ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Ты можешь сказать нам, где они тебя положили?
– Да, она скажет. Она говорит, что за окном есть холм. У подножия холма есть маленький водопад. Что это? На вершине холма стоит крест или что-то очень высокое, вроде башни.
– Кройцберг? – спросил я.
– Это Кройцберг? – переспросил Ран.
– Она не знает названия, – прошептал Вайстор. – Где это? О, это ужасно. Она говорит, что лежит в ящике. Извини, Эммелин, я не уверен, что понял тебя правильно. Не в ящике? Бочке? Да, в бочке. Прогнившая вонючая бочка в погребе, где свалены старые гнилые бочки.
– Похоже на пивоварню, – сказал Киндерман.
– Не имеешь ли ты в виду пивоварню Шультхайса? – спросил Ран.
– Она думает, может быть, это и так, хотя здесь и не бывает много людей. Некоторые бочки старые и дырявые. Она может смотреть сквозь одну из дыр. Нет, моя дорогая, в ней не стали был держать пиво, я согласен.
Хильдегард что-то прошептала, но я не услышал что.
– Мужайтесь, дорогая, – сказал Ран. – Мужайтесь. – Затем громче: – Кто тебя убил, Эммелин? И почему?
Вайстор глухо застонал.
– Она не знает их имен, но думает, что это был обряд крови. Как ты узнала это. Эммелин? Это одна из множества вещей, о которых узнаешь, когда умираешь. Понимаю. Они убили ее так, как убивают своих животных, и смешали ее кровь с вином и хлебом. Она думает, что это, наверное, связано с каким-то религиозным ритуалом, но она никогда не видела таких ритуалов.
– Эммелин, – раздался чей-то голос, который, как мне показалось, принадлежал Гиммлеру, – те, кто убил тебя, были евреи? Те, кто взял твою кровь, были евреи?
Снова долгое молчание.
– Она не знает, – сообщил Вайстор. – Они не говорили, кто они. Они не похожи на те изображения, которые она видела. Что-что, дорогая? Она говорит: может быть, это были они, но она не хочет никому зла, несмотря на то что они сделали с ней. Она говорит, что если это были евреи, то очень плохие евреи, и не все евреи одобрили бы их поступок. Она ничего больше не хочет говорить об этом. Она только просит, чтобы кто-нибудь пришел и забрал ее из этой грязной бочки. Да, я уверен, что кто-нибудь позаботится об этом, Эммелин. Не беспокойся.
– Скажите ей, что я лично прослежу, чтобы это было сделано сегодня же, – сказал Гиммлер. – Даю слово этому ребенку.
– Что ты сказала? Хорошо. Эммелин говорит, что благодарит вас за ваше желание помочь ей. И просит передать ее матери и отцу, что очень любит их и просит не Печалиться о ней. Ничто не вернет ее назад. Вы должны продолжать жить и не думать больше о том, что случилось с ней. Попытайтесь быть счастливыми. Теперь Эммелин должна уйти.
– Прощай, Эммелин, – всхлипнула Хильдегард.
– Прощай, – подхватил я.
Снова наступило молчание, я слышал только, как кровь стучит у> меня в висках. Хорошо, что темнота скрывала мое лицо, на котором была написана ярость, и я смог вновь принять выражение спокойной скорби и отрешенности. Если бы свет включили сразу же после того, когда Вайстор кончил говорить, а не спустя две или три минуты, то я бы, наверное, перестрелял всех, кто сидел за столом: Вайстора, Рана, Фогельмана, Ланге. О чёрт, я бы уничтожил всю эту гнусную компанию, только чтобы насладиться зрелищем их смерти! Я вставлял бы в рот каждому из них ствол моего маузера и смотрел, как их черепа разлетаются на куски. Гиммлеру я выстрелил бы в ноздрю. А Киндерману пустил бы пулю в углубление третьего глаза.
Когда зажегся свет, я все еще тяжело дышал, но это можно было принять за проявление горя. Лицо Хильдегард было мокрым от слез, и Гиммлер обнял ее за плечи. Встретив мои взгляд, он мрачно кивнул.
Последним поднялся со своего места Вайстор. Он покачнулся, словно готов был упасть, и Ран поддержал его за локоть. Вайстор улыбнулся и благодарно похлопал своего друга по руке.
– Я вижу по вашему лицу, милая дама, что ваша дочь приходила.
Она кивнула.
– Я хочу поблагодарить вас, господин Вайстор. Спасибо вам большое за помощь. – Она громко шмыгнула носом и достала платок.
– Карл, вы были сегодня просто великолепны, – сказал Гиммлер. – Замечательный сеанс.
Все, кто сидел за столом, включая и меня, дружно поддержали Гиммлера. Гиммлер все еще качал головой и удивлялся.
– Да-да, замечательный, – повторял он. – Можете быть уверены, что я сам свяжусь с соответствующими органами и прикажу немедленно вызвать наряд полиции, чтобы обыскать пивоварню Шультхайса и найти тело этого несчастного ребенка. – Гиммлер теперь смотрел прямо на меня, и я молча кивнул в ответ. – И ни минуты не сомневаюсь, что они найдут ее там. Я полностью уверен, что мы слышали голос девочки. Она говорила с Карлом, чтобы ваша душа могла наконец успокоиться. Я думаю, самое лучшее для вас сейчас – это пойти домой и ждать звонка из полиции.
– Да, конечно.
Я обошел вокруг стола, взял Хильдегард за руку и освободил ее из объятий рейхсфюрера. Затем мы пожали всем руки, приняли соболезнования и в сопровождении Рана направились к двери.
– Что тут можно сказать? – рассуждал Ран с важностью. – Разумеется, я очень сожалею, что Эммелин перешла в мир иной. Но, как сказал сам рейхсфюрер, это счастье, что вы теперь все знаете.
– Да. – Хильдегард шмыгнула носом. – Лучше все знать.
Ран сузил глаза и со страдальческим выражением на лице сжал мою руку ниже локтя.
– Я думаю, вы согласитесь, что для вас же будет лучше ничего не говорить полицейским о событиях сегодняшнего вечера, когда они придут к вам и скажут, что действительно нашли ее. Боюсь, если выяснится, что вы знали, где находится тело вашей дочери, до того, как полиция его найдет, ваша жизнь может сильно осложниться. Вы ведь понимаете: полиция не очень-то разбирается в делах такого рода и вам могут задать вопросы, на которые трудно будет ответить. – Он пожал плечами. – Я хочу предупредить вас: у нас у всех возникают вопросы, когда дело касается мира иного. Это действительно загадка, и притом такая, которую мы на этом этапе не в силах разгадать.
– Да, я знаю, как полиция может осложнить жизнь. Будьте уверены, я ничего не скажу о сегодняшнем вечере, и моя жена тоже, – пообещал я.
– Господин Штайнингер, я знал, что вы все поймете. – Он открыл входную дверь. – Пожалуйста, без колебаний обращайтесь к нам, если вам когда-нибудь захочется поговорить с вашей дочерью. Но я бы не стал торопиться. Нехорошо, когда духов вызывают слишком часто.
Мы снова попрощались и пошли к машине.
– Увези меня отсюда, Берни, – прошептала Хильдегард, когда я открывал ей дверь. И пока я заводил мотор, она снова расплакалась. Но на этот раз от потрясения и ужаса.
– Не хочется верить, что люди могут быть такими, такими... бесчеловечными! – воскликнула она.
– Мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Мне действительно очень жаль. Я сделал бы все, чтобы избавить тебя от этого зловещего спектакля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76