Однако она пообещала следующим летом непременно побывать в форте Надежды.
Прощание было трогательное. Калюмах подарила миссис Полине Барнет маленькое медное колечко и в свою очередь получила агатовое ожерелье, которое тут же надела на себя. Джаспер Гобсон распорядился снабдить этих бедняков провизией на дорогу. Ее сложили в их сани, и Калюмах сказала несколько благодарственных слов; после этого необычайное семейство направилось на запад и вскоре скрылось в густом, нависшем над побережьем тумане.
20. РТУТЬ ЗАМЕРЗАЕТ
Сухая и тихая погода еще несколько дней благоприятствовала охотникам. Тем не менее они старались не особенно удаляться от форта, да в этом и не было надобности: обилие дичи позволяло им действовать на ограниченном пространстве. Лейтенанту Гобсону оставалось только радоваться, что он решил основать факторию в этой точке континента. В капканы попадалось множество различных пушных зверей. Сэбин и Марбр убили немало полярных зайцев. Штук двадцать голодных волков было прикончено из ружей. Эти хищники вели себя крайне вызывающе и, собираясь стаями вокруг форта, оглашали воздух хриплым воем. Со стороны ледяного поля, между торосами, часто показывались громадные медведи, за приближением которых настороженно следили охотники.
Двадцать пятого декабря вновь пришлось отложить все ранее задуманные экскурсии. Поднялся северный ветер, и опять начались жестокие морозы. На воздухе нельзя было оставаться без риска мгновенно закоченеть. Термометр Фаренгейта упал до восемнадцати градусов ниже нуля (-28oC). Ветер свистел подобно залпам картечи. Прежде чем снова затвориться в доме, Джаспер Гобсон позаботился о животных: собакам и оленям задали корму на несколько недель вперед.
Двадцать пятого декабря было рождество — праздник, который так чтут и так свято соблюдают англичане. Его справили истово и благоговейно. Зимовщики благодарили провидение за то, что оно до сих пор хранило их от беды. Вечером труженики фактории, отдыхавшие весь сочельник, собрались за роскошно убранным столом, на котором красовались два громадных пудинга.
Окруженный стаканами, запылал традиционный пунш. Лампы были погашены, и зала, освещенная синеватым пламенем брандвейна, приняла фантастический вид. Дрожащие отсветы заиграли на добродушных лицах солдат, оживленных предвкушением веселья, которое обещал им горячий напиток.
Огонь стал затухать, разбежался голубыми язычками по краям чаши с национальным угощеньем и погас.
Но что за чудо! Хотя лампы не были еще вновь зажжены, зала оказалась ярко освещенной. В окно проникал красноватый свет, не заметный ранее за светом ламп.
Пирующие поднялись, в изумлении глядя друг на Друга.
— Пожар! — крикнул кто-то.
Однако, коль скоро не горела сама фактория, какой же пожар мог быть по соседству с мысом Батерст?
Лейтенант бросился к окну и тотчас догадался о причине зарева. Началось извержение вулкана.
В самом деле, на западе, позади скал, позади Моржовой бухты, весь горизонт был в огне. Вершины огнедышащих сопок, находившихся километрах в тридцати от мыса Батерст, не были видны, но огненный столб, взметнувшись высоко в небо, бросал на всю окрестность рыжий отблеск.
— Это еще красивее северного сияния! — воскликнула миссис Полина Барнет.
Томас Блэк возмутился. Разве может земное явление быть красивее небесного? Но вступать в спор с астрономом не захотел никто: несмотря на стужу и пронизывающий ветер, все высыпали во двор любоваться полыхавшим в черном небе ослепительным столбом пламени.
Если б у Джаспера Гобсона и его спутников и спутниц уши и рты не были так плотно закутаны в густые меха, они услышали бы доносившийся издали глухой гул извержения и поделились бы впечатлениями от этого грозного зрелища. Но, укрытые с головой, зимовщики не могли обмениваться словами и ничего не слышали. Им оставалось только глядеть. Зато какая величественная картина предстала перед их взорами! Какое незабываемое воспоминание запало им в душу! Между бездонным мраком небес и необъятной белой пеленою снега протянулись полосы вулканического огня, порождавшие световые эффекты, которых не описать никакому перу и не передать никакой кисти. Гигантское зарево охватило полнеба, одну за другою затмевая звезды. Снежный покров отливал всеми оттенками золота. Торосы на ледяном поле, а за ними огромные айсберги, словно бесчисленные горящие зеркала, отражали каждую вспышку пламени. Снопы света преломлялись и отсвечивали в гранях льда, а ледяные плоскости, по-разному наклоненные, отбрасывали их с еще большим блеском, придавая им новую окраску. Поистине волшебное скрещение лучей! Казалось, грандиозная ледовая декорация была, точно в феерии, нарочно воздвигнута для этого праздника света!
