Дойбелю давно пора быть в кроватке, и он мне об этом уже напомнил. Некоторые из современных полицейских думают, что они работают в банке. – Я отмахнулся от него. – Вам никогда не казалось странным, что в Берлине все преступления совершаются днем?
– Вы забываете о том звонке в вашу квартиру ранним утром, когда к вам ввалились ваши добрые соседи-гестаповцы.
– Но там вы никогда не застанете никого старше криминальассистента, составляющего красные таблицы А-1 для штаба. И то, если что-нибудь очень важное.
Я повернулся к Дойбелю, который изо всех сил изображал такую смертельную усталость, что казалось, только госпиталь может поставить его на ноги.
– Когда фотограф закончит снимать труп, скажите ему, пусть сделает пару фотографий, чемодана в закрытом виде. И еще – снимки должны быть готовы к тому времени, когда соберутся все сотрудники камеры хранения. Это поможет им освежить воспоминания. Профессор отвезет чемодан в Алекс, как только он будет сфотографирован.
– А как быть с семьей девушки, комиссар? Это ведь Ирма Ханке, правда?
– Конечно, нужно будет, чтобы они официально опознали труп, но только после того, как профессор произведет вскрытие. Может быть, вы сделаете что-нибудь, чтобы труп не выглядел так ужасно? Для ее матери.
– Я не занимаюсь косметикой трупов, Берни, – холодно произнес профессор.
– Расскажите это кому-нибудь другому. Уж я-то видел, как вы однажды сделали вполне приличный труп из горы мясного фарша.
– Ну хорошо, – вздохнул Ильман. – Посмотрю, что можно сделать. Но мне потребуется на это целый день. Может быть, и ночь.
– Работайте, сколько вам нужно, но я хотел бы сообщить родителям, что мы нашли труп, сегодня вечером, так что не смогли бы вы к этому времени прикрепить ее голову к телу?
Дойбель громко зевнул.
– Ну что ж, инспектор, вы покорили аудиторию. Роль смертельно уставшего человека, нуждающегося в отдыхе, вам прекрасно удалась. Видит Бог, вы сделали все, что в ваших силах. Как только Беккер и Корш сменят вас, можете идти домой. Но я хочу, чтобы сегодня утром вы провели очную ставку. Может быть, кто-нибудь из сотрудников камеры хранения вспомнит нашего судетского приятеля.
– Слушаюсь, комиссар, – сказал Дойбель. Поняв, что скоро можно будет уйти домой, он взбодрился.
– Вы узнали, как зовут дежурного сержанта? Того, который отвечал на анонимный звонок?
– Голнер.
– Неужели старина Танкер Голнер?
– Да, комиссар. Вы найдете его в общежитии для полицейских. Он заявил, что подождет нас у себя дома, так как в гробу он видел Крипо и у него нет никакого желания торчать там всю ночь и ждать, пока мы заявимся.
– Старина Танкер, он совсем не изменился, – улыбнулся я. – Ну что ж, лучше не заставлять его ждать.
– Что мне передать Коршу и Беккеру, когда они прибудут? – спросил Дойбель.
– Передайте Коршу, пусть он проверит остальные вещи в этой камере хранения. Посмотрим, не оставили ли нам здесь еще каких подарочков.
Ильман прочистил горло.
– Хорошо бы, чтобы один из них присутствовал при вскрытии, – сказал он.
– Пусть вам поможет Беккер. Ему, кажется, доставляет удовольствие вид женского тела. Не говоря уже о его глубоких познаниях в вопросах насильственной смерти. Только не оставляйте его наедине с трупом, профессор. Он вполне может выстрелить в него или трахнуть, в зависимости от того, какое у него будет настроение.
Малая-Александрштрассе тянулась в северо-восточном направлении и заканчивалась Хорст-Вессел-плац, где находилось общежитие для сотрудников расположенного рядом Алекса. Большое здание с небольшими квартирами для женатых и старших офицеров и отдельными комнатами для остальных.
Несмотря на то что вахмистр Фриц Танкер Голнер больше не был женат, он занимал небольшую квартиру с одной спальней в задней части общежития на четвертом этаже, которую оставили за ним как награду за долгую и безупречную службу.
Ящик с цветами на подоконнике, за которыми он тщательно ухаживал, – единственный предмет, придававший этой квартире некоторый уют. Стены совершенно голые, если не считать пары фотографий, на которых Голнера награждали орденами. Он усадил меня в единственное в комнате кресло, а сам пристроился на краю аккуратно заправленной кровати.
– Мне говорили, что вы вернулись, – спокойно проговорил он и, наклонившись, вытащил из-под кровати деревянный ящик. – Хотите пива?
– Спасибо.
Он задумчиво кивнул, открывая пробки бутылок большими пальцами.
