..
Тут я ударил его и он упал. Я орал, матерился, и снова и снова бил его, крыл его последними словами. Я выпал. Потерялся. Знакомая черная ярость была со мной.
Все было правильно. Степка принял сторону Сизого, Степка должен быть наказан.
Помню - кровища так красиво в воздух взлетала и в свете фонаря капли в воздухе блистали как черные бриллианты.
Не знаю, как получилось, но вместо Степки передо мной вдруг оказался сам Сизый, и, конечно, я принялся бить его с удвоенной силой. Так, что когда меня оторвали, он уже и не шевелился. Коллектив тогда сильно обиделся и тоже избил меня, так что я неделю не выходил из дома. Что ж, врагов много, а я один.
Совсем один, потому, что все от меня отвернулись. Предали меня, переметнулись на чужую сторону. Теперь со мной никто больше не хотел говорить, обходили за километр. Боялись и презирали. Бросали в спину "псих!" и "долбанутый!" Но мне плевать было - у меня ведь был Сизый.
Странно, Сизый не был моим другом. Он был злейшим врагом. Но то, что он был, существовал рядом, почему-то было для меня важным. В те тяжелые дни после драки я, наконец-то, понял свою цель.
Моя цель - его извести. Кажется, ради этого я и появился на этот говеный свет.
И знание это, проявившись, ярко вспыхнуло у меня внутри. Я понял, почему мне так легко дышится по дороге, почему воздух так прозрачен и жизнь такая полнокровная.
Просто это мое дело. Мое! Мы с Сизым связаны! Мы рождены, чтобы уничтожить друг друга!
И еще я понял, что за сожаление всплывало у меня во время истории с шоколадом.
Если Сизый умрет, светоч внутри меня погаснет, жизнь снова погрузится в спячку.
Я выполню свою программу, и остановлюсь как часы без завода. Как кукла, которой не играют выросшие дети. Как постаревшая мать, брошенная детьми в дом престарелых - жизнь без будущего, без смысла.
Но я должен его убить. А что будет потом - наплевать. Сизый нужен мне для того, чтобы жить. И я уверен - я нужен ему для того же. Пока мы схлестнулись в битве - мы по-настоящему живем. Все остальное - не существенно.
Мой отец говорил - у каждого в жизни должна быть цель.
Вырастить сына, посадить дерево, построить дом, убить Сизого.
Хороший враг стоит десяти друзей. Иногда всех друзей. Иногда всего на свете.
Сизый, я отдам тебе свой ужин. Я тебе все отдам, чтобы ты был сильным, потому что ты должен сопротивляться. Ты должен умереть, но не умирай так быстро. Ты должен драться. Пока жив ты, живу я.
Один или нет, но мой локомотив уже выполз на прямую и сейчас набирал ход.
Рельсы прямые и блестящие. Это хорошо, когда так, когда не надо выбирать свой путь. И я не собирался... и не собираюсь останавливаться.
Некому дернуть стоп-кран.
Сизый не сдох от яду, он умрет от чего-то другого. Это дело времени.
Приближалось первое мая, который теперь называется как-то по-другому, но попрежнему празднуется большой пьянкой, после большого же субботника. Субботник вечен, он всегда бывает в срок. Мы с граблями и лопатами выходим на уборку заводской территории. Скребем-грабим наши желтые обдерганные газоны, выносим мусор. Вот и я грабил в тот день, и Сизый вышел - бледный, скособоченный, но живой ведь! Я отдельно от всех - народ подальше от меня держался. Сизый - в толпе сочувствующих козлов с широкими, блин, улыбками обожания. Участок газона перед ними - порыжевших от всякой дряни, что на него проливали в течение года - метров, наверное, тридцать. Работники идут полосами - как комбайны в поле.
Пашут. Где-то по репродуктору музыка играет - веселая, не марши, как раньше.
На полосе Сизого я подбросил боевой фугас, скупленный в соседней войсковой части за смешные деньги. Счас время свободы, так ведь? Весь в камуфляже, остроносый, совсем не видный в травке-муравке. Мощный. Заряженный.
Помню этот день - тепло, ветерок дует, народ смеется, ну, праздник будет. И Сизый тоже смеется, шараша граблями перед собой, собирается к пьянке присоединиться к вечеру, демократ хренов! Где-то за забором песни орут, ну далеко так, и ор этот на музыку накладывается, да машины ревут на шоссе. Это совсем далеко.
Небо такое синее-синее. Солнце яркое. Все яркое. Праздник. Первое мая для меня день победы.
Сизый прошел свои метры и с маху ударил граблями фугас. И тот хлопнул.
Взорвался от души, на весь свой тротиловый эквивалент. Долбанул на всю округу!
Взвился дым, какие то хлопья земли, камни, все так заорали смешно, и в стороны побежали. А я все стоял, задрав голову, и смотрел, с широкой такой улыбкой, как у солнышка на картинке. Смотрел как разлапистой корявой свечой, черным огарком, крутясь, как ведьма на помеле, уходят в синие небеса обгорелые грабли Сизого.
