Меня, впрочем, это устраивало - совершенно не о чем было говорить с этими странными людьми. У них была какая то своя жизнь, у меня своя, и цель была уже близка - я словно становился невидимым.
Ну, конечно Моржой, Корень и кучка шакалов никуда не делись, но ввиду моего отсутствия ничего особо не могли сделать.
Я же развивал свою программу и дальше. Учителя нашей школы негласно делились на категории сильныйслабый. У первых на уроках стояла тишина и порядок - мои любимые уроки, вторые же - ввиду слабости характера не могли рулить безбашенным подростковым стадом и потому там проистекал беспредел и хаос, что естественно пагубно отражалось на мне. В конце концов, я нашел выход и из этой ситуации - оказалось, что эти уроки можно пропустить.
Прогулять! О, какое страшное слово было в начальных классах! Как мы все осуждали прогульщиков! Но, если палки, что такое невинный прогул по сравнению с перспективой очередного часа с Моржоем! Тем более что в виду моей хорошей репутации всегда можно сказаться больным и мне поверят! Зачем терпеть эти уроки, если можно просто на них не ходить.
Наверное, я был первым прогульщиком в нашей школе, который вместо урока не лазил по заборам на соседней стройке, а чинно мирно шел домой и там спал. Спать я любил, это было второе мое развлечение после чтения.
Оказалось, что можно было вообще не ходить на труд, появляясь через каждые дватри урока, и тогда сдавать двойную норму. И, если урока не ожидается, тоже можно пойти домой. Или, если день тяжелый, вполне можно сбежать с уроков.
Просто надо знать предел, за которым твои частые отсутствия станут казаться подозрительными, регулировать норму твоего нехождения! Я всегда был достаточно умен, чтобы не запускать ситуацию.
Субботники я саботировал, потому, что знал о них заранее. Общественные мероприятия, линейки, когда они еще были, старался по мере сил пропускать, дабы не встречаться с недругами. Всяческие экскурсии, выезды класса на природу я с внутренним негодованием отметал - что могло быть хуже часов на природе вместе с этими людьми? На общегородских же праздниках я старался как можно меньше появляться на улице, опять же во избежание нежелательных встреч, зато с удовольствием смотрел в эти дни в окно.
Всяческие огоньки, сборища или, упаси бог, дискотеки прошли мимо. В такие дни я вообще старался не появляться на пороге родимого учебного заведения - возникнуть там было верхом безрассудства! В укороченные дни, накануне больших праздников, тоже лучше остаться дома - почти наверняка прогул не заметят. Если же придти, можно нарваться на приподнятое настроение одноклассников и соответственно на понижение барьера невидимости в пользу повышения уровня остракизма.
Так или иначе, но в школе я появлялся все реже. И одновременно полз вниз уровень издевательств. Прозвище Коля-чмо осталось, но им пользовались крайне редко, потому что крайне редко мне выпадала хоть пара слов. Я даже стал его забывать. Кажется, и остальные тоже.
Вот так проходит земная слава - независимо от того хорошая она или плохая. На свете тысячи жертв, но лишь единицы могут сбросить свое ярмо.
Вы понимаете? Можно бороться - долго, трудно, с болью и кровью идти против потока, в котором все тебя толкают плечами. А можно просто сделать шаг в сторону! И все! Эффект то один - это победа! Увы, на свете много умных, но так мало по настоящему мудрых людей.
Тщательно культивируемая - моя политика в конце концов начала давать свои плоды. В восьмом классе, зарвавшись на нехорошем уголовном деле, от нас ушел Корень - потеряно оглянувшись напоследок. Больше я никогда его в жизни не видел.
По одному стали пропадать члены шакальей стаи - кто-то переходил в соседнюю школу, кого-то попросту исключили. Они уходили, а я оставался, подобно столетнему камню возлежащему в звонком ручье. Я и чувствовал себя таким камнем - жизнь бурлила и кипела вокруг меня, но я не ощущал ее тока. Я оставался неизменен. Я знал, что все когда ни будь закончится. И был почти уверен, что я при этом - останусь. Кажется, к тому времени я и достиг пика своей науки, которую излагаю вам, уважаемые мои слушатели.
Мой день: я просыпался от тяжкого сна. Голова гудела, я страшно не высыпался, потому что полночи глядел в окно на пустую дорогу. Я сжимал зубы, приводил себя в норму, отчаянно борясь с желанием не пойти в школу но лимит прогулов уже исчерпан, а значит идти придется. Восстанавливал в памяти список присутствующих и отсутствующих недругов - одевался, умывался в состоянии несвежего зомби.