– И теперь в чине комиссара, как я слышал. Уволились инспектором. Возродились комиссаром. Как тут не поверить в колдовство, черт возьми? Не знай я вас так хорошо, подумал бы, что вы сидите у кого-то в кармане.
– А разве мы все не сидим там? Так или иначе?
– Только не я. И, если вы не изменились, то, значит, мы оба остались прежними.
Он неторопливо потягивал свое пиво.
Танкер родился на Восточно-Фризских островах, в Эмсланде, где, как говорят, мозги так же редки, как мех у рыбы. Вряд ли он смог бы правильно написать фамилию «Витгенштейн» и, уж конечно, ничего не понимал в его философии, но тем не менее Танкер был хорошим полицейским, еще старой закваски, жесткий, но справедливый. Он вразумлял молодых хулиганов дружеским ударом в ухо и, вместо того чтобы арестовывать человека и сажать его за решетку, предпочитал наставлять его на путь истинный простым, но очень эффективным способом – ударом своего могучего кулака размером с увесистый том энциклопедии. Говорили, что Танкер был самым крупным полицейским в Орпо, и, глядя на него, одетого в рубашку с короткими рукавами, подпоясанного широким ремнем, который, казалось, вот-вот треснет под тяжестью его огромного живота, я подумал, что в это трудно не поверить. Еще я подумал, изучая его лицо с выдающимися челюстями, что для подобного человеческого типа время остановилось – вероятно, так же выглядели его предки миллион лет назад, одетые в шкуру саблезубого тигра.
Я вытащил свои сигареты и предложил ему закурить. Он покачал головой и достал трубку.
– Если вас интересует мое мнение, – сказал я, – то мы все сидим у Гитлера в заднем кармане брюк. И он собирается съехать с горы на своей заднице.
Танкер пососал трубку и начал набивать ее табаком. Закончив, он улыбнулся и поднял свою бутылку.
– Выпьем тогда за булыжники под снегом!
Он громко рыгнул и зажег трубку. Клубы едкого дыма окутали меня, как балтийский туман, и заставили вспомнить о Бруно. Даже запах у этого дыма был такой же, как и у той мерзкой смеси, которую курил Бруно.
– Вы ведь знали Бруно, Танкер?
Он кивнул, посасывая трубку, и, не разжимая зубов, прогудел:
– Да, знал. И слышал, что с ним случилось. Бруно был хорошим человеком. – Он вытащил трубку из своего стариковского складчатого рта и принялся разглядывать, много ли осталось в ней табака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Вы забываете о том звонке в вашу квартиру ранним утром, когда к вам ввалились ваши добрые соседи-гестаповцы.
– Но там вы никогда не застанете никого старше криминальассистента, составляющего красные таблицы А-1 для штаба. И то, если что-нибудь очень важное.
Я повернулся к Дойбелю, который изо всех сил изображал такую смертельную усталость, что казалось, только госпиталь может поставить его на ноги.
– Когда фотограф закончит снимать труп, скажите ему, пусть сделает пару фотографий, чемодана в закрытом виде. И еще – снимки должны быть готовы к тому времени, когда соберутся все сотрудники камеры хранения. Это поможет им освежить воспоминания. Профессор отвезет чемодан в Алекс, как только он будет сфотографирован.
– А как быть с семьей девушки, комиссар? Это ведь Ирма Ханке, правда?
– Конечно, нужно будет, чтобы они официально опознали труп, но только после того, как профессор произведет вскрытие. Может быть, вы сделаете что-нибудь, чтобы труп не выглядел так ужасно? Для ее матери.
– Я не занимаюсь косметикой трупов, Берни, – холодно произнес профессор.
– Расскажите это кому-нибудь другому. Уж я-то видел, как вы однажды сделали вполне приличный труп из горы мясного фарша.
– Ну хорошо, – вздохнул Ильман. – Посмотрю, что можно сделать. Но мне потребуется на это целый день. Может быть, и ночь.
– Работайте, сколько вам нужно, но я хотел бы сообщить родителям, что мы нашли труп, сегодня вечером, так что не смогли бы вы к этому времени прикрепить ее голову к телу?
Дойбель громко зевнул.
– Ну что ж, инспектор, вы покорили аудиторию. Роль смертельно уставшего человека, нуждающегося в отдыхе, вам прекрасно удалась. Видит Бог, вы сделали все, что в ваших силах. Как только Беккер и Корш сменят вас, можете идти домой. Но я хочу, чтобы сегодня утром вы провели очную ставку. Может быть, кто-нибудь из сотрудников камеры хранения вспомнит нашего судетского приятеля.
– Слушаюсь, комиссар, – сказал Дойбель. Поняв, что скоро можно будет уйти домой, он взбодрился.