Его самого сильно контузило, выбило зубы и оторвало средний палец на правой руке, так что фак он с небес теперь всем показывает. Его унесли, и я не думал, что он теперь вообще вернется на завод. Когда его волокли в медпункт, Сизый пытался что-то сказать, но теперь он так заикался, что не смог выдавить ни слова.
Я праздновал победу ровно один день, потому что второго мая того года прощальный подарок товарища начальника цеха настиг меня, как проклятье из могилы. Мой станок, до той поры работающий нормально, вдруг взбрыкнул и плюнул в меня сорвавшейся с креплений острой титановой заготовкой. Помню, она ударила меня и помню, как она звякнула о стену позади. Я не заикался, когда меня несли в медпункт. Я просто кричал.
Но все хорошо. Все хорошо, что хорошо кончается. Лечение прошло очень успешно, хотя и пришлось ехать в Москву, и провести здесь столько времени. Все, правда, замечательно. Я еду домой. Меня ждет место на моем заводе. Немного ниже - третья категория вместо первой. А ну и что? Я слышал, Сизый тоже выписался и работает там старшим технологом. Он меня не ждет.
А я вот здесь. Скоро буду там. У Сизого. Моего недруга. Мне надо с ним объясниться. Мы же цивилизованные люди! Умные, хитрые, выносливые. Наши отношения не сложились, так начнем все сначала. С чистой, типа, страницы. Зачем помнить старые обиды, когда мы, наконец, поняли, для чего мы живем! Новая жизнь!
Пусть все начнется сначала!
Ну, скажем, сначала я наступлю ему на ногу...
* * *
Стук-стук-стук... стук... ... стук... ... ... стук...
Стук!
- И что, это и есть твой смысл?
- Скажешь, нет?
- Вот это? В ненависти?
- Нет, Толич, смысл в борьбе. Надо понимать свое предназначение, блин. Это не всем дано. Не тебе, ни вот ему. Движение - жизнь. Пока борешься живешь.
Остановился, упал - считай все. Если только не успел подняться.
- Но жить ради того, что бы кого-то прибить... как-то это, у тебя, малость агрессивно получилось. Волки, и то убивают ради мяса.
- Волки убивают ради того чтобы жить. Вот и я, мож сказать, так делаю. Пытаюсь сделать. Только звери живут мясом, а я еще чувством. Мне эта ярость глаза открыла, с ней я зажил как человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Тут я ударил его и он упал. Я орал, матерился, и снова и снова бил его, крыл его последними словами. Я выпал. Потерялся. Знакомая черная ярость была со мной.
Все было правильно. Степка принял сторону Сизого, Степка должен быть наказан.
Помню - кровища так красиво в воздух взлетала и в свете фонаря капли в воздухе блистали как черные бриллианты.
Не знаю, как получилось, но вместо Степки передо мной вдруг оказался сам Сизый, и, конечно, я принялся бить его с удвоенной силой. Так, что когда меня оторвали, он уже и не шевелился. Коллектив тогда сильно обиделся и тоже избил меня, так что я неделю не выходил из дома. Что ж, врагов много, а я один.
Совсем один, потому, что все от меня отвернулись. Предали меня, переметнулись на чужую сторону. Теперь со мной никто больше не хотел говорить, обходили за километр. Боялись и презирали. Бросали в спину "псих!" и "долбанутый!" Но мне плевать было - у меня ведь был Сизый.
Странно, Сизый не был моим другом. Он был злейшим врагом. Но то, что он был, существовал рядом, почему-то было для меня важным. В те тяжелые дни после драки я, наконец-то, понял свою цель.
Моя цель - его извести. Кажется, ради этого я и появился на этот говеный свет.
И знание это, проявившись, ярко вспыхнуло у меня внутри. Я понял, почему мне так легко дышится по дороге, почему воздух так прозрачен и жизнь такая полнокровная.
Просто это мое дело. Мое! Мы с Сизым связаны! Мы рождены, чтобы уничтожить друг друга!
И еще я понял, что за сожаление всплывало у меня во время истории с шоколадом.
Если Сизый умрет, светоч внутри меня погаснет, жизнь снова погрузится в спячку.
Я выполню свою программу, и остановлюсь как часы без завода. Как кукла, которой не играют выросшие дети. Как постаревшая мать, брошенная детьми в дом престарелых - жизнь без будущего, без смысла.
Но я должен его убить. А что будет потом - наплевать. Сизый нужен мне для того, чтобы жить. И я уверен - я нужен ему для того же. Пока мы схлестнулись в битве - мы по-настоящему живем. Все остальное - не существенно.
Мой отец говорил - у каждого в жизни должна быть цель.
Вырастить сына, посадить дерево, построить дом, убить Сизого.
Хороший враг стоит десяти друзей. Иногда всех друзей. Иногда всего на свете.