Боролся с утренней депрессией. Перебарывал. По пути в школу моя голова была занята анализом будущего дня. Школа: проскользнуть мимо дежурных. До звонка оставаться на втором этаже в толпе. Перед самым звонком появиться в классе. Тихо присесть на первую парту, слиться с нею. Опустить голову. На перемене ошиваться на втором этаже. Появиться перед звонком. Опустить голову, сидя на первой парте.
Не идти в столовую. Сбежать с последнего урока труда.
На пути домой я чувствовал себя счастливым. Мир был такой ясный, такой свежий, так четко все виделось и было удовольствием вот так просто идти. Одному, когда вокруг никого нет и никто не может помешать.
Дома я досыпал, видя красивые цветные сны - вот она, еще одна моя отрада. А потом читал до самого вечера. Сны тоже мои - они рождаются внутри раковины, на ее внутренней перламутровой поверхности. Ночью смотрел в окно на опустевшую улицу, враз ставшую таинственной и чуть пугающей. Часов до двух ночи я с восторгом наблюдал за потаенной, скрытой во тьме полуночной жизнью. Вот вам постулат - смотреть на ночные улицы гораздо лучше, чем по ним гулять! Уж поверьте эксперту. Утром я просыпался и все шло по новой.
Окончательный перелом наступил после девятого класса. На этом знаменательном стыке неполного и полного среднего образования, на Рубиконе, отделяющем подающих надежды от посредственностей и споткнулось большая часть моих недоброжелателей.
Раз-два - и вдруг не стало большей их части! Ушел Горгон, ушли некоторые Моржоевы прихлебатели. Классы резко поменялись в составе.
Моржой не ушел - он оказался куда умнее, нежели я о нем думал. Каким то чудом, но он перешел в десятый класс. Но не в мой, а в параллельный, где у него еще оставались друзья и сподвижники.
Нельзя сказать, что мне так уж сильно полегчало, но, несомненно, зима закончилась, и началась оттепель. Я, впрочем, продолжал совершенствоваться.
Холодный остракизм некуда не делся - меня по-прежнему не держали за человека, но теперь это выражалось просто тотальным отсутствием общения. Я отвечал тем же.
Нехитрые школьные радости не представляли для меня никакого интереса. Женский пол я тоже обходил стороной (хотя некоторые одноклассницы, из тех, что появились у нас недавно, и находили меня интересным, видимо, считая мое молчание и отчужденность признаками наличия некоей интригующей тайны), по той простой причине, что подобного рода общение потребовало бы от меня нарушить некоторые из тех установленных мною же принципов, а значит, вновь стать уязвимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Ну, конечно Моржой, Корень и кучка шакалов никуда не делись, но ввиду моего отсутствия ничего особо не могли сделать.
Я же развивал свою программу и дальше. Учителя нашей школы негласно делились на категории сильныйслабый. У первых на уроках стояла тишина и порядок - мои любимые уроки, вторые же - ввиду слабости характера не могли рулить безбашенным подростковым стадом и потому там проистекал беспредел и хаос, что естественно пагубно отражалось на мне. В конце концов, я нашел выход и из этой ситуации - оказалось, что эти уроки можно пропустить.
Прогулять! О, какое страшное слово было в начальных классах! Как мы все осуждали прогульщиков! Но, если палки, что такое невинный прогул по сравнению с перспективой очередного часа с Моржоем! Тем более что в виду моей хорошей репутации всегда можно сказаться больным и мне поверят! Зачем терпеть эти уроки, если можно просто на них не ходить.
Наверное, я был первым прогульщиком в нашей школе, который вместо урока не лазил по заборам на соседней стройке, а чинно мирно шел домой и там спал. Спать я любил, это было второе мое развлечение после чтения.
Оказалось, что можно было вообще не ходить на труд, появляясь через каждые дватри урока, и тогда сдавать двойную норму. И, если урока не ожидается, тоже можно пойти домой. Или, если день тяжелый, вполне можно сбежать с уроков.
Просто надо знать предел, за которым твои частые отсутствия станут казаться подозрительными, регулировать норму твоего нехождения! Я всегда был достаточно умен, чтобы не запускать ситуацию.
Субботники я саботировал, потому, что знал о них заранее. Общественные мероприятия, линейки, когда они еще были, старался по мере сил пропускать, дабы не встречаться с недругами. Всяческие экскурсии, выезды класса на природу я с внутренним негодованием отметал - что могло быть хуже часов на природе вместе с этими людьми? На общегородских же праздниках я старался как можно меньше появляться на улице, опять же во избежание нежелательных встреч, зато с удовольствием смотрел в эти дни в окно.
Всяческие огоньки, сборища или, упаси бог, дискотеки прошли мимо. В такие дни я вообще старался не появляться на пороге родимого учебного заведения - возникнуть там было верхом безрассудства! В укороченные дни, накануне больших праздников, тоже лучше остаться дома - почти наверняка прогул не заметят. Если же придти, можно нарваться на приподнятое настроение одноклассников и соответственно на понижение барьера невидимости в пользу повышения уровня остракизма.