Но сильная стужа скоро загнала зрителей обратно в их теплое жилище, и не один нос едва не заплатил дорогой ценой за удовольствие, которое в ущерб ему получили на свирепом морозе глаза!
В последующие дни было отмечено еще большее понижение температуры. Можно было опасаться, что на ртутном термометре не хватит делений и придется пустить в ход спиртовой градусник. И действительно, в ночь с 28 на 29 декабря ртутный столбик упал до тридцати двух градусов ниже нуля (-36oC).
Печки были до отказа набиты дровами, но температуру в доме все же не удавалось поднять выше двадцати градусов (-7oC). Зябли даже в жилых комнатах, и жар печи в десяти футах уже совершенно не ощущался. Лучшее местечко предоставили младенцу, колыбельку которого поочередно качали все, кто подходил к очагу погреться. Строжайше было запрещено отворять окно и дверь, иначе скопившиеся в помещении пары немедля обратились бы в снег. В сенях человеческое дыхание мгновенно замерзало. Со всех сторон раздавался громкий сухой треск, очень удивлявший тех, кому в этом климате все было внове. Это трещали под действием мороза стволы деревьев, из которых были сложены стены дома. Запас спиртных напитков, водки и джина поспешили спустить с чердака в общую залу, ибо спирт уже сгустился на дне бутылок в виде шариков. Пиво из еловых почек замерзло, и бочки полопались. Твердые предметы точно окаменели и не поддавались влиянию тепла. Дрова горели плохо, и Джасперу Гобсону, чтобы облегчить их воспламенение, пришлось пожертвовать некоторым количеством моржового жира. По счастью, тяга была хорошая, и в комнатах совсем не оставалось дурного запаха. Но на вольном воздухе форт Надежды, вероятно, издалека выдавал свое присутствие-горьким и вонючим дымом и по виду мог быть причислен к вредным для здоровья жилищам.
Достойно упоминания то, что в течение этих очень холодных дней всех мучила страшная жажда. Чтобы освежиться, у огня то и дело оттаивали напитки, ибо в замерзшем виде они не могли бы утолить этой жажды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Прощание было трогательное. Калюмах подарила миссис Полине Барнет маленькое медное колечко и в свою очередь получила агатовое ожерелье, которое тут же надела на себя. Джаспер Гобсон распорядился снабдить этих бедняков провизией на дорогу. Ее сложили в их сани, и Калюмах сказала несколько благодарственных слов; после этого необычайное семейство направилось на запад и вскоре скрылось в густом, нависшем над побережьем тумане.
20. РТУТЬ ЗАМЕРЗАЕТ
Сухая и тихая погода еще несколько дней благоприятствовала охотникам. Тем не менее они старались не особенно удаляться от форта, да в этом и не было надобности: обилие дичи позволяло им действовать на ограниченном пространстве. Лейтенанту Гобсону оставалось только радоваться, что он решил основать факторию в этой точке континента. В капканы попадалось множество различных пушных зверей. Сэбин и Марбр убили немало полярных зайцев. Штук двадцать голодных волков было прикончено из ружей. Эти хищники вели себя крайне вызывающе и, собираясь стаями вокруг форта, оглашали воздух хриплым воем. Со стороны ледяного поля, между торосами, часто показывались громадные медведи, за приближением которых настороженно следили охотники.
Двадцать пятого декабря вновь пришлось отложить все ранее задуманные экскурсии. Поднялся северный ветер, и опять начались жестокие морозы. На воздухе нельзя было оставаться без риска мгновенно закоченеть. Термометр Фаренгейта упал до восемнадцати градусов ниже нуля (-28oC). Ветер свистел подобно залпам картечи. Прежде чем снова затвориться в доме, Джаспер Гобсон позаботился о животных: собакам и оленям задали корму на несколько недель вперед.
Двадцать пятого декабря было рождество — праздник, который так чтут и так свято соблюдают англичане. Его справили истово и благоговейно. Зимовщики благодарили провидение за то, что оно до сих пор хранило их от беды. Вечером труженики фактории, отдыхавшие весь сочельник, собрались за роскошно убранным столом, на котором красовались два громадных пудинга.
Окруженный стаканами, запылал традиционный пунш. Лампы были погашены, и зала, освещенная синеватым пламенем брандвейна, приняла фантастический вид. Дрожащие отсветы заиграли на добродушных лицах солдат, оживленных предвкушением веселья, которое обещал им горячий напиток.
