! Мне встречались такие люди. Они могут быть резкими, могут быть суровыми, но на самом деле они очень добры!..
– Вполне возможно, – со смехом согласился Констанс. – Я давно его знаю, но такое от него услышал впервые. Еще бы: при виде прекрасной девушки, лежащей в твоей кровати, смягчится даже булыжник. Разумеется, родственники мадемуазель были потрясены и горько расплакались. Маркиза уподобилась фонтану, а платок господина де Сен-Луи стал совершенно мокрым. Даже полковник – и тот расчувствовался. Скоро вы их всех увидите. Хоть они и важные люди, но не очень гордые.
Есть среди них и еще один доктор: доктор права. Он и адвокат, и юрисконсульт; короче говоря, это такой пройдоха, каких свет не видывал. Родня мадемуазель Валентины попросила его изучить это дело. Маркиза даже взяла его за руки и сказал: «Теперь мы надеемся только на вас».
Ответ юриста был таков: «Я никогда никого не обманывал и не собираюсь начинать с вас: мы с вами из одного круга и к тому же дружны. Помочь этому лейтенантику оправдаться перед судом – это все равно что пытаться оживить мертвеца. Убедить судей в его невиновности совершенно невозможно».
– Но ведь тогда Валентина умрет! – воскликнула маркиза.
– Тому, кто помог бы нам расхлебать эту кашу, я охотно дал бы две или даже три тысячи луидоров, – добавил полковник.
– Черт возьми! Деньги могут творить чудеса! – оживился юрисконсульт.
– Значит, судей или присяжных можно подкупить? – спросила маркиза. – Кончено, женщины в этом ничего не понимают, я согласна, но если хорошо заплатить...
– Я думаю не об этом. Мне больше нравится мысль о побеге, – ответил доктор права.
Если бы вы только видели, как они все обрадовались! Как только речь заходит о счастье этой девушки, они словно ума лишаются... впрочем, скоро вы убедитесь в этом лично.
– Значит, они могут согласиться на свадьбу? – спросила укротительница.
– Я думаю, они устроят настоящий крестный ход ради того, чтобы просить руки бывшего лейтенанта, – ответил Констанс.
– Ах, как я люблю этих людей! – воскликнула вдова.
– Постойте, я вам уже сказал, что все это происходило в комнате, которая находилась по соседству с комнатой мадемуазель Валентины? Ведь это самое главное.
– Нет. Она все слышала?
– Разумеется. Поэтому развязка, как вы можете догадаться, была весьма неожиданной.
До этого девушка три или четыре дня лежала в постели и ни с кем не разговаривала. Время от времени несчастная произносила ваше имя, сударыня, и имя Мориса – вот и все. Причем и эти слова она шептала чуть слышно, едва шевеля губами: точь-в-точь как во сне.
Даже если бы в окно той комнаты, в которой собрались родственники, внезапно влетела бомба, это не произвело бы на них большего впечатления, чем звук голоса Валентины де Вилланове.
– Я не хочу! – раздался ее крик.
– Она оставалась на кровати? – спросила госпожа Самайу дрожащим голосом.
– Нет! Она встала без посторонней помощи и совершенно самостоятельно пересекла свою комнату. Потом девушка открыла дверь, которая соединяла обе комнаты, и предстала перед глазами остолбеневших собравшихся: до прозрачности бледная, напоминавшая прекрасную мраморную статую.
Несмотря на то, что мадемуазель Валентина была больна, она держалась прямо и ни на что не опиралась. В эту секунду девушка казалась такой сильной, что никому и в голову не пришло подойти к ней и предложить свою помощь.
– Мне кажется, я вижу ее! – прошептала вдова. – О, бедный Морис!
– Вы правильно делаете, что жалеете его, так как жизнь и свобода этого человека находятся под угрозой, – согласился Констанс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130