Так или иначе, но в школе я появлялся все реже. И одновременно полз вниз уровень издевательств. Прозвище Коля-чмо осталось, но им пользовались крайне редко, потому что крайне редко мне выпадала хоть пара слов. Я даже стал его забывать. Кажется, и остальные тоже.
Вот так проходит земная слава - независимо от того хорошая она или плохая. На свете тысячи жертв, но лишь единицы могут сбросить свое ярмо.
Вы понимаете? Можно бороться - долго, трудно, с болью и кровью идти против потока, в котором все тебя толкают плечами. А можно просто сделать шаг в сторону! И все! Эффект то один - это победа! Увы, на свете много умных, но так мало по настоящему мудрых людей.
Тщательно культивируемая - моя политика в конце концов начала давать свои плоды. В восьмом классе, зарвавшись на нехорошем уголовном деле, от нас ушел Корень - потеряно оглянувшись напоследок. Больше я никогда его в жизни не видел.
По одному стали пропадать члены шакальей стаи - кто-то переходил в соседнюю школу, кого-то попросту исключили. Они уходили, а я оставался, подобно столетнему камню возлежащему в звонком ручье. Я и чувствовал себя таким камнем - жизнь бурлила и кипела вокруг меня, но я не ощущал ее тока. Я оставался неизменен. Я знал, что все когда ни будь закончится. И был почти уверен, что я при этом - останусь. Кажется, к тому времени я и достиг пика своей науки, которую излагаю вам, уважаемые мои слушатели.
Мой день: я просыпался от тяжкого сна. Голова гудела, я страшно не высыпался, потому что полночи глядел в окно на пустую дорогу. Я сжимал зубы, приводил себя в норму, отчаянно борясь с желанием не пойти в школу но лимит прогулов уже исчерпан, а значит идти придется. Восстанавливал в памяти список присутствующих и отсутствующих недругов - одевался, умывался в состоянии несвежего зомби.
Боролся с утренней депрессией. Перебарывал. По пути в школу моя голова была занята анализом будущего дня. Школа: проскользнуть мимо дежурных. До звонка оставаться на втором этаже в толпе. Перед самым звонком появиться в классе. Тихо присесть на первую парту, слиться с нею. Опустить голову. На перемене ошиваться на втором этаже. Появиться перед звонком. Опустить голову, сидя на первой парте.
Не идти в столовую. Сбежать с последнего урока труда.
На пути домой я чувствовал себя счастливым. Мир был такой ясный, такой свежий, так четко все виделось и было удовольствием вот так просто идти. Одному, когда вокруг никого нет и никто не может помешать.
Дома я досыпал, видя красивые цветные сны - вот она, еще одна моя отрада. А потом читал до самого вечера. Сны тоже мои - они рождаются внутри раковины, на ее внутренней перламутровой поверхности. Ночью смотрел в окно на опустевшую улицу, враз ставшую таинственной и чуть пугающей. Часов до двух ночи я с восторгом наблюдал за потаенной, скрытой во тьме полуночной жизнью. Вот вам постулат - смотреть на ночные улицы гораздо лучше, чем по ним гулять! Уж поверьте эксперту. Утром я просыпался и все шло по новой.
Окончательный перелом наступил после девятого класса. На этом знаменательном стыке неполного и полного среднего образования, на Рубиконе, отделяющем подающих надежды от посредственностей и споткнулось большая часть моих недоброжелателей.
Раз-два - и вдруг не стало большей их части! Ушел Горгон, ушли некоторые Моржоевы прихлебатели. Классы резко поменялись в составе.
Моржой не ушел - он оказался куда умнее, нежели я о нем думал. Каким то чудом, но он перешел в десятый класс. Но не в мой, а в параллельный, где у него еще оставались друзья и сподвижники.
Нельзя сказать, что мне так уж сильно полегчало, но, несомненно, зима закончилась, и началась оттепель. Я, впрочем, продолжал совершенствоваться.
Холодный остракизм некуда не делся - меня по-прежнему не держали за человека, но теперь это выражалось просто тотальным отсутствием общения. Я отвечал тем же.
Нехитрые школьные радости не представляли для меня никакого интереса. Женский пол я тоже обходил стороной (хотя некоторые одноклассницы, из тех, что появились у нас недавно, и находили меня интересным, видимо, считая мое молчание и отчужденность признаками наличия некоей интригующей тайны), по той простой причине, что подобного рода общение потребовало бы от меня нарушить некоторые из тех установленных мною же принципов, а значит, вновь стать уязвимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43