Огонь стал затухать, разбежался голубыми язычками по краям чаши с национальным угощеньем и погас.
Но что за чудо! Хотя лампы не были еще вновь зажжены, зала оказалась ярко освещенной. В окно проникал красноватый свет, не заметный ранее за светом ламп.
Пирующие поднялись, в изумлении глядя друг на Друга.
— Пожар! — крикнул кто-то.
Однако, коль скоро не горела сама фактория, какой же пожар мог быть по соседству с мысом Батерст?
Лейтенант бросился к окну и тотчас догадался о причине зарева. Началось извержение вулкана.
В самом деле, на западе, позади скал, позади Моржовой бухты, весь горизонт был в огне. Вершины огнедышащих сопок, находившихся километрах в тридцати от мыса Батерст, не были видны, но огненный столб, взметнувшись высоко в небо, бросал на всю окрестность рыжий отблеск.
— Это еще красивее северного сияния! — воскликнула миссис Полина Барнет.
Томас Блэк возмутился. Разве может земное явление быть красивее небесного? Но вступать в спор с астрономом не захотел никто: несмотря на стужу и пронизывающий ветер, все высыпали во двор любоваться полыхавшим в черном небе ослепительным столбом пламени.
Если б у Джаспера Гобсона и его спутников и спутниц уши и рты не были так плотно закутаны в густые меха, они услышали бы доносившийся издали глухой гул извержения и поделились бы впечатлениями от этого грозного зрелища. Но, укрытые с головой, зимовщики не могли обмениваться словами и ничего не слышали. Им оставалось только глядеть. Зато какая величественная картина предстала перед их взорами! Какое незабываемое воспоминание запало им в душу! Между бездонным мраком небес и необъятной белой пеленою снега протянулись полосы вулканического огня, порождавшие световые эффекты, которых не описать никакому перу и не передать никакой кисти. Гигантское зарево охватило полнеба, одну за другою затмевая звезды. Снежный покров отливал всеми оттенками золота. Торосы на ледяном поле, а за ними огромные айсберги, словно бесчисленные горящие зеркала, отражали каждую вспышку пламени. Снопы света преломлялись и отсвечивали в гранях льда, а ледяные плоскости, по-разному наклоненные, отбрасывали их с еще большим блеском, придавая им новую окраску. Поистине волшебное скрещение лучей! Казалось, грандиозная ледовая декорация была, точно в феерии, нарочно воздвигнута для этого праздника света!
Но сильная стужа скоро загнала зрителей обратно в их теплое жилище, и не один нос едва не заплатил дорогой ценой за удовольствие, которое в ущерб ему получили на свирепом морозе глаза!
В последующие дни было отмечено еще большее понижение температуры. Можно было опасаться, что на ртутном термометре не хватит делений и придется пустить в ход спиртовой градусник. И действительно, в ночь с 28 на 29 декабря ртутный столбик упал до тридцати двух градусов ниже нуля (-36oC).
Печки были до отказа набиты дровами, но температуру в доме все же не удавалось поднять выше двадцати градусов (-7oC). Зябли даже в жилых комнатах, и жар печи в десяти футах уже совершенно не ощущался. Лучшее местечко предоставили младенцу, колыбельку которого поочередно качали все, кто подходил к очагу погреться. Строжайше было запрещено отворять окно и дверь, иначе скопившиеся в помещении пары немедля обратились бы в снег. В сенях человеческое дыхание мгновенно замерзало. Со всех сторон раздавался громкий сухой треск, очень удивлявший тех, кому в этом климате все было внове. Это трещали под действием мороза стволы деревьев, из которых были сложены стены дома. Запас спиртных напитков, водки и джина поспешили спустить с чердака в общую залу, ибо спирт уже сгустился на дне бутылок в виде шариков. Пиво из еловых почек замерзло, и бочки полопались. Твердые предметы точно окаменели и не поддавались влиянию тепла. Дрова горели плохо, и Джасперу Гобсону, чтобы облегчить их воспламенение, пришлось пожертвовать некоторым количеством моржового жира. По счастью, тяга была хорошая, и в комнатах совсем не оставалось дурного запаха. Но на вольном воздухе форт Надежды, вероятно, издалека выдавал свое присутствие-горьким и вонючим дымом и по виду мог быть причислен к вредным для здоровья жилищам.
Достойно упоминания то, что в течение этих очень холодных дней всех мучила страшная жажда. Чтобы освежиться, у огня то и дело оттаивали напитки, ибо в замерзшем виде они не могли бы утолить этой жажды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113