– Вы узнали, как зовут дежурного сержанта? Того, который отвечал на анонимный звонок?
– Голнер.
– Неужели старина Танкер Голнер?
– Да, комиссар. Вы найдете его в общежитии для полицейских. Он заявил, что подождет нас у себя дома, так как в гробу он видел Крипо и у него нет никакого желания торчать там всю ночь и ждать, пока мы заявимся.
– Старина Танкер, он совсем не изменился, – улыбнулся я. – Ну что ж, лучше не заставлять его ждать.
– Что мне передать Коршу и Беккеру, когда они прибудут? – спросил Дойбель.
– Передайте Коршу, пусть он проверит остальные вещи в этой камере хранения. Посмотрим, не оставили ли нам здесь еще каких подарочков.
Ильман прочистил горло.
– Хорошо бы, чтобы один из них присутствовал при вскрытии, – сказал он.
– Пусть вам поможет Беккер. Ему, кажется, доставляет удовольствие вид женского тела. Не говоря уже о его глубоких познаниях в вопросах насильственной смерти. Только не оставляйте его наедине с трупом, профессор. Он вполне может выстрелить в него или трахнуть, в зависимости от того, какое у него будет настроение.
Малая-Александрштрассе тянулась в северо-восточном направлении и заканчивалась Хорст-Вессел-плац, где находилось общежитие для сотрудников расположенного рядом Алекса. Большое здание с небольшими квартирами для женатых и старших офицеров и отдельными комнатами для остальных.
Несмотря на то что вахмистр Фриц Танкер Голнер больше не был женат, он занимал небольшую квартиру с одной спальней в задней части общежития на четвертом этаже, которую оставили за ним как награду за долгую и безупречную службу.
Ящик с цветами на подоконнике, за которыми он тщательно ухаживал, – единственный предмет, придававший этой квартире некоторый уют. Стены совершенно голые, если не считать пары фотографий, на которых Голнера награждали орденами. Он усадил меня в единственное в комнате кресло, а сам пристроился на краю аккуратно заправленной кровати.
– Мне говорили, что вы вернулись, – спокойно проговорил он и, наклонившись, вытащил из-под кровати деревянный ящик. – Хотите пива?
– Спасибо.
Он задумчиво кивнул, открывая пробки бутылок большими пальцами.
– И теперь в чине комиссара, как я слышал. Уволились инспектором. Возродились комиссаром. Как тут не поверить в колдовство, черт возьми? Не знай я вас так хорошо, подумал бы, что вы сидите у кого-то в кармане.
– А разве мы все не сидим там? Так или иначе?
– Только не я. И, если вы не изменились, то, значит, мы оба остались прежними.
Он неторопливо потягивал свое пиво.
Танкер родился на Восточно-Фризских островах, в Эмсланде, где, как говорят, мозги так же редки, как мех у рыбы. Вряд ли он смог бы правильно написать фамилию «Витгенштейн» и, уж конечно, ничего не понимал в его философии, но тем не менее Танкер был хорошим полицейским, еще старой закваски, жесткий, но справедливый. Он вразумлял молодых хулиганов дружеским ударом в ухо и, вместо того чтобы арестовывать человека и сажать его за решетку, предпочитал наставлять его на путь истинный простым, но очень эффективным способом – ударом своего могучего кулака размером с увесистый том энциклопедии. Говорили, что Танкер был самым крупным полицейским в Орпо, и, глядя на него, одетого в рубашку с короткими рукавами, подпоясанного широким ремнем, который, казалось, вот-вот треснет под тяжестью его огромного живота, я подумал, что в это трудно не поверить. Еще я подумал, изучая его лицо с выдающимися челюстями, что для подобного человеческого типа время остановилось – вероятно, так же выглядели его предки миллион лет назад, одетые в шкуру саблезубого тигра.
Я вытащил свои сигареты и предложил ему закурить. Он покачал головой и достал трубку.
– Если вас интересует мое мнение, – сказал я, – то мы все сидим у Гитлера в заднем кармане брюк. И он собирается съехать с горы на своей заднице.
Танкер пососал трубку и начал набивать ее табаком. Закончив, он улыбнулся и поднял свою бутылку.
– Выпьем тогда за булыжники под снегом!
Он громко рыгнул и зажег трубку. Клубы едкого дыма окутали меня, как балтийский туман, и заставили вспомнить о Бруно. Даже запах у этого дыма был такой же, как и у той мерзкой смеси, которую курил Бруно.
– Вы ведь знали Бруно, Танкер?
Он кивнул, посасывая трубку, и, не разжимая зубов, прогудел:
– Да, знал. И слышал, что с ним случилось. Бруно был хорошим человеком. – Он вытащил трубку из своего стариковского складчатого рта и принялся разглядывать, много ли осталось в ней табака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76