Сизый, я отдам тебе свой ужин. Я тебе все отдам, чтобы ты был сильным, потому что ты должен сопротивляться. Ты должен умереть, но не умирай так быстро. Ты должен драться. Пока жив ты, живу я.
Один или нет, но мой локомотив уже выполз на прямую и сейчас набирал ход.
Рельсы прямые и блестящие. Это хорошо, когда так, когда не надо выбирать свой путь. И я не собирался... и не собираюсь останавливаться.
Некому дернуть стоп-кран.
Сизый не сдох от яду, он умрет от чего-то другого. Это дело времени.
Приближалось первое мая, который теперь называется как-то по-другому, но попрежнему празднуется большой пьянкой, после большого же субботника. Субботник вечен, он всегда бывает в срок. Мы с граблями и лопатами выходим на уборку заводской территории. Скребем-грабим наши желтые обдерганные газоны, выносим мусор. Вот и я грабил в тот день, и Сизый вышел - бледный, скособоченный, но живой ведь! Я отдельно от всех - народ подальше от меня держался. Сизый - в толпе сочувствующих козлов с широкими, блин, улыбками обожания. Участок газона перед ними - порыжевших от всякой дряни, что на него проливали в течение года - метров, наверное, тридцать. Работники идут полосами - как комбайны в поле.
Пашут. Где-то по репродуктору музыка играет - веселая, не марши, как раньше.
На полосе Сизого я подбросил боевой фугас, скупленный в соседней войсковой части за смешные деньги. Счас время свободы, так ведь? Весь в камуфляже, остроносый, совсем не видный в травке-муравке. Мощный. Заряженный.
Помню этот день - тепло, ветерок дует, народ смеется, ну, праздник будет. И Сизый тоже смеется, шараша граблями перед собой, собирается к пьянке присоединиться к вечеру, демократ хренов! Где-то за забором песни орут, ну далеко так, и ор этот на музыку накладывается, да машины ревут на шоссе. Это совсем далеко.
Небо такое синее-синее. Солнце яркое. Все яркое. Праздник. Первое мая для меня день победы.
Сизый прошел свои метры и с маху ударил граблями фугас. И тот хлопнул.
Взорвался от души, на весь свой тротиловый эквивалент. Долбанул на всю округу!
Взвился дым, какие то хлопья земли, камни, все так заорали смешно, и в стороны побежали. А я все стоял, задрав голову, и смотрел, с широкой такой улыбкой, как у солнышка на картинке. Смотрел как разлапистой корявой свечой, черным огарком, крутясь, как ведьма на помеле, уходят в синие небеса обгорелые грабли Сизого.
Его самого сильно контузило, выбило зубы и оторвало средний палец на правой руке, так что фак он с небес теперь всем показывает. Его унесли, и я не думал, что он теперь вообще вернется на завод. Когда его волокли в медпункт, Сизый пытался что-то сказать, но теперь он так заикался, что не смог выдавить ни слова.
Я праздновал победу ровно один день, потому что второго мая того года прощальный подарок товарища начальника цеха настиг меня, как проклятье из могилы. Мой станок, до той поры работающий нормально, вдруг взбрыкнул и плюнул в меня сорвавшейся с креплений острой титановой заготовкой. Помню, она ударила меня и помню, как она звякнула о стену позади. Я не заикался, когда меня несли в медпункт. Я просто кричал.
Но все хорошо. Все хорошо, что хорошо кончается. Лечение прошло очень успешно, хотя и пришлось ехать в Москву, и провести здесь столько времени. Все, правда, замечательно. Я еду домой. Меня ждет место на моем заводе. Немного ниже - третья категория вместо первой. А ну и что? Я слышал, Сизый тоже выписался и работает там старшим технологом. Он меня не ждет.
А я вот здесь. Скоро буду там. У Сизого. Моего недруга. Мне надо с ним объясниться. Мы же цивилизованные люди! Умные, хитрые, выносливые. Наши отношения не сложились, так начнем все сначала. С чистой, типа, страницы. Зачем помнить старые обиды, когда мы, наконец, поняли, для чего мы живем! Новая жизнь!
Пусть все начнется сначала!
Ну, скажем, сначала я наступлю ему на ногу...
* * *
Стук-стук-стук... стук... ... стук... ... ... стук...
Стук!
- И что, это и есть твой смысл?
- Скажешь, нет?
- Вот это? В ненависти?
- Нет, Толич, смысл в борьбе. Надо понимать свое предназначение, блин. Это не всем дано. Не тебе, ни вот ему. Движение - жизнь. Пока борешься живешь.
Остановился, упал - считай все. Если только не успел подняться.
- Но жить ради того, что бы кого-то прибить... как-то это, у тебя, малость агрессивно получилось. Волки, и то убивают ради мяса.
- Волки убивают ради того чтобы жить. Вот и я, мож сказать, так делаю. Пытаюсь сделать. Только звери живут мясом, а я еще чувством. Мне эта ярость глаза открыла, с ней я зажил